Легенды Львова. Том 1

С этим своим новым талантом и отправился корчмарь как-то вечером на Яновское кладбище, умостился себе на холмике и притворился, что спит. Ровно в полночь он услышал, как скрипят кресты и скрежещут, открываясь, гробницы, бухают каменные плиты, а из могил встают с шумом мертвецы. Все происходило именно так, как рассказывал Илько. Мертвецы сначала сами себе старались подыграть кто на чём, а когда увидели человека на холме со скрипкой под головой, то так обрадовались, что сил нет. Мигом подскочили к нему, разбудили и стали просить им сыграть.

Корчмарь не заставил себя долго уговаривать и весело ударил смычком по струнам. Как уж он там ни играл, а для мертвецов и пиликанье было похоже на музыку, так что они потанцевали на славу. А как только запели первые петухи, мертвецы подхватили корчмаря на руки и потянули за собой. Он защищался как мог, обещал прийти сюда и в следующую ночь, предлагал им самое ценное, что имел – свой горб, но мертвецы уже не позволили оставить себя в дураках. Они попрыгали в свои могилы, прихватив корчмаря, и земля над их головами сомкнулась.

Воскресшие девушки

Жил себе на Лычакове один крупчатник, который любил после удачной сделки поразвлечься в корчме. И не раз приходилось ему, засидевшись допоздна, возвращаться домой мимо Лычаковского кладбища, потому что это был самый короткий путь. Может, кто-то, идя мимо могил и мрачных крестов, и дрожал от ужаса, но не наш крупчатник. Где уж там! Он себе шел вразвалочку, ещё и напевал.

А однажды он был так пьян, что упал на чью-то могилу и сразу же захрапел. Проспался, встал, оглянулся вокруг, да и почесал в затылке: вот так приключение! Уже начинало сереть, и крупчатник собирался было идти домой, как вдруг заметил какой-то белый призрак, который двигался прямо к нему.

 – Это что за беда? – удивился он.

А тот подходит ближе и говорит таким холодным голосом, что аж мороз по спине пробегает:

 – Пусти меня в могилу.

Но крупчатник, как я уже говорил, был не из пугливых и отвечал:

 – А ты кто такой?

 – Я мертвец. Это моя могила.

 – Хорошо, пущу, если скажешь, куда ходил.

 – Нет, мне нельзя об этом говорить.

 – Нет так нет, ищи себе другую могилу, а мне эта по душе.

Делать нечего, пришлось мертвецу рассказать, что ходил он мимо человеческих домов и увидел в окне двух молодых девушек, которые пряли и пели. И такие они были хорошие, что мертвец взял и навеял на них вечный сон.

 – А как ты это сделал?

 – Не могу сказать.

 – Тогда иди прочь.

 – Хорошо, скажу. Я заплёл каждой косу и вставил в волосы такие шпильки, что они будут спать и спать.

 – А как их оживить?

 – Ой, этого у меня не спрашивай. Не могу сказать, потому что тогда уже никогда не выйду из могилы.

 – А что лучше: не выйти из могилы или не войти назад?

 – Не войти назад, потому что как только петух запоёт, а солнце меня застанет, я исчезну без следа.

 – Ну вот видишь, тебе придётся сказать.

 – Хорошо, скажу. Надо расплести косы и вынуть шпильки.

Тогда только крупчатник встал и пустил мертвеца в могилу. Только мертвец вскочил в неё, как прозвучало кукареканье.

Уже не пошёл крупчатник домой, а подался к тому дому, где лежали мёртвые девушки. Нашёл его сразу, потому что плач, который оттуда раздавался, был слышен по всей округе. Но когда крупчатник зашёл в тот дом, то стал громко смеяться.

 – А чего это ты, дурак, хохочешь? – пришёл в негодование отец покойниц. – У меня такое горе, а тебе смешно? Ну-ка убирайся откуда пришёл, потому что как возьму палку, то голову раскрою.

 – Э, не так скоро. Я смеюсь потому, что девушки так крепко заснули, что никто их не разбудит.

 – Какое там заснули? Они умерли. Убирайся отсюда!

 – А вы пробовали их будить?

Все присутствующие только перешептывались: что это за сумасшедший явился, что такое мелет?

 – Вот я сейчас их разбужу, – и с этими словами подошёл он к покойницам и быстренько расплёл им косы и повыдергивал шпильки. Девушки открыли глаза и зашевелились. Все присутствующие стали креститься, а когда девушки встали и заговорили, радости не было границ.

Ужин с мертвецом

Шутить с мертвецами – опасное дело. Илько, который жил на Лычакове и торговал крупами, поздно вечером возвращался из кабака, немало выпив. А идя мимо кладбища, заметил возле дерева какого-то человека, который стоял неподвижно.

 – И охота тебе вот так стоять? – спросил Илько. – Айда лучше ко мне на ужин. Ещё настойки шарахнем.

Человек молча побрёл за Ильком. В доме уже все спали. Илько провёл гостя на кухню, поставил на стол миску фасоли со шкварками, налил по пять капель.

 – Пей, брат, ешь, не стесняйся.

Но гость молчал и лишь смотрел, как Илько уплетает фасоль. Наконец отозвался:

 – Отведи меня обратно на то место, откуда забрал.

Илько пожал плечами и послушно оправил гостя на кладбище. На прощание тот сказал:

 – Завтра в то же самое время и на том же месте мы встретимся. Теперь твоя очередь прийти ко мне на ужин.

Илько на следующий день на трезвую голову всё рассудил, и его охватил страх. Теперь он уже догадывался, кто у него гостил. В тот вечер он уже никуда не шел и рано лёг спать. Но вскоре после полуночи раздался стук в окно, и глухой тоскливый голос позвал:

 – Илько! Илько! Ужин стынет!

Жена толкнула Илька:

 – Кто-то тебя зовёт! Кто это может быть?

Мороз пошёл у него по коже:

 – Цыц. Не откликайся.

А тем временем кто-то шкряб, шкряб, шкряб:

 – Илько! Илько! Я у тебя был, и ты ко мне приходи!

Наконец Илько встал с кровати, оделся и сказал жене:

 – Не даст нам этот призрак спокойно спать. Я должен идти.

 – Глупый, не иди! – перепугалась женщина. – Поскребётся и пойдёт себе.

 – Ой, не думаю, что он так просто уйдёт. Ну, Господи, благослови, – перекрестился Илько и вышел из дома.

Вчерашний гость сразу направился в сторону кладбища, и Илько уже мысленно простился с жизнью. На кладбище они прошли немного по тропе и оказались перед высоким склепом. Дух отодвинул большую каменную плиту, и перед ними появился вход. Илько ступил за духом в черноту. Там стоял тяжёлый запах влаги, смешанный с дымом свечей.

В глубине склепа слабо мигало несколько тоненьких восковых свечек, а вокруг полуистлевшего, обросшего мхами гроба сидели две молодые панны, одна женщина постарше и ещё какой-то пан.