Легенда
Шрифт:
какая она громадная. Мы с бешеной скоростью едем, и
едем, и едем. Поезд уже стал домом родным, уже руки
24
и ноги затекли, и, выходя
на остановках, пошатыва-
ешься. Поля, леса, болотца,
равнины… И еще нет поло-
вины пути до Тихого океа-
на. Станции здесь
друг от дружки, а всё тя-
нутся равнины или обык-
новенные леса. Это такие
же края, как и всюду,
только шире, редко засе-
ленные, почти нетронутые.
Я смотрю в темноту, и
глазу все еще непривыч-
но: ни огонька, ни зарева. Лежит громадная, невообра-
зимая земля, дышит, цветет, кишит зверем и птицей,
блестит залежами и озерами — и ждет. Ждет людей.
Может быть, мы правы, что едем в Сибирь? Может, это
не беда моя, а счастье?
Я не знаю ничего, только мне не по себе. Сегодня я
впервые почувствовал Сибирь.
ОГНИ БОЛЬШОГО ГОРОДА
Сначала вдали посветлело небо. Потом мигнула яр-
кая точка. И вдруг неожиданные, сказочные посыпа-
лись огни. Поезд стучал, несся, а они всё сыпались и
сыпались вокруг, уже вся земля была залита ими. Вы-
шел, зевая, дядя Костя и взялся протирать поручни;
зажег фонарь и высунулся в дверь.
Тогда пришел Димка Стрепетов. Он был взъерошен-
ный и необычный. Он волновался. Мы подъезжали к
Новосибирску.
— Пойдешь со мной в город? — спросил он.— Ты
не знаешь, какой это город! Ой, ты же ничего не зна-
ешь!
Мы спрыгнули на перрон и через подземную гале-
рею побежали в вокзал. Меня ослепили люстры, мра-
мор, зеркальные стекла. Признаться, никогда в жизни
не видел такого дворца. Здесь все было очень удобно,
все под рукой, красиво и уютно. Несмотря на поздний
час, работали все киоски, ресторан, парикмахерская.
— У нас самый красивый в Союзе вокзал,— бор-
мотал Димка.— Дальше, дальше!
Мы выбежали на площадь и пошли по асфальту.
Было просторно, тихо и свежо. Пахло гвоздикой. Све-
тились кое-где окна в больших домах по ту сторону пло-
щади. Хотелось идти неторопливо, держаться прямо,
быть стройным и красивым.
26
— Вон там живет моя бабка,— волнуясь, показы-
вал Димка.— Какой я бестолковый! Я бы дал теле-
грамму — она бы встретила… А сестра вот тут, совсем
рядом, десять минут ходьбы. Ох…
— Слушай, а давай на такси,— предложил я.—
Поезд стоит пятьдесят минут. Успеем!
— На такси? — Он испуганно посмотрел мне в гла-
за.— Нельзя. Ты ничего не понимаешь… Скажи, кра-
сивый город, а, красивый? Ну, говори! Это же Сибирь!
Ты понимаешь? Говори! А?
Ну не умею я вслух восторгаться. Красивый. Да.
Очень. И
мы молча стояли на площади. Димка пере-живал, а я смотрел, слушал и дышал запахами гвоз-
дики.
Почему он не хотел взять такси? Чего я не понимал?
Я не узнавал Димку. Он тащил меня к вокзалу, потом
останавливался, смотрел и опять бежал.
Воротились в душный наш вагон. Здесь Димка
схватил вдруг свой заплечный мешок и ринулся к вы-
ходу. Я едва догнал его и схватил за полу:
— Куда?
— Сойду!
— Ты с ума сошел! А договор?
— Пусть ищут. Пока найдут, заработаю — отдам
подъемные. Пусти!
— Димка, что ты?
— Пусти!
— Сядь. Успокойся. Зачем же ты ехал? Про что
думал? Ну, поработаешь на стройке — вернешься. Ну,
не будь сумасшедшим!
Он сел, уронив мешок, и поглядывал то в одно, то
в другое окно. Поезд еще стоял. Диктор объявлял: «Че-
рез пять минут отправляется… Провожающие, проверь-
те, не остались ли у вас билеты отъезжающих…» Нуж-
но задержать Димку на эти пять минут. Я держал. Не
27
помню, что говорил, да он и не слушал. Наконец поезд
тронулся, и опять посыпались огни. Мало-помалу они
поредели, исчезли, и потянулась тьма.
Возможно, виноваты Димкины тоска и волнение, но
у меня осталось от Новосибирска волнующее чувство,
как от чего-то прекрасного и сказочного.
— Ну, зачем ты хотел сойти?
— А ты знаешь, куда мы едем? Там и медведь по-
дохнет…
— Ты боишься?
— Подожди, сам еще десять раз захочешь бежать,
да не сможешь. Боюсь, да! Что дальше?
Неужели это Димка Стрепетов? Наш строгий, взрос-
лый, упрямый командир? Я не мог поверить его сло-
вам.
— Слушай, Димка, ты что-то врешь…
— Да, вру! И не спрашивай больше. А Новоси-
бирск — лучше Ленинграда, лучше Москвы, да! Когда-
нибудь вся Сибирь будет такая, понял? У меня на стан-
ции Тайга есть друг. Сойду там и вернусь. Вернусь!
Дима сказал «вру», но мне все-таки стало не по себе.
Я ничего не понимал.
Стучали колеса. Беззаботно разметавшись, спал
одетым толстяк Лешка, и поминутно его хромовые са-
пожки упирались нам в колени. Обнимая свои узелки,
беспокойно ворочался жадюга Григорий. Иван Бугай
приподнялся, бессмысленно уставился на нас, потом
пробормотал: «Заткнитесь, идолы», почесался и за-
храпел себе дальше сном правильного и обстоятельно-
го человека.
А мы сидели и толковали: нужно себя пересилить
или нет? Я не был твердо уверен, что нужно, но почи-
тал своим долгом держать Димку. Он рассказал мне о
своей жизни, о том, как он работал на паровозе и как
едва не проехал красный светофор, как потом служил
23
в армии. После армии он вернулся в Новосибирск и
влюбился в девушку, которая работала в геологических