Легенда

— Возможно, — сказал Сербитар. — Поговорим об этом позже. Сейчас мы беспомощны. Менахем будет следить за положением дел и обо всем уведомлять нас. Если они отложат покушение хотя бы на два дня, мы, быть может, сумеем помочь.

Рек посмотрел на Менахема — тот сидел у стола выпрямившись, закрыв глаза, и дыхание его было едва заметно.

— Он уже ушел?

Сербитар кивнул.

Друсс делал вид, что слушает речи с большим вниманием.

Трижды за время пиршества он слышал, как благодарны ему горожане, купцы, члены совета и судейские. Слабые души, с такой легкостью готовые похоронить Дренайскую империю.

Теперь, когда битва будет выиграна, говорили они, Дрос-Дельнох привлечет к себе путешественников со всего континента.

И к саге, сложенной Сербаром о Друссе, прибавятся новые строфы. Слова звучали, вино лилось, и восхваления делались все более выспренними.

Около двухсот самых богатых и влиятельных жителей Дельноха собрались в ратуше вокруг массивного круглого стола, где обычно решались государственные дела. Пир устроил Бриклин, глава купеческой гильдии, самодовольный коротышка, который весь вечер докучал Друссу разговорами, а теперь разразился самой длинной из всех прозвучавших доселе речью.

Друсс прилежно удерживал на лице улыбку и кивал в тех местах, которые считал подобающими. В жизни ему не раз доводилось присутствовать на таких церемониях — только обычно они устраивались не до, а после сражения.

Как и ожидалось, Друсс открыл празднество кратким рассказом о себе, заключив его бодрящим обещанием удержать Дрос, если солдаты проявят такое же мужество, как те, что сидят за этим столом. И вызвал громкую овацию, чего также следовало ожидать.

Как всегда в подобных случаях, пил Друсс умеренно, едва пригубливая прекрасное лентрийское вино, поставленное перед ним дородным трактирщиком Музаром, церемониймейстером этого вечера.

Друсс внезапно понял, что Бриклин закончил свою речь, и принялся бурно рукоплескать. Седовласый коротышка занял свое место слева от него, сияя и раскланиваясь.

— Прекрасная речь, — сказал ему Друсс. — Прекрасная.

— Благодарю вас. Ваша была еще лучше. — Бриклин налил себе вагрийского белого из каменного кувшина.

— Не правда. Вы — прирожденный оратор.

— Странно, что вы это говорите. Помню, когда я держал речь в Дренане на свадьбе графа Маритина.., вы его, конечно же, знаете? Так вот он сказал... — И пошло, и пошло. Друсс улыбался и кивал, а Бриклин вспоминал все новые и новые истории, подтверждающие его достоинства.

Ближе к полуночи, как и было задумано, старый слуга Дельнара Арчин подошел к Друссу и объявил достаточно громко, чтобы слышал Бриклин, что Друсс требуется на третьей стене для инспекции и размещения нового отряда лучников. Произошло это в самую пору. Друсс выпил за вечер один-единственный кубок вина, но голова у него шла кругом и ноги тряслись — он едва сумел подняться. Он извинился перед главой гильдии, поклонился собранию, вышел и за дверью прислонился к колонне.

— Что с вами, мой господин? — спросил Арчин.

— Скверное вино. Скрутило желудок хуже, чем от вентрийского завтрака.

— Вам бы прилечь, господин. Я передам дуну Мендару, чтобы он проводил вас.

— Мендар? С какой стати ему меня провожать?

— Я не мог сказать вам это в зале, господин, я сказал только то, что вы велели, но дун Мендар просил вас уделить ему минуту. Дело, по его словам, серьезное.

Друсс протер глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Желудок бурлил и отказывался повиноваться. Друсс подумал, не послать ли Арчина за молодым командиром «Карнака», но решил, что не надо — пойдут слухи, что Друсс слаб животом. Или, того хуже, что он не умеет пить.

— Может, воздух пойдет мне на пользу. Где Мендар?

— Он сказал, что будет ждать вас у таверны в переулке Единорога. Поверните направо у замка, а как дойдете до первой рыночной площади, около мукомола поверните налево.

Потом по Пекарскому ряду до оружейни и опять направо. Это и будет переулок Единорога — таверна находится в дальнем его конце.

Друсс попросил слугу повторить, оторвался от стены и нетвердыми шагами вышел в ночь. Звезды ярко сияли на безоблачном небе. Друсс вдохнул свежего воздуха, и желудок свело.

Он выругался, нашел у замка укромное местечко подальше от часовых, и его вырвало. На лбу проступил холодный пот, голова разболелась, зато желудок как будто утихомирился.

Друсс дошел до площади, отыскал мукомольную лавку и повернул налево. В Пекарском ряду уже пахло свежевыпеченным хлебом. От этого запаха старика снова замутило. Обозлившись на себя, он постучал в первую же дверь. Низенький толстый пекарь в белом полотняном переднике открыл и опасливо выглянул наружу.

— Я Друсс. Не найдется ли краюхи хлеба?

— Теперь едва перевалило за полночь — у меня только вчерашний, но, если подождете немного, поспеет и свежий. Что с вами? Вы весь зеленый.

— Знай неси хлеб, да поскорее! — Друсс ухватился за дверную ручку, чтобы не упасть. Что это за вино такое, черт бы его побрал? А может быть, дело в еде? Друсс терпеть не мог замысловатых блюд — слишком много лет он прожил на вяленом мясе и сырых овощах. Иного его натура не принимает — но такого, как сейчас, с ним никогда не случалось.

Пекарь вернулся рысцой с толстым ломтем черного хлеба и каким-то пузырьком:

— Выпейте это, у меня язва, и кальвар Син говорит, что оно успокаивает желудок быстрее всего остального.

Благодарный Друсс залпом осушил пузырек. Лекарство имело вкус угля. Он откусил большой кусок хлеба и опустился на пол, прислонясь спиной к двери. Желудок бунтовал, но Друсс, скрипя зубами, доел-таки хлеб — и через пару минут ему полегчало. Голова болела дьявольски и в глазах немного мутилось, зато ноги окрепли — пожалуй, короткий разговор с Мендаром он выдержит.

— Спасибо тебе, пекарь. Сколько с меня?

Пекарь хотел уже спросить два медных гроша, но вовремя смекнул, что у Друсса нет ни карманов, ни кошелька.

Он вздохнул и сказал то, что от него и ожидалось:

— С вас, Друсс, я денег не возьму.

— Очень великодушно с твоей стороны.

— Шли бы вы домой да выспались хорошенько. — Пекарь хотел добавить, что Друсс уже не юноша, но воздержался.

— Не теперь. Я должен повидаться с одним из моих офицеров.

— А-а, с Мендаром, — улыбнулся пекарь.

— А ты почем знаешь?