Легенда
Шрифт:
робке из-под радиолы, за что Витьке тогда влетело
ой-ой!
Витька смотрел кино «Молодая гвардия» шесть раз,
я — девять, Сашка — пятнадцать. До восьмого класса
мы были грозой девчонок, а в девятом все трое влюби-
8
лись в Юнку. На почве ревности между Виктором и
Сашей произошла драка — и с этого времени наша
дружба стала меркнуть.
Нет, дело тут было не в Юнке, а в чем-то другом.
Например, комсомол.
Мы вступали в комсомол вместе,
лись ужасно, и Витька заявил, что это первый наш по-
настоящему важный шаг: будучи комсомольцем, в
жизни теперь легче продвинешься и большего достиг-
нешь, чем какой-то «несоюзный». С этого все и нача-
лось. Что значит продвинуться? И во имя чего вообще
существуем мы? Мы спорили вечера напролет, забыв
об уроках.
Сашка говорил, что, если понадобится быть таким,
как Александр Матросов, он будет им, потому что сло-
во «родина» для него святое слово. Витька ехидно спро-
сил: а когда же родина даст ему новую квартиру? По-
тому что Сашка с отцом жили в старом, готовом зава-
литься доме, в тесной комнатушке с прогнившим по-
лом. Им все обещали, обещали — и не переселяли.
Саша был самый высокий из нас, несуразный, рань-
ше всех начал говорить баском; в поступках своих —
очень прямолинейный. Задумав что-то, он долбил до
конца, пока не добивался своего. Это он, единственный
из нас, стал фотографировать с профессиональным уме-
нием; стал коротковолновиком и получал открытки от
радиолюбителей со всего света. Его отец работал на
Тормозном заводе, и Саша часто ходил к нему вытачи-
вать нужные детали, сам сделал себе тиски и оборудо-
вал в кладовке мастерскую.
Туда к нему всегда приятно было зайти: в тесной
клетушке под лестницей, в полутьме,— вороха желез-
ных пластинок, гайки, провода, запах кислоты, распо-
трошенный соседский приемник на верстаке, остано-
вившиеся часы с кукушкой, линза для телевизора,
9
опилки… Сесть и повернуться негде,— а в крохотное
оконце виден кусочек неба и соседний брандмауэр с
голубями.
Тут мы и собирались для споров. У меня негде бы-
ло. У родителей Виктора хоть и была большая кварти-
ра, и дача за городом, и они отвели Витьке даже от-
дельный «кабинет», но там почему-то нам бывало не-
уютно. А здесь мы могли кричать, не стесняясь, спо-
рить до хрипоты; Сашка одновременно мастерил, в
остервенении паял не то, что нужно и не туда, швырял
паяльник и махал кулаками.
Он больше брал чувством и ругался. Витька дони-
мал его жизненными примерами и доводами. Я пооче-
редно становился на ту или другую сторону.
Витька стал называть Сашку «патриот без шта-
нов»; тот отвечал более зло: «крыса без родины».
А после того как Витька очень нехорошо, цинично
отозвался о Юне и Саша разбил о его голову драгоцен-
ную телевизорную линзу, они открыто возненавидели
друг
друга и при встречах только тем и занимались,что кололи один другого едкими насмешками.
Мы с Витькой увлеклись коллекционированием ста-
рых монет — Саша к нам не примкнул. У него завелись
новые друзья, из заводских ребят. Саша и меня не звал
к себе. Может, потому, что перед экзаменами вообще
некогда было заниматься посторонними делами.
Мы с Витькой целые дни проводили в его «кабине-
те», гоняли друг друга по физике и химии. Однажды
решили отдохнуть, пошли в шашлычную, как вполне
взрослые люди, и Витька научил меня делать «ершик»
из пива, вина и водки; и мы вообразили, что пьем кок-
тейль. Мы опьянели так, что нас с позором вывели; по-
том мы долго искали Юнкин дом, чтобы засвидетель-
ствовать ей свое почтение; прошли мимо несколько
раз, но, к счастью, не нашли, а зато очутились каким-
10
то образом в Витькином «кабинете», где и проспали на
ковре до утра. Дома мать встретила меня слезами, она
уже звонила в милицию…
…Нет, все это прошлое. И нечего перебирать. С Саш-
кой наши пути окончательно разошлись; я даже не
знаю, собирается ли он куда-нибудь поступать. Витька
перебрался за город, готовится к экзаменам; я уехал,
не повидавшись с ним. В день отъезда получил от него
письмо, которое я перечитываю, лежа на третьей полке
поезда Москва—Владивосток,— вот и все, что осталось
у меня от прошлого.
ПИСЬМО ОТ ВИКТОРА
Милый Толька!
Не представляешь ты себе, как мне тут невесело.
Синусы не лезут в голову. Вокруг — стильные ребята,
девчонки в штанах гоняют по улице на велосипедах,
играют в волейбол, танцуют по вечерам под магнито-
фон — словом, развлекаются напропалую. Среди них я
один, как идиот, сижу и зубрю котангенсы, вызывая
насмешки.
Кому это надо? Почему моя судьба зависит от этих
проклятых котангенсов, которые я предпочел бы век не
видеть и не знать — и прожил бы без них хорошо? Все-
му виной наше увлечение радио — папахен вообразил,
что это мое призвание, и усиленно толкает меня в По-
литехнический, на радиофак. Но, честно говоря, я сам
не знаю, чего я хочу и в чем мое призвание. Ладно.