Легенда о двенадцати ковчегах
Шрифт:
Вскоре бурелом, сплошным ковром покрывавший землю, закончился, и они бодро зашагали по лесной чаще. Разве что Пучков все еще слегка прихрамывал. Густой мох мягко пружинил под ногами, звонко потрескивали сухие веточки. Постепенно группа разбрелась в стороны.
— Не расходитесь! — крикнул Бершинский. — Держитесь друг за другом.
Но было поздно. Еникеева, слишком отклонившаяся вправо в поисках ягод, тихонько ойкнула и внезапно исчезла.
— Арина! — позвал Прохор.
— Где она? — взволнованно спросил Бершинский, оглядываясь по сторонам и пересчитывая членов группы.
— Только что там
— Так, всем стоять на месте! — приказал профессор и, скинув рюкзак, осторожно двинулся в том направлении, куда показывал Прохор.
Не пройдя и двадцати шагов, он наткнулся на широкую яму с заросшими опавшей хвоей и мхом краями. Часть ее еще была прикрыта густым слоем тонких почерневших ветвей. Профессор встал на четвереньки, подполз к осыпающемуся краю и посмотрел вниз. Арина сидела на дне ямы и тихонько плакала.
— Ну что, попалась? — спросил Бершинский и, не сдержавшись, улыбнулся.
Еникеева подняла голову и разрыдалась.
— Сейчас мы вас вызволим. Вы ничего не повредили?
Арина покачала головой.
— Марат, Игнат, идите сюда, только осторожно, — позвал Бершинский.
Через несколько минут Еникеева уже сидела под деревом и, продолжая всхлипывать, пыталась очистить от грязи свой ярко-лиловый спортивный костюм.
— Ладно, не переживай, — попытался успокоить ее Бершинский, — с кем не бывает.
— Мы разве уже на «ты»? — подняла на него взгляд Арина.
— Простите, — смутился профессор.
— Да что вы! — Она, наконец, улыбнулась. — Я пошутила. Так даже как-то приятнее.
— Попрошу вас придерживаться моих рекомендаций и строго следовать приказаниям, — отвернувшись, произнес Бершинский и, взвалив на плечи рюкзак, зашагал прочь.
— Альберт Родионович! — крикнула Арина, догоняя его. — Прошу вас! Пожалуйста, извините. Я буду вас слушать. Правда.
— Хорошо, — бросил тот и продолжил путь.
Подтянулись и остальные члены экспедиции. Прохор нес на здоровом плече рюкзак Арины.
— Дай! — потребовала она и, взвалив рюкзак на спину, пошла за Бершинским.
9
Солнце уже клонилось к закату, когда путники пересекли широкое поле и остановились у небольшой рощицы, неподалеку от пологого холма, поросшего густым лесом.
— Лагерь разобьем здесь, — объявил Бершинский.
Он приказал сложить вещи и, взяв с собой небольшой топорик, повел группу в лес. Перебравшись через прячущийся в густой траве ручеек, они поднялись по склону холма и остановились у покоящегося в тени высоких деревьев, вросшего в землю огромного валуна. Профессор поднялся чуть выше по склону холма, затем спустился к валуну и попинал его ногой. Участники экспедиции озадаченно наблюдали за ним. Пучков, раскрыв рот, во все глаза смотрел на профессора, и во взгляде его угадывалось нетерпеливое ожидание.
Наконец Бершинский посмотрел вниз и объявил:
— Господа, я полагаю, что это здесь.
— Ура! — раздались восторженные крики.
По возвращении в лагерь профессор потребовал внимания:
— Друзья! Для успешной работы нам необходимо обустроить свой быт. Правильно организовать лагерь — это уже половина успеха экспедиции.
А потому я призываю вас со всей ответственностью подойти к этому важному вопросу. Прохор, вы с Маратом будете устанавливать палатки. Надеюсь, вам это не впервой. Я думаю, лучше всего будет установить их вон там, на краю рощицы. Вы, Игнат, отправляйтесь с Артемом за дровами. Постарайтесь сразу запастись на несколько дней, потом некогда будет этим заниматься. Ну, а мы с Ариной разберем вещи.И работа закипела. Больше всех суетился Пучков. На правах опытного археолога он, вместо того, чтобы заготавливать дрова, то и дело возникал в самых неожиданных местах, делал замечания и давал советы по поводу и без повода. Бершинский не стал унимать своего суетливого коллегу, только усмехался время от времени да покачивал головой.
Лишь однажды он подошел к Пучкову и шепнул на ухо:
— Тёма, не увлекайся.
— Альберт Родионович, вы о чем?
— Это же не студенты, а ты гоняешь их, как молодых.
— Ну, положим, тут все нестарые, — возразил Пучков. — И потом, думаю, им будет это полезно.
— Ладно, ладно. Остынь.
Но Пучков, словно бы не слыша его, вновь бросился руководить всеми процессами сразу. Когда Прохор сложил из булыжников нечто вроде очага, доцент вызвался развести огонь.
— Альберт Родионович, спички не одолжите?
— У меня, Тёма, только зажигалка. Лови.
— Нет, не пойдет, — сказал Пучков и бросил ее обратно Бершинскому. — Я люблю по старинке, спичкой. — Он нашел глазами присевшего на поваленное дерево и не спеша курящего Гилязова. — Марат, одолжи спички.
— Справишься? — поинтересовался тот, протягивая коробок.
— Ты за кого меня принимаешь? — возмутился доцент. — Знаешь, во скольких я экспедициях участвовал?
— Да я так, просто помочь хотел, — смутился Марат.
— Помочь он хотел, — ворчал Пучков, чиркая спичкой.
Однако истратил почти полкоробка, прежде чем костер наконец-то занялся.
К тому времени, когда солнце уже окончательно скрылось за горизонтом, палатки были установлены, а в импровизированном очаге весело полыхал огонь, над которым, подвешенный на рогулине, раскачивался котелок. Вода в нем громко бурлила, источая аромат вареной картошечки.
Путники еле дождались, пока Арина с профессором накроют на стол, которым служила постеленная прямо на траву цветная клеенка. Над столом был натянут брезентовый навес, на случай дождя. Вокруг расставлены маленькие складные стульчики — Бершинский настоял, чтобы их взяли с собой в поход, ибо сидеть на голой земле, особенно в прохладную погоду, небезопасно. Все безумно проголодались, поэтому на еду накинулись, не сговариваясь.
— Предлагаю это дело отметить, — произнес Игнат и поставил на «стол» бутылку «Столичной».
— Не возражаю, — сказал профессор и жестом предложил Игнату обслужить спутников.
Тот ловким движением откупорил бутылку и разлил горячительное по эмалированным кружкам.
— За успешное начало экспедиции и за ее успешное продолжение, — провозгласил Альберт Родионович.
— Ура! — закричал Пучков.
— Ура! — подхватили остальные.
В последующие несколько минут тишину сумерек нарушал лишь стук ложек, хрумканье, чавканье и блаженные вздохи.
Прервал молчание Игнат: