Легенда о Вращающемся Замке
Шрифт:
– Да какой уж я вам волшебник, - отмахнулся Дэрри.
– Будь я волшебник - взмахнул бы рукой, и эта нелюдь на месте бы в прах обратилась. Ничего подобного, впрочем, не произошло. Эльф лишь сказал, что видит во мне "крохи магии" - и не больше того. Видно, этих крох и хватило. Да и меч этот я таскаю от своего бывшего господина. Если он знался прежде с волшебницей - вдруг есть на нем какие-то чары. Прежде правда не появлялись, и на Броквольском поле мне не помогли. Может, моя кровь помогла. Может, эта дрянная ночь подсобила. Я не знаю. Я был бы рад, скажи это существо, что я великий чародей и пугаю его своим могуществом - но ничего подобного оно не сказало.
– Великий чародей, - сказал Гленан, явно уставший за минувший день, еще не выспавшийся толком и успокоенный хотя бы тем, что
– Не знаю, - признался Гледерик.
– Остромир, как ты считаешь, леший этот еще вернется?
– Не должен, - покачал венет головой.
– Я лично с такими созданиями не сталкивался. Но согласно всем преданиям, однажды изгнанный с позором и признавший свое поражение, фэйри такого рода обратно не приходит. Это для них вроде как против правил и против чести. Как для ловеласа волочиться за дамой, которая его на глазах у честного народа с гневом отвергла.
– Хорошее сравнение, - рассмеялся Дэрри.
– Так значит, ложимся спать все трое, без часовых? Лесной дух не вернется, а разбойников в этой чаще точно не водится.
– Нет, - сказал венет.
– Спать ляжете вы двое. А я подежурю до утра.
– С чего вдруг? Сами же сказали, что леший больше не придет.
– Если верить преданиям. А что, если они на этот счет врут? Нет уж, рисковать подобными вещами я не намерен. Мы и так оказались в большой опасности. Со мной были обереги, и я думал, что их хватит для нашей защиты, и все положенные заговоры я тоже произнес, когда разводил костер - но, видимо, этот фэйри оказался сильней. Так что посижу-ка я и пригляжусь к лесу.
– Это бессмысленно, - сказал Гледерик.
– Просидите хотя бы только свою часть дежурства, а потом будите Глена и ложитесь. Нет смысла одному куковать всю ночь над костром.
– Ну, может и разбужу, - сказал венет тоном, прямо утверждавшим обратное, - но сейчас вам лучше все же лечь отдыхать.
Дэрри шумно и демонстративно вздохнул, пробормотал что-то на предмет упертых упрямцев, и завернулся в свой плащ. Земля была холодная, но хоть какое-то тепло овечья шерсть, из которой плащ был сделан, все же давала. Гледерик лежал на боку, поджав к животу ноги, и какое-то еще время смотрел сквозь наполовину сомкнутые на несущего свое дежурство венета. До недавнего времени Остромир оставался для него загадкой. Сначала юноша воспринимал его как еще одного Гэриса Фостера - сурового и молчаливого вояку, у которого невесть что за душой. Но чем больше путешествовали вместе, тем больше Дэрри замечал, насколько седовласый венет от сэра Гэриса отличается. Он был вовсе не груб и не твердолоб, что, казалось, было бы ожидаемо для человека его рода деятельности. Напротив, Остромир проявлял обычно отменную вежливость и был по-своему даже деликатен, не чурался иронии, а его высказывания демонстрировали широкий кругозор. Видно было, что он куда более хорошо воспитан, чем можно было бы решить, глядя на его жесткое лицо и широкий разворот плеч.
Гледерик понял, что доверяет ему. Это было по-своему весьма непривычно - он мало кому сейчас доверял. Почти начал доверять Гэрису Фостеру - а тот оказался совсем не тем, чем казался с виду. Хотелось надеяться, что эта черта у Фэринтайнов не семейная. Мысли Дэрри невольно переключились на его покойного господина. Юноша понял, что ему на самом деле ужасно жаль, что сэр Гэрис оказался фальшивкой, просто маской, которую какой-то умелый интриган надел, исполняя свою роль. Гледерику ведь по-своему нравился Фостер. Раздражительный и сердитый, тот только и делал, что ворчал и ругался, и был способен врезать своему бедовому оруженосцу кулаком по челюсти - однако было в нем что-то, что внушало к нему привязанность. Он казался открытым и честным. А оказалось, все эти открытость и честность - просто инструмент в руках искусного лжеца. Обманка.
