Легенды Земли Московской. Или новые невероятные приключения Брыся и его друзей

– Ну спасибо! – снова пропищал «м.н.с.», но на этот раз в его тонком голосе не прозвучало ни капли благодарности.

Брысь уже передумал отправлять Мартина на патрулирование. Затея была слишком опасной. Да и Кремль вблизи оказался таким огромным и был так плотно затянут дымной пеленой, что даже крупный пёс не выделялся бы в составе их «разведгруппы». Приятель, однако, не послушался, помня лишь о главной цели любого порядочного пса – служить Людям и защищать их в беде. А беда была сейчас именно там, на городских улицах, где полыхали пожары и гремели выстрелы.

– Будь осторожен! – только и успели крикнуть друзья.

Мартин умчался, оставив после себя тяжёлый дух мокрой шерсти, который быстро смешался с запахом гари.

Беспрерывно чихая и подслеповато щуря глаза, «разведчики» побежали в Кремль. А неприятель, гремя вёдрами, на разных языках проклинал хитроумный план русских военачальников, заманивших «Великую армию» на погибель.

О том же самом мучительно размышлял невысокий плотный человек в сером сюртуке. Кусая тонкие губы, он мрачно взирал через окно второго этажа дворца – московской резиденции русских царей – на окутанные чёрной завесой купола православных храмов. Они уже не вызывали восхищённого изумления, как тогда, когда он любовался городом с высокого холма в ожидании делегации от жителей. Когда сердце России, которое он так стремился завоевать, лежало перед ним во всём своём златоглавом великолепии и казалось прекрасней Парижа и всех европейских столиц, вместе взятых.

Москва и вблизи поразила его роскошью особняков, чистотой мощёных улиц и шириной проспектов. Однако для полного торжества нужны были нарядные толпы, которые бы смиренно приветствовали победителя. Вместо них взгляд императора натыкался на заколоченные окна и двери.

Военный оркестр старательно бил в литавры, гудел в трубы и стучал в барабаны, но звуки любимого гимна не достигали ушей – на них давила тишина. Тягостное предчувствие беды скоро подтвердилось – город охватили пожары. Подчинённые уверяли, что это дело рук тысяч поджигателей, якобы оставленных генерал-губернатором, но Бонапарта не покидало мистическое ощущение – Москва живая. Непокорная. Она борется с ним. Всё туже сжимает кольцо огня. Бежать…

– Мой Император!

Голос адъютанта, графа де Сегюра, звучал взволнованно.

– Кремль горит. Пламя подбирается к пороховому складу…

Глава пятьдесят вторая

Цепь из гвардейцев, торопливо передающих друг другу вёдра с водой, тянулась от Боровицкой башни влево и терялась в дымной завесе, разорванной ветром на седые клочья. Человеческая речь тоже рвалась на кусочки и долетала обрывками, из которых выяснилось, что наполеоновские солдаты заливают бочки с порохом, складированные возле здания Арсенала. Вероятно, кремлёвский гарнизон собирался вывезти их, когда по приказу генерал-губернатора Ростопчина покидал Москву, но по какой-то причине ёмкости с взрывчатой смесью остались стоять под открытым небом.

По правую сторону от ворот, на крутом склоне, обращённом к Москве-реке, располагался сад, довольно запущенный, словно ухаживали за ним от случая к случаю. Всё остальное пространство Кремля занимали здания, в основном церкви, так что ночная темнота рассеивалась не только от зарева пожаров, но и от белокаменных стен и золотого сияния десятков куполов.

– Эх, – посетовал Савельич, – столько шедевров зодчества не доживут до наших дней! Даже созданный Растрелли царский дворец! Его ещё называли Новым или Зимним.

– Зимним? – заинтересовался Рыжий на правах бывшего дворцового мышелова.

А Брысь, в пасти которого по-прежнему болтался увесистый «м.н.с.», с любопытством оглядел творение знаменитого мастера стиля барокко, где, вероятнее всего, и находился Наполеон со свитой. Наземный этаж был прорезан глубокими, закруглёнными сверху нишами, наподобие тех, что они уже видели в Сухаревой башне, а второй (он же и последний) – представлял собой изящное здание с выступающей центральной частью и украшенное лепными завитушками. Хотя острый кошачий глаз подметил, что дворец не содержится в том же великолепии, что его петербургский тёзка.

– Да-с, при матушке-императрице Елизавете Петровне выстроен был, взамен деревянного, тоже Растрелли созданного, – присоединился к беседе его сиятельство. – Хотя в Москву-то она редко наведывалась. Двор государев ещё при царе Питере в новую столицу перебрался. Потому и ветшает дворец потихоньку, да и за садом уход ненадлежащий…

Савельич возмущённо фыркнул, недовольный вмешательством в его лекцию, обогнал приятелей и встал поперёк, так что остальным нужно было либо обойти «лектора», чтобы продолжить путь, либо остановиться и дослушать рассказ. Все выбрали второй вариант: бывший учёный – потому что заколебался, не является ли чёрный кот на дороге и для призраков плохой приметой, а остальные – чтобы не обидеть книгочея.

– А в правление Екатерины Великой замышлялся грандиозный проект, и если бы императрица разрешила архитектору Баженову…

– Тому, который Пашков дом строил, где мы колбасу ели? – вклинился с вопросом Пафнутий, продемонстрировав, что в его маленькую голову помещаются сведения не только о продуктах питания. (Впрочем… возможно, именно приятные ассоциации и сыграли главную роль в повышении культурного уровня «м.н.с.». )

– Тому самому, – метнув сердитый взгляд на грызуна, подтвердил Савельич. – Так вот, если бы она позволила зодчему завершить его идею, то сейчас по всему склону до самой реки вместо сада простиралась бы царская резиденция. Для удобства строительства даже кремлёвскую стену с несколькими башнями разобрали.

Его сиятельство, не придя к однозначному выводу по поводу «плохой приметы», вздохнул:

– Да-с, я присутствовал при торжественной закладке нового дворца. Правда, уже в нынешнем моём обличье, поскольку сие в 1773 году совершалось, спустя почти сорок лет после кончины моей.

– Ну и где он, новый дворец? – снова потребовал ответа Пафнутий, и Савельич, в любое другое время проигнорировавший бы писклявый лепет «м.н.с.», в этот раз поспешил отозваться, чтобы опередить графа:

– Государыня решила, что слишком масштабная задумка, и денег из казны не выделила.

– Ходят слухи, что зодчий обиделся, а потому при строительстве дома Пашкова парадным фасадом его от Кремля отвернул, – дополнил призрак.

– Тот, где мы колбасу ели! – опять не удержался от уточнения Пафнутий, которому очень нравилось, что слову «колбаса» нашлось место в умной беседе.

– Уже совсем рядом полыхает, поспешить бы, – боязливо заметил Рыжий, поглядывая на зарево цвета его шерсти, окончательно прогнавшее темноту и, кажется, уже переступившее через высокие зубчатые стены.

– Точно! А то и мы до наших дней не доживём, не только шедевры! – охотно поддержал «м.н.с.» (на самом деле ему хотелось исполнить миссию по надкусыванию наполеоновских деликатесов, пока они не подгорели).

Однако теперь к его тонкому голоску никто не прислушался, тем более что поблизости, перекрывая гул подступающего пожара, раздался страшный грохот.

– Это из собора Архангельского! – взволнованно сообщил Яков Вилимович. – Там усыпальница князей и царей русских: и Рюриковичей, и Романовых! Тут их хоронили, пока столицу северную не отстроили… Ах варвары-супостаты, небось гробницы разоряют!