Легенда Татр
Шрифт:
Марина, которая давно стояла на коленях, устремив глаза на пламя, склонила голову перед его величием.
Бог явился.
Старые боги услышали ее: они приходят на помощь против панов и ксендзов…
Старые боги неба и земли, вод и гор, лесов и священных рощ…
Старые боги, могучие и верные друзья человека…
Они плыли над ней во тьме, их лики колыхались, запах серы и жар молний возвещали о их присутствии. Грудь Марины бурно вздымалась. Она принимала их в себя, и это походило на таинство зачатия.
Вдруг, запыхавшись, еле дыша, вбежала в урочище Терезя.
– Марина! Нет у тебя деда, нет постели, нет ничего
– Как? Что?!
– Нагрянули злые люди, деда убили, кровати разломали, где что было – все забрали: одежду, сало, – ничего не оставили в доме! Пусто!
– Кто?
– Солдаты! Они и за мной гнались верхом, да я спряталась в Плазов погреб.
– За тобой гнались? – повторила Марина.
– Да! На конях. Человек десять. Только я из лесу вышла…
– А! – закричала Марина, вскакивая. – Это его солдаты! За мной приезжали! Это он, пан из Сенявы!
– Откуда ты знаешь?
– Бог мне сказал, что в облаке дыма сошел с неба! О священные боги! Вы меня покарали, и вы теперь меня призываете! Кровь за кровь! Его голова – за голову деда! За мой дом – его замок! Против сабель его – топоры! Гей!
Дикий, пронзительный вопль огласил окрестность. Головня, выхваченная из костра и поднятая над головой, осыпала Марину дождем искр.
– Гейхааа! – повторила она свой возглас. – Вот чего надо было, чтобы мужики пошли защищаться и мстить!
И она побежала.
– Куда пойдем? – спросила Терезя.
– К Озерам, к Собеку. Мстить! Мстить!
Это было на десятый день после появления Беаты Гербурт на пастбище у Озер.
Собек с девушками побежал вниз и собственными главами увидел опустошенный дом и труп деда. Он не сказал ничего и похоронил старого Топора. Сколотили ему гроб из гладко выструганных еловых досок и положили в гроб все, что он любил при жизни: старый разбойничий нож, старую, доставшуюся от прадеда запонку, которой застегивался ворот рубахи, и прекрасный, писанный на стекле образок, изображавший св. Цецилию, играющую на органе, и ангелов, которые слушают ее, держа в руках зеленые пальмовые ветви. А старый Топор Железный положил ему еще под голову горсть земли, потому что покойник был крестьянин и любил землю. Гроб заколотили, положили на телегу и повезли в Шафляры, в приходский костел. За телегой шли бабы, плача и причитая, как велит обычай, и мужики, молчаливые, ожесточенные, таившие в себе неистовый гнев.
Так шли они за гробом из Грубого через Ольчу, Поронин, Белый Дунаец в Шафляры, выбирая лучшие дороги, чтобы не трясти покойника.
Шел, пригорюнившись, маленький Кшись рядом с великаном Галайдой, который, поручив волов другому погонщику, пришел с Крулёвой горы на похороны. После похорон они пошли назад вместе и в Белом Дунайце зашли в корчму, к еврею, хорошо знакомому Кшисю, где с горя напились. А когда они вышли оттуда и пошли, держась за руки, домой, Кшисю стало жаль Галайду: нет у него ни жены, ни детей, приходится одному пасти летом волов, а зимой сидеть дома. И он как старый знакомый стал уговаривать Галайду:
– Знаешь, я тебя женю… Найду тебе бабенку хорошую, настоящую… Тебе баба нужна…
– Нужна, – с готовностью согласился Галайда.
– Я тебе найду!.. И не дрянь какую-нибудь, не пройдоху, с разными там вывертами… Мне тебя жаль… Кругом тебя одни только обсевки, одной рукой воду носят, другой – огонь.
Галайда вздохнул.
– Тебе баба нужна, – убежденно говорил Кшись. –
Я тебе поищу… Хозяйскую дочку, молоденькую, видную, красивую… Потому – ты человек!Галайда был растроган. Он остановился, облапил маленького Кшися огромными своими ручищами и липкими губами чмокнул его в самые губы. Потом они снова, обнявшись, тронулись в путь, и Кшись, покачиваясь, убеждал:
– Тебе баба нужна… Я знаю… Я тебе найду… Такую, чтоб душа у нее была – как вода, сердце золотое, ум – как волосы, а зад от бедра до бедра в полсажени… Бабу, как целая пивоварня!.. Потому – такую-то нетрудно найти, у которой костыли вместо ног…
Галайда уже всхлипывал, а Кшись продолжал:
– Когда я молодой был, за мной такие стадом ходили… Вино мне из Венгрии кувшинами носили… А я всех их ублажал… Не веришь? Тебе баба нужна… Я тебе найду… Потому – баба дрянь, а без бабы плохо… Про это мы не раз с покойником Топором говорили… Он был голова!..
Вдруг Кшись остановился, выпустил Галайду, потом загородил ему дорогу и сказал грозно:
– Вот это был мужик! Не то что ты, нищий!
Галайда приуныл.
Потом зашли они в корчму в Поронине, где застали Якуба Каркоса, такого же огромного, сильного и пьяного, как Галайда, и начали угощаться вместе. Через несколько минут Каркос без всякой причины дал Галайде в ухо так, что загудело, а Галайда дал ему сдачи. Кшись снял со стены гусли корчмаря и стал играть оравскую плясовую, которую любил покойный Топор:
До вершины высоко,
А до милой далеко…
Вскоре Галайда треснул по голове Каркоса, а Каркос – Галайду. Но все это без всякой злобы, только потому, что они были мужики здоровенные и вреда им это не причиняло. И так время от времени они дубасили друг друга, а Кшись все играл.
Потом стали чокаться жестяными кружками с водкой, потом пошли всякие церемонии: Каркос, как местный житель, хотел платить за Галайду и Кшися, а те за него.
А кончилось тем, что Галайда взял еврея под мышку и вынес его за дверь, Кшись ни с того ни с сего разбил окно и влез через него, а Каркос забрался за перегородку и лег спать на хозяйкину кровать.
– Я тебя женю, – опять говорил Кшись Галайде. – Тебе баба нужна… Чтобы она тебя почитала… Потому – ты человек!
Страшным гневом охвачена была вся горная область. Шляхта, гордая и упоенная победой под Берестечком, победой, одна весть о которой как будто подавила все крестьянское движение, вернулась домой, карала взбунтовавшихся мужиков и, «казалось, обезумела от негодования и жажды мести». Следствия и суды, особенно в Краковском воеводстве, были так жестоки, что из некоторых деревень все население бежало в горы и жило разбоем или переходило границу, под защиту Венгрии. Людям рубили головы, сжигали их, вешали, избивали, а дома обращали в пепел. Вспыхнул гнев и Топоров из Грубого.
Уже старый Миколай Топор из Мура, двоюродный брат убитого Ясицы, и старый Войцех Топор Лесной из Грубого, и Станислав Топор Железный из-под Красного Верха сходились на совещания. И все, жившие вокруг, – Уступские из Уступа, Муранцы из Мура, Лоясы из Пардулувки, Бульчики из Поронина, Бахледы из Бахлед, Залинские из Фурмановой, Хованцы из Тихого и влиятельные друзья их из дальних деревень: Новобильские из Бялки, Пары из Буковины, Яжомбки из-под Копы, – все, кто услышал весть о нападении панских казаков, об убийствах и грабежах, разделяли их возмущение.