Гледерик пообещал себе, что если и случится однажды так, что ему придется достигать каких-то неправедных целей - то будет он это делать откровенно, с открытым забралом, не увиливая и не скрывая ни перед кем своих намерений. Так, казалось Дэрри, будет достойней. Никаких уверток, честно идти напролом.
Собственные мысли его, однако, оставались
противоречивыми и путаными. Он одновременно не одобрял поступков старшего Фэринтайна - и сожалел, что вышло так, как оно вышло в конечном счете."Я все же скучаю по Гэрису, - решил Гледерик.
– Он был мерзавцем и прохиндеем, но лучше бы он уцелел, а не наделал всей этой ерунды. Если разобраться, чего он добивался и чего вообще хотел? Занять место, которое занимал Хендрик. Почему нет, если Хендрик в самом деле оказался дрянным королем? Может, Гилмор распоряжался Эринландом бы разумнее кузена. И все же, должна существовать определенная грань. Вести под жертвенный нож родного брата - не так должен поступать король, даже руководствуясь высшими целями. Можно порой делать нечто недостойное, но тут вышел явный перебор. Сам бы я так никогда не поступил. Лучше сказать в лицо врагу правду - и посмотреть, что враг на это ответит, чем держать за спиной кинжал".
За своими размышлениями юноша и не заметил, как к нему подкралась дрема. Веки его сами собой полностью закрылись, Дэрри перевернулся на другой бок и в скором времени уже полностью уснул. Ради разнообразия, в этот раз ему совершенно ничего не снилось.
Хвойный лес вскоре сменился лиственным, ели и сосны уступили место березам и осинам, ясеням и дубам. Сейчас они уже почти все стояли облетевшие, и землю под копытами коней устилал густой ковер опавшей листвы. Сквозь голые ветки деревьев то и дело проглядывало ненадолго вынырнувшее из-за туч солнце, на излете осени внезапно порадовавшее путников последним, быть может, в уходящем году теплом. Маленький отряд проезжал густыми дубравами и светлыми березовыми рощами, берегами звонких, стремительных рек. Несколько раз приходилось на короткое время останавливаться, когда Остромир принимался поправлять маршрут, замечая, что дорога слишком сильно отклонилась к западу или к востоку.
Места вскоре пошли не такие дикие и нехоженые, как раньше. Путешественникам то и дело попадались то одинокие хутора, стоявшие на вырубках, то небольшие деревни, то торговые фактории, обычно расположенные по берегам рек. По воде местные обитатели предпочитали сплавлять дерево и пушнину в близлежащие города. Серебряные Леса, занимавшие обширную территорию между восточными рубежами Эринланда и западными провинциями Озерного Края, формально относились к вотчине венетского великого князя, однако заселены были негусто. Так уж сложилось испокон веку. Селились здесь в основном охотники и лесорубы. Вдоль тянувшегося с восхода на закат Большого Тракта стояло несколько достаточно крупных городов, таких, как Дебрев, однако до тракта еще только предстояло добраться.
Тем не менее, пару раз странникам удавалось заночевать под крышей, в попавшихся на их пути деревнях. Местные жители оказались вполне гостеприимны и охотно приняли их под свой кров. Это были спокойные и тихие земли, много лет не знававшие междоусобиц. Впрочем, об идущей на западе войне Гледерик и его спутники не забывали ни на минуту. Особенно напряженным сделался Гленан, и Дэрри уже старался лишний раз не заговаривать с ним, лишь бы только не попасть под горячую руку. Наследник графов Кэбри окончательно сделался взбудораженным и дерганым, и огрызался на каждое слово. Его можно было понять. До сих пор неизвестно было, что происходит в Эринланде, какой оборот приняли военные действия, удалось ли Эдварду Фэринтайну отстоять столицу.
На восьмой день после выезда из Ильмерграда Остромир сообщил, что до тайника Пяти Королей осталось всего ничего. Сначала, с самого утра, путешественники долго плутали по звериным тропам и нехоженому бурелому. Седовласый венет сделался как-то нарочито молчалив, только и делал, что постоянно хмурился, с особенной внимательностью оглядываясь по сторонам. Остромир спешился, держа коня в поводу, и провел Дэрри и Гленана парой неприметных оврагов. Несколько раз останавливался, возвращался назад по своим же следам и поворачивал в другую сторону. Был венет явно взволнован, и Гледерик ощутил, как и сам проникается стремительно сгустившимся в воздухе беспокойством. Неужели, подумал юноша, после всех этих однообразных дней, уже начавших утомлять своей одинаковостью, они все-таки добрались к своей цели?