Легенды и сказы лесной стороны
Шрифт:
хали его келейницы, в тепло внесли, отогрели и при
себе оставили. А когда дитя-девчоночка повыросла,
отдали ее в дочки на Верхний посад. Там, у прием-
ных родителей, и выросла краса Настенка, умелица
да искусница.
В те лета Низовской землей князья Кирдяпы пра-
вили. Вот прослышали басурманы-ордынцы о неладу-
хах между Кирдяпами и задумали Низовский Нов-
город захватить, людей полонить. Подошло войско
ордынское, вплотную ко граду подступило и кругом
обложило.
жане и посадские заодно с воинами. Вражий приступ
отражая, из луков стреляли, копья метали, круглые
бревна с горы на басурман скатывали. Запоет стре-
ла — сразит ворога, просвистит копье — насквозь
проткнет, к сырой земле пришьет, а бревно покатит-
ся — целую ораву, что траву, примнет! А тех, что по
лестницам на стены карабкались, горячей смолой по-
ливали. И сражались низовцы от старого до малого,
помогая воинам. Но всех смелее и сноровистее в бит-
ве была Настенка-краса, посадского приемная дочь.
И копья, и камни метала, и кипящей смолой супос-
татов поливала, билась, не жалея себя. Лицо и глаза
ей огнем опалило, руки смолой обварило, но она, как
здоровая, приступ врага отбивала.
Вот заметили это басурманы, сговорились, и наце-
лились в девчоночку разом сорок самых метких вои-
нов. И упала Настенка, сраженная стрелами калены-
ми. Горевать да плакать над ней было некогда, вра-
чевать-колдовать некому. И то ладно, что не затоп-
тали в суматохе намертво. Так и лежала до той поры,
как вражья орава передохнуть отвалила. Ходила в
тот час по крепости побирушка Улита, что в черной
избе жила, лен пряла и полотна людям ткала. По
крепости ходила, берестяной бурачок к губам ране-
ных подносила — напиться давала, а мертвым глаза
закрывала. Вот и набрела она на отроковицу-девчо-
ночку. Лежит пластом со стрелой в щеке, руки смо-
лой сварены, широко раскинуты, один глазок закрыт,
другой кровью налился, чуть глядит. Склонилась над
ней Улита, прислушалась, и слышит, стучит в теле
жива душа, потукивает. Змею-стрелу из щеки девчо-
ночки выдернула, другую из шейки, третью из плечи-
ка. Закапала, побежала из ран кровушка. Тут веки
у девушки дрогнули, руки землю царапнули, и глаза
сквозь опаленные ресницы глянули. Перекрестилась
старая Улита радостно: «Вот и жива душа!» Из сумы
черепяночку достала, пошептала над ней и три раза
глотнуть Настенке дала. И в свою черную избу на
Мостовую улицу на закукорках отнесла.
Побилась, побилась о стены басурманская рать да
и отхлынула от города без победы и добычи. Тихо
радовались тому люди старые да разумные. А озор-
ные да шальные головы во след басурманам
по-лоша-диному игогокали, поросятами визжали, голышами
себя показывали и срамили их всячески, кто как
умел. Потом погибших хоронили, пропавших разыс-
кивали. Только красу Настенку искать было некому.
Погибли ее приемные родители от басурманских стрел.
Долго искалеченная девушка в Улитиной избушке-
отлеживалась. Добрая старуха ее травами да нагово-
рами лечила, а молодая кровь своей целебной силуш-
кой. И поднялась Настенка на ноги, бродить начала.
Но остались на лице багряные пятна от ожогов, от-
стрелы дыра в щеке, правый глаз слезой исходил, а
левый чуть-чуть на свет глядел. Обваренные руки по-
зажили, но так и остались неприглядными. Стала Нас-
тя калекой непригожей, и глядели на нее люди со
страхом и жалостью. И никто не признавал в ней ту
посадскую девчоночку, что на весь низовский град
красой и рукодельем славилась. Выйдет убогая на от-
кос на Волгу взглянуть, а как завидит кого, словна
мышка в норку, в Улитину избу схоронится, чтобы
страшным видом своим людей не пугать. А при неча-
янных встречах головку низко склоняла, дыру в щеке
прикрывала, либо стороной людей обегала. И больно, и
страшно ей было теперь встретиться с молодым кня-
зем Кирдяпичем. Не он ли при встречах, не сходя с
коня, дорогие кольца да серьги к ее ногам бросал,,
нежно ягодкой да касаткой величал и княгиней на-
звать обещал. А теперь проедет мимо и оком не по-
ведет, словно не девица, а карга убогая да болезная:
встретилась. Только в работе изнурительной и нахо-
дила Настя себе радость и утешение от горьких дум.
Обносились да обгорели одежкой горожане, от беды
обороняясь, и теперь спохватились посадской умели-
цы, что всем рукодельем служила. Куда запропала
девка-краса, сноровистые руки, что полмира обши-
вала?
Но скоро разнеслась молва о безродной умелице
на Мостовой улице. «Шьет одежку нарядную, строчит
и полотенца, и рушники, и столешники, а малышам:
такие пошивает рубашечки, что те в них как на опаре
растут и хвори не знают!» И бабы, и молодухи, горо-
жанки и посадские — все узнали тропу к Улитиной
избушке, где трудилась на радость людям добрая уме-
лица. И радовалась старая карга Улита:
— Вот какая слава пошла о тебе, моя печальница!
С твоими-то руками жить да не тужить, а что ликом
стала уродлива — о том забыть пора!
Вот как-то повстречала Настя на улице молодого
Кирдяпича. Борзого коня за уздечку ухватила, оста-
новила и стала перед княжичем: «Вспомнит ли, уз-