Легенды о Христе (с илл.)

– Возвращайся туда, откуда ты пришла, – сказали они ей. – Если ты была больна, то должна остаться больной весь свой век. Ты не смеешь приходить сюда в город, чтобы не заразить нас всех своей болезнью.

Она же сказала им:

– Я знаю, что я здорова, потому что пророк из Назарета возложил свою руку мне на чело.

При этих словах девушки все они закричали:

– Кто он такой, что может нечистых делать чистыми? Все это одно ослепление, исходящее от злых духов. Возвращайся обратно к твоим родным, иначе ты погубишь всех нас!

Они не захотели считать ее исцеленной и не позволили ей оставаться в городе. Они объявили, что всякий, кто окажет ей гостеприимство, будет считаться зараженным.

Когда священники изрекли такой приговор, девушка обратилась к человеку, встретившему ее в поле, и сказала:

– Куда мне теперь идти? Неужели мне придется вернуться снова в пустыню, к больным?

Но он посадил ее к себе на седло и ответил:

– Конечно, ты не должна возвращаться к больным в их пещеры, лучше уедем с тобой отсюда за море, в иную страну, где нет законов для чистых и нечистых. – И они оба…

Но тут раб поднялся и прервал его.

– Тебе незачем дальше рассказывать, – сказал он. – Лучше пойдем, проводи меня немного, так как ты знаешь, конечно, дорогу в город, чтобы мне еще сегодня отправиться обратно, не дожидаясь утра. Император и Фаустина должны узнать тотчас, не теряя времени, все, что ты рассказал мне.

Когда виноградарь проводил раба и, указав ему дорогу, вернулся в хижину, его жена еще не спала.

– Я не могу уснуть, – сказала она, – я все думаю о том, как встретятся они оба: один, который любит всех людей, и другой, который их ненавидит. Кажется, эта встреча должна перевернуть весь мир.

* * *

Старая женщина словно помолодела от надежды, что, быть может, удастся спасти Тиберия. Без труда перенесла она далекое морское плавание до Яффы, а дорогу до Иерусалима она совершала не в носилках, а верхом. Казалось, она переносит трудное путешествие так же легко, как и благородные римляне, солдаты и рабы, которые составляли ее свиту.

Это путешествие от Яффы до Иерусалима наполнило сердце старухи радостью и светлой надеждой. Была весна, и Саронская долина, по которой они ехали в первый день пути, представляла собою сверкающий ковер цветов. И на второй день путешествия, когда они уже вступили в Иудейские горы, цветы не покидали их. Все разнообразные холмы, между которыми вилась дорога, были покрыты плодовыми деревьями, стоявшими в полном цвету. Когда путешественники уставали глядеть на бледно-розовые цветы персиковых и абрикосовых деревьев, глаз их мог отдохнуть, любуясь молодыми побегами винограда, пробивавшимися сквозь темно-коричневые лозы. Они так быстро росли, что, казалось, можно было чуть ли не глазом видеть их рост.

Но не только цветы и весенняя зелень делали это путешествие очаровательным. Более всего привлекали внимание разнообразные толпы народа, попадавшиеся в это утро по пути в Иерусалим. Со всех дорог и тропинок, с одиноких вершин и из самых отдаленных уголков долины шли странники. Выйдя на большую дорогу в Иерусалим, отдельные путники соединялись в большие толпы и отсюда шли радостно все вместе. Вокруг одного старика, ехавшего на верблюде, шли его сыновья и дочери, зятья и невестки, и все его внуки. Это была такая огромная семья, что она составляла целый маленький отряд. Одну старушку, которая была слишком слаба, чтобы идти пешком, сыновья посадили на плечи; гордая своими детьми, она подвигалась так сквозь почтительно расступавшуюся толпу.

Это было действительно такое утро, которое могло наполнить радостью даже самое удрученное сердце. Небо, правда, было не совсем ясно, а покрыто легкими серовато-белыми облаками, но никому из путников не приходило в голову огорчаться этим, так как таким образом смягчался палящий резкий блеск солнца. Под этим затуманенным небом благоухание цветущих деревьев и молодой листвы уносилось не так быстро, как обыкновенно, в пространство, а как бы ложилось кругом по пути следования. И этот дивный день, своим бледным светом и неподвижным воздухом несколько напоминавший мирный покой ночи, казалось, создавал какое-то особенное настроение, так что все шли вперед радостно и торжественно, напевая вполголоса древние гимны или играя на своеобразных старинных инструментах, звучавших как жужжание мух или стрекотание кузнечика.

И, подвигаясь вперед вместе со всеми этими людьми, старая Фаустина заражалась их бодростью и их радостью. Она то и дело подгоняла своего коня и, обращаясь к молодому римлянину, ехавшему рядом с ней, сказала:

– Сегодня ночью я видела во сне Тиберия, и он просил меня не задерживаться в пути, а достигнуть Иерусалима непременно сегодня. Мне кажется, боги хотели этим сном внушить мне, что надо приехать в Иерусалим в такое прекрасное утро, как сегодня.

В это время они достигли вершины гребня длинного горного хребта, и Фаустина невольно придержала коня. Перед ней лежала большая глубокая котловина, окруженная живописными холмами, а из темной, тенистой глубины ее выступали могучие скалы, приютившие на своей вершине Иерусалим.

И тесный горный городок, своими стенами и башнями венчавший, словно драгоценной короной, плоскую вершину скалы, в этот день, казалось, бесконечно разросся. Все окрестные холмы, поднимавшиеся в долине, покрылись цветными палатками и оживились людским говором.

Фаустина видела, что все население страны направляется в Иерусалим, чтобы праздновать какой-то великий праздник. Жители более отдаленных местностей прибыли заранее и разбили уже свои палатки. А живущие вблизи Иерусалима еще только подходили. Со всех сторон спускались они теперь с холмов непрерывным смешанным потоком белых тканей, песен, праздничного сверкающего веселья.

Долго смотрела старуха на надвигающиеся толпы и на длинные ряды палаток. Затем она обратилась к ехавшему рядом молодому римлянину:

– Должно быть, Сульпиций, весь народ пришел в Иерусалим?

– Это так и есть, – ответил римлянин, которого Тиберий назначил сопровождать Фаустину, потому что он несколько лет жил в Иудее. – Они празднуют теперь большой весенний праздник, и в это время все, и стар и млад, направляются в Иерусалим.

Фаустина на мгновение задумалась.

– Я рада, – сказала она, – что мы прибудем в город именно в день народного праздника. Это служит важным предзнаменованием, что боги покровительствуют нашей поездке. Не думаешь ли ты, что и тот, кого мы ищем, пророк из Назарета, тоже придет в Иерусалим, чтобы принять участие в празднестве?

– Ты права, Фаустина, – ответил римлянин, – он, вероятно, в Иерусалиме. Это действительно милость богов. Как ты ни крепка и ни сильна, ты можешь все же считать себя счастливой, что тебе не придется совершить в поисках пророка далекое и утомительное путешествие в Галилею.

Затем он подъехал к проходившим мимо путникам и спросил, не знают ли они, не в Иерусалиме ли пророк из Назарета?

– Мы видели его там каждый год в это время, – ответил один из них. – Наверно, он и в этом году пришел туда, потому что он богобоязненный и праведный человек.

Какая-то женщина протянула руку и указала на холм, лежавший на восток от города.

– Видишь ты, – сказала она, – горный склон, поросший масличными деревьями? Там обыкновенно галилеяне раскидывают свои палатки, и там ты можешь получить самые верные сведения о том, кого ищешь.

Они продолжали путь и спустились по извилистой тропинке в глубину долины, затем начали подниматься на гору Сион, чтобы, достигнув вершины ее, войти в Иерусалим.

Круто поднимавшаяся дорога была здесь ограждена низкими стенами, на которых стояло и лежало бесконечное множество нищих и калек, просивших у путешественников милостыню.