Легкое сумасшествие по имени любовь
Шрифт:
— Дези Арназ занимается нашими налогами? О, погоди, значит, я говорила о муже Люси, — ответила Доди. — И ее волосы сами по себе не рыжие, вы помните. Кстати, у тебя есть немного рыжины, Дез.
— Правда? — Он коснулся своих волос, будто цвет можно было определить на ощупь.
Его волосы вовсе не отливали рыжим. Они были каштановыми. Густого шоколадного оттенка. И вьющимися. Я чуть не попала себе ножом по пальцам.
— Дези Арназ — кубинец. А вы не кубинец? — Доди кокетливо хлопала ресничками, в точности как Пейдж, но это выглядело так, как будто ей что-то попало в глаз.
—
— Мне показалось, что вы это говорили. — Она сунула фисташку в рот и, сжав зубы, хрустнула скорлупой, а потом выплюнула скорлупки обратно в миску.
Я заметила, как брови Деза слегка приподнялись и снова опустились.
— Не припоминаю, чтобы я такое говорил.
Для непосвященных разговоры Доди — как игра в сапера: никогда не знаешь, где обнаружится следующая мина.
— А откуда же вы? — Она подтолкнула миску с фисташками к нему, но он вежливо отказался.
— Я — шотландец. Родился в Глазго, а в Штаты мы переехали, когда мне было семнадцать.
— А, это объясняет рыжину.
— И этот очаровательный акцент, — добавил Фонтейн.
Я же лишь слегка улыбнулась.
Неожиданно доктор подмигнул мне, и я снова чуть не порезала палец. Доди и Дез продолжали болтать, а Фонтейн отвернулся и прикрыл глаза.
— Что ты делаешь? — прошептала я.
— Когда я просто слушаю его голос, он напоминает мне Джерарда Батлера[10], — шепнул Фонтейн в ответ.
— Кто такой Джерард Батлер?
Фонтейн открыл глаза и уставился на меня.
— Кто такой Джерард Батлер? Я думал, каждая нормальная женщина влюблена в Джерарда Батлера.
— Я не знаю, кто это. А теперь заткнись, а то я не слышу, о чем они говорят.
Фонтейн издал приглушенный писк, подавив смешок.
— Не вынуждай меня прирезать тебя этим ножом, — прошипела я едва слышно.
Сзади к нам подошла Пейдж.
— Ма, можно взять морковку? Я умираю с голоду, — сказала она.
Фонтейн протянул ей морковку и подтолкнул обратно к столу.
— Посиди там, Пейдж. У мамы в руках нож, и она мечтает пустить его в ход.
— Да ну тебя, — махнула я рукой. — Я просто пытаюсь что-нибудь услышать.
Нужно же мне было знать, какие именно кусочки Доди извлекает из своего безумного котелка, чтобы попотчевать ими гостя, хотя это в целом и не имело большого значения. Даже если он не был геем, чего я до сих пор не могла исключить, он был слишком хорош собой, слишком прилизан и, несомненно, слишком убежден в своей неотразимости для женщин, чтобы представлять для меня какой-то интерес. Это мы уже проходили. К тому же не ясно, что заставило его согласиться с нами поужинать — действительно голод, или помутнение рассудка? Хотя какая разница. Скоро он уйдет вместе со своими мускулистыми сексуальными плечами, крепкими предплечьями и обалденным акцентом. И как только он свалит отсюда, я смогу спокойно полежать, свернувшись калачиком, в компании бутылки вина и шоу Стивена Кольбера[11] и наконец попрощаться с этим долгим днем.
— Глазго? А разве это не в Швеции? — спросила Доди.
Он помотал головой:
— В Шотландии.
— Ах да, в Шотландии. Погодите, вы ведь
знаете Шона Коннери? Он шотландец. Или все-таки немец?Дез снова улыбнулся:
— Он