Легенды петербургских садов и парков

В Россию Калиостро приехал в 1780 году, будто бы по совету другого знаменитого французского авантюриста графа Сен-Жермена. Здесь он скромно представился «гишпанским полковником», врачом, графом Фениксом. В высшем петербургском свете Калиостро появился в черном одеянии, расшитом золотыми иероглифами и в уборе древнеегипетского жреца.

Известно, что в то время, как Екатерина II была к нему исключительно холодна, ему покровительствовал ее фаворит всесильный князь Григорий Потемкин. Калиостро удалось снискать уважение и многих других петербургских сановников. Если верить легендам, Калиостро стал своим человеком у графа Строганова, во дворце которого занимался поисками философского камня. Затем долго жил в доме И.П. Елагина на Елагином острове. Там будто бы по его совету глубоко под павильоном Пристань устроили секретный зал, куда из Елагинского дворца вел подземный ход. Зал якобы предназначался для тайных масонских собраний. Говорят, прогуливаясь однажды вблизи этого павильона, Калиостро предсказал гибель Российской империи, «увидев однажды в Неве ее обреченный лик».

Общественная карьера Калиостро в России закончилась неожиданно. Однажды он взялся вылечить безнадежно больного ребенка, а когда тот, не выдержав методов лечения шарлатана, умер, долго скрывал его смерть от родителей, продолжая «опыты» по оживлению уже умершего мальчика. Екатерина II воспользовалась этим чудовищным случаем и приказала немедленно выслать Калиостро за пределы страны. Правда, согласно некоторым легендам, это произошло по другому поводу. Будто бы Екатерине стало известно о любовной связи супруги Калиостро «хорошенькой Лоренцо» с князем Григорием Потемкиным. Так или иначе, Калиостро вместе с женой погрузили в кибитку и тайно вывезли в Митаву. А в Петербурге распространились слухи, будто бы Калиостро проехал одновременно через все «пятнадцать» столичных застав, всюду оставив свою личную роспись.

Но и на этом приключения Калиостро в России не закончились. Многие мистики утверждают, что на рубеже XIX и XX веков Калиостро вновь появился в Петербурге под именем мага Сегира. Не обошли вниманием этого «мага и волшебника» и современные легенды. Они утверждают, что в зеркалах Елагина дворца и сегодня время от времени появляется тень графа Калиостро с масонскими символами в руках — молотком и треугольником каменщика. Если кому-то удается встретиться с ним глазами, то в зеркале можно увидеть, как Калиостро поднимает руки вверх, к небу, на миг застывает в этой загадочной позе, затем поворачивается и медленно исчезает.

Восточный фасад Елагинского дворца

Елагинский дворец — одно из самых прекрасных парковых сооружений архитектора Карла Росси строился по распоряжению императора Александра I в 1818–1822 годах для императрицы-матери Марии Федоровны. Это был первый опыт ансамблевого строительства в Петербурге, предпринятый тогда еще молодым архитектором. По окончании строительства в знак признания заслуг зодчего Академия художеств избирает его «вольным общником», а царь назначает ему дополнительный оклад.

Отмечен талант архитектора и в городском фольклоре. По Петербургу ходили восторженные стихи, приписанные молвой своему любимцу — искрометному поэту Пушкину:

Какая кисть, какой резец Изобразит Елагинский дворец!

С окончанием строительства Елагинского дворца, на острове по проекту архитектора Росси и садовника Д. Буша разбивается обширный пейзажный парк с искусственными прудами и каналами, живописными островками, мостами и прогулочными аллеями.

Особенной популярностью у петербуржцев пользовалась западная оконечность Елагина острова, так называемая стрелка. История этой популярности восходит к середине XVIII века и связана с именем известной петербургской красавицы графини Юлии Павловны Самойловой.

В большом свете Петербурга Самойлову звали царицей салонов. Ей поклонялись и называли «Петербургская религия». Молодая красавица, обладательница незаурядного ума и значительного состояния была хозяйкой родовой загородной усадьбы под Петербургом, вблизи Царского Села, — Графской Славянки. Здесь до сих пор бытует легенда о романтическом подземном ходе, который вел из усадебного дома в местную церковь.

Главный фасад Елагинского дворца

С 1826 по 1839 год она жила в Италии. В ее роскошном загородном доме под Миланом собирались известные музыканты, художники, литераторы. Среди них: Ференц Лист, Джоакино Россини, Орест Кипренский, Александр Тургенев. Самойлова была многолетней музой художника Карла Брюллова. Достаточно сказать, что только на одном своем знаменитом полотне «Последний день Помпеи» он трижды запечатлел облик Юлии Павловны. Ее отличали любовь к искусству, демократический образ мышления и независимость в отношениях с сильными мира сего — качества, сложившиеся вдали от «всевидящего ока и всеслышащих ушей» и одинаково ценимые во все времена как в Италии, так и в России.

Графиня Ю.П. Самойлова

В мрачную последекабристскую пору николаевской реакции петербуржцы особенно дорожили примерами гордого достоинства и независимости. Свидетельства о них бережно сохранялись. Передаваемые из уст в уста, они становились прекрасными легендами, украшавшими историю города. Одна из таких легенд, героиней которой стала Юлия Павловна Самойлова, рассказывает о зарождении в Петербурге традиции вечерних гуляний на Стрелке Елагина острова.

На приемы, которые Самойлова во время своих приездов в Россию устраивала в Графской Славянке, съезжался буквально весь Петербург. В такие дни заметно пустело Царское Село, что, естественно, раздражало Николая I. Император решился пойти на хитрость. Он предложил Самойловой продать ему Графскую Славянку. Предложение царя выглядело приказанием, и Самойловой пришлось согласиться. Но при этом она дала понять Николаю, что до нее дошел смысл иезуитской хитрости царского предложения. Как передает легенда, она просила передать императору, «что ездили не в Славянку, а к графине Самойловой, и, где бы она ни была, будут продолжать ездить к ней».

Въезд в парк на Елагином острове. Открытка начала XX века

На следующий день, к вечеру, в сопровождении узкого круга поклонников Юлия Павловна поехала на стрелку безлюдного в то время Елагина острова. «вот сюда будут приезжать к графине Самойловой», — будто бы сказала она. И действительно, с тех пор на проводы заходящего солнца, на пустынную в прошлом западную оконечность Елагина острова стало съезжаться все больше и больше петербуржцев, пока эта стрелка не превратилась в одно из самых любимых мест вечерних гуляний столичной знати.

В XIX веке стрелку Елагина острова питерские умники прозвали «Пуант» — то ли по схожести оконечности стрелки с носочком балетной туфельки, то ли в воспоминание о нетерпеливом желании стать на цыпочки, вытянуться и замереть в ожидании момента полного захода солнца за горизонт Финского залива.

Так, во второй половине XIX века Елагин остров стал местом многолюдных великосветских гуляний петербургской знати.

Между тем дорога на остров шла мимо тянувшихся вдоль всего побережья Невской губы беднейших рабочих слободок пивоваренных и бумагопрядильных фабрик, мимо корпусов ситцевых и деревообделочных предприятий, мастерских судостроительных и металлообрабатывающих заводов. В этом смысле весь путь на Елагин остров являл собой резкий контраст между аристократической роскошью царственного Петербурга и беспросветной нищетой его окраин. Это породило известную формулу бедности, вошедшую пословицей в золотой фонд петербургской фразеологии: «Вошь да крыса до Елагина мыса».