Легенда об Ураульфе, или Три части Белого

Отпускать жар-птичку на волю для нас смертельно опасно. Без нее мы не можем светить и становимся беззащитны. Без жар-птички Луна не может нас разглядеть. А с пустотой в груди долго прожить невозможно. Я хочу, чтобы эти мысли въелись ваши мозги.

Слушайте дальше — про то, почему умерла Ассинда.

Враги оказались упорны, и Кариз воевал слишком долго. Он еще не вернулся, а для Ассинды настало время рожать. Серебристые женщины обычно рожают легко. Но Ассинда осталась без птички, и Луна ее потеряла.

Поэтому у Ассинды были трудные роды. Повивальные бабки сбились с ног, не зная, что делать. А Ассинда кричала, слабела — и не могла разродиться. Когда она захрипела, кто-то раздвинул ставни и распахнул окно. Луна нашла роженицу, и послышался детский плач. Но было уже слишком поздно, Ассинда скончалась.

Она сама виновата. Жар-птичка — источник нашего света — бесценный подарок Луны. Им нельзя распоряжаться бездумно. Поэтому ваши птички надежно заперты в клетках.

Но чтобы этот урок врезался в вашу память, вы оденетесь в черное. Траур покажет вам, что значит остаться без света. И в течение лунного года отсюда никто не уйдет».

* * *

— Юрулла, я должна тебе рассказать… Кое-что. Про Дариллу.

— Я уже говорила: это имя проклято в ските.

— Но я непременно должна. Иначе ты не поймешь, почему я боюсь за Аль.

Плести ловушки для снов — непростое искусство. Надо взять паутину, птичьего пуха, шерсти и побольше дремотных трав. Их скатывают в комок, перевязывают лунной нитью и расчесывают гребешком из еловых иголок. Чтобы сплести ловушку, требуется терпение и полная сосредоточенность. И Юрулла не станет отрываться для болтовни.

Однако ее молчание заставляет Анризу продолжить:

— Ты помнишь тот день, когда умерла Ассинда?

Юрулла плетет и плетет.

— Мы все обрядились в траур и продолжали плакать. А под вечер Дарилла попросила Лунную книгу.

— Она любила читать. Этого не отнимешь.

— Но ты знаешь не хуже меня: книге можно задать вопрос.

— Нет нужды разговаривать с книгой, если рядом ты или я. Разве есть такие вопросы, на которые мы не ответим?

— Есть такие вопросы, на которые ты и я не захотим ответить. — Анриза перевела дыхание. — Лунная книга хранит тепло размышлений. Несложно найти страницу, которую вопрошали.

— Анриза, а ты охотница до чужих секретов!

— Я тревожилась за Дариллу — после смерти Ассинды.

— Так что поведала книга? О чем ее вопрошали?

— Ассинда была в Угоре. А ключ, открывающий клетки, висит у тебя на шее. — Анриза вдохнула и выдохнула: — Дарилла спросила книгу, как можно выпустить птичку, не имея ключа.

Пальцы Юруллы впились в недоделанную ловушку.

— И что ответила книга?

— Что это бывает больно. Но боль — единственный страж, охраняющий клетку.

Пальцы Юруллы запнулись и стали двигаться медленно, голос сделался хриплым:

— Зачем мне это — теперь?

— Я хотела тебе рассказать… Но ты не давала сказать.

— Странница, что тебе надо? Ты меня обвиняешь? Будто я виновата в ужасном поступке Дариллы? В том, что она сбежала? В том, что ее следы затерялись в людской пустыне? В том, что нам неизвестно, жива ли она до сих пор? Это ты хочешь сказать?

— Не сердись на меня, Юрулла. Но ты велела Аль слушать Лунную книгу. Ей показалось этого мало, и она захотела полистать ее в тишине. А раздумья Дариллы, осевшие между строк, в книге никто не стирал. Аль может на них наткнуться.

— Аль ничего не грозит. Она не настолько умна, чтобы понять Дариллу. Ты все-таки вынудила меня произнести это имя.

Глава восьмая

Анриза не любит оводов, назойливых мух и москитов. Они докучают ей во время далеких странствий. А в ските ей докучают непрошеные воспоминания. И жалят эти воспоминания гораздо больнее оводов…

— Дарилла! Не отвлекайся. Мы ничего не успеем.

Им поручили подвесить колокольца небесным коровкам и еще кучу дел: в ските готовились к весеннему полнолунию.

С коровками они провозились пол-Солнца. И Дарилла никак не могла с ними расстаться. Коровки удобно расселись у нее на лбу и плечах. Дарилла вертелась, смотрела на свое отраженье в воде и дразнила Анризу:

— Анриза! Смотри! Ты видела такую красивую шапочку? А такую накидку? Не правда ли, мне идет?

— Мы ничего не успеем. Юрулла будет ругаться.

Дарилла притворно вздохнула, шепнула что-то и дунула — коровки всем пестреньким стадом поднялись в воздух.

— Смотри, смотри, как чудесно! Крылья — подарок Духов, правда, Анриза? Жалко, что люди не умеют летать.

— Когда-то умели.

— Ты шутишь?

— Нет. Юрулла рассказывала. Про белокрылый народ. Но это было давно — в Начале Старых Времен. Будто бы этот народ был носителем Знания.

— Они высоко летали?

— Наверное. Точно не знаю. У них были белые крылья. И все, кто жил на земле, могли на них любоваться. Говорят, что люди тогда делали меньше зла.

— А куда они делись?

— Не знаю. Куда-то исчезли. Может быть, переродились. Мало кто из народов, живших в Начале Времен, не растратил свое богатство. Поэтому Юрулла печалится из-за людей.

— Печалится? Не смеши. Она презирает их!

— Дарилла! Наша Юрулла… Она прожила три жизни…

— И каждая ее жизнь оказалась длиннее обычной. Потому ей доверили ключ, и она никому не дает спокойно уйти из скита. Слышала столько раз, сколько птиц в голубиной стае.

— Те, кто уходят из скита, сокращают срок своей жизни и отдают свой свет не Лесу, а человеку. А люди часто не знают, что с этим светом делать. Он рассеивается — в никуда. И Юрулле обидно.

— Если все серебристые будут жить при Юрулле, откуда в ските возьмутся новые девочки? — Дарилле очень хотелось запутать Анризу.

— Да, конечно. Я понимаю. Поэтому иногда кто-то уходит в мир. Это Лунный Закон позволяет. Но это не значит, что в ските появятся новые девочки.

— Ну, если родятся мальчики — это воля Луны.

— Нет, ты просто не знаешь. Лунный Закон очень строгий. Тот, кто уводит отсюда серебристую женщину, приносит страшную клятву — отдавать своих дочерей на воспитание в Орден. Но не все ее выполняют.

— Не все? Почему?

— Трудно отдать ребенка. Порою невыносимо.