Легенда

Друсс проснулся, как от толчка, и обвел комнату голубыми глазами, раздувая ноздри в поисках опасности. Он потряс головой. Кто-то произнес его имя — но беззвучно. Друсс начертил над сердцем знак Когтя, но кто-то неведомый продолжал звать его.

На лбу у него выступил холодный пот.

Он перегнулся через постель и схватил со стула Снагу.

— Послушай меня, Друсс, — молил голос.

— Убирайся из моей головы, сын шлюхи! — взревел старик, скатившись с кровати.

— Я из числа Тридцати. Мы едем в Дрос-Дельнох, чтобы помочь тебе. Послушай меня!

— Уйди из моей головы!

У Сербитара больше не было выбора — боль была невыносима. Он оставил старого воина и вернулся на корабль.

Друсс с трудом поднялся на ноги, упал и встал снова.

Дверь отворилась, вошел кальвар Син.

— Я же велел тебе не вставать до полудня! — гаркнул лекарь.

— Голоса, — сказал Друсс, — голоса! У меня в голове!

— Ляг и послушай меня. Ты наш воевода, и все должны тебе повиноваться — на то и дисциплина. А я лекарь, и мои больные должны повиноваться мне. Что за голоса? Рассказывай.

Друсс опустил голову на подушку и закрыл глаза. Чудовищная боль терзала голову, и желудок до сих пор не угомонился.

— Голос был только один. Он звал меня по имени, а потом сказал, что он из Тридцати и что они идут нам на помощь.

— Это все?

— Да. Что со мной такое, кальвар? Раньше со мной никогда такого не случалось от удара по голове.

— Может быть, дело и правда в ударе: от контузии человеку порой являются видения и слышатся голоса. Но обычно это скоро проходит. Вот тебе мой совет, Друсс. Самое плохое, что ты сейчас можешь сделать, — это разволноваться.

Это грозит тебе потерей сознания, если не худшим. Удар по голове может доконать человека даже и через несколько дней.

Отдохни, успокойся, а если услышишь голоса снова, то выслушай их — можешь даже ответить. Только не тревожься.

Понятно?

— Чего ж тут не понять. Я обычно не кидаюсь в панику, доктор, но есть вещи, которые мне не нравятся.

— Я знаю, Друсс. Дать тебе что-нибудь, чтобы ты легче уснул?

— Нет. И разбуди меня в полдень. Я должен судить фехтовальный турнир. Да не бойся ты, — добавил Друсс, видя раздраженный огонек в единственном глазу лекаря, — я не стану волноваться и сразу после турнира отправлюсь обратно в постель.

За дверью ждали Хогун и Оррин. Кальвар Син сделал им знак молчать и увел их в соседнюю комнату.

— Я не слишком им доволен, — сказал он. — Он слышит голоса — а это дурной знак, поверьте. А так он крепок как бык.

— Ему что-то угрожает? — спросил Хогун.

— Трудно сказать. Утром я так не думал. Но он слишком напрягался последнее время, и сейчас это оборачивается против него. И он уже немолод, хотя об этом легко забыть.

— А голоса? — спросил, в свою очередь, Оррин. — Уж не сходит ли он с ума?

— Могу побиться об заклад, что нет. Он сказал, что получил известие от Тридцати. А князь Дельнар говорил мне, что послал к ним Вирэ с письмом — быть может, среди них есть вещун. Возможно также, что это был кто-то от Ульрика — среди его шаманов тоже есть вещуны. Я велел Друссу успокоиться и послушать, что скажут голоса, если они опять появятся, — а потом рассказать обо всем мне.

— Нам без старика не обойтись, — сказал Оррин. — Сделайте все, что в ваших силах, кальвар. Если с ним что-то случится, это для всех станет страшным ударом.

— Думаете, я сам не знаю? — огрызнулся лекарь.

Турнир завершился шумным пиршеством. На нем присутствовали все, кто вошел в сотню лучших. Офицеры и рядовые, сидя бок о бок, шутили, болтали и похвалялись почем зря.

Джилад сидел между баром Британом, который недавно разделал его под орех, и дуном Пинаром, который, в свою очередь, победил Британа. Чернобородый бар беззлобно ругал Пинара, уверяя, что деревянный меч уравновешен куда хуже кавалерийской сабли.

— Удивляюсь, как это ты не попросил позволения сразиться верхом, — сказал Пинар.

— Я просил — а они предложили мне потешного конька.

Все трое расхохотались, и весь стол, узнав, о чем речь, присоединился к ним. Потешным коньком называлось седло на палочке, которое возили туда-сюда за веревки, — оно служило мишенью при стрельбе из лука и на турнирах.

Вино лилось рекой, и Джилад понемногу расслабился. Он не хотел идти на пир, боясь, что, как человек простого звания, будет неловко себя чувствовать с офицерами. Только уговоры товарищей убедили его — как-никак, он единственный из «Карнака» вошел в сотню лучших. Теперь он был рад, что согласился. Бар Британ оказался заправским остряком, а Пинар, несмотря на свое происхождение — или благодаря ему, — сделал все, чтобы Джилад почувствовал себя среди друзей.

На дальнем конце стола между Хогуном и Оррином сидел Друсс, а рядом с ними — командир лучников из Скултика.

Джилад ничего не знал о нем, кроме того, что он привел в Дрос шестьсот лучников.

Хогун в полных парадных доспехах Легиона — в серебряном, инкрустированном слоновой костью панцире и черной с серебром кольчуге, неотрывно смотрел на серебряный меч, лежащий на столе перед Друссом.

На финальном поединке, где Хогун сражался с Оррином, присутствовало более пяти тысяч человек. Первый удар после четырех минут красивой борьбы нанес Хогун. Второй, обманув противника ложным выпадом, нанес Оррин. Хогун отвел было удар, но из-за легкого выгиба запястья деревянный клинок соперника скользнул по его боку. После двадцати минут поединка счет Хогуна стал два против одного, и до победы ему недоставало только одного очка.

Во время первого перерыва Друсс подошел к Хогуну, который, сидя со своими секундантами в тени первой стены, освежался разбавленным вином.

— Ты молодец, — сказал Друсс. — Однако и он хорош.

— Да, — согласился Хогун, утирая лоб белым полотенцем, — но правая у него слабее моей.

— Зато ты менее проворен, когда дело касается низких ударов.

— Это недостаток всех уланов. Мы ведь большей частью бьемся в седле. И он ниже меня ростом, поэтому здесь имеет преимущество.

— Верно. Оррину на руку то, что он дошел до финала.

Мне даже кажется, что его подбадривают громче, чем тебя.

— Ну, меня это мало волнует.

— Хочу надеяться. Однако солдатам полезно видеть, как хорошо проявляет себя в бою верховный ган. — Хогун поднял голову и посмотрел Друссу в глаза, а старый воин улыбнулся и вернулся к судейскому месту.

— Чего это он? — спросил Эликас, массируя Хогуну шею и плечи. — Хотел подбодрить вас, что ли?

— Ага. Разомни-ка мне предплечье — мускулы там совсем затекли.

Молодой ган заворчал, когда Эликас погрузил в его руку свои мощные пальцы. Неужто Друсс хочет, чтобы он проиграл? Нет, конечно же, нет. И все же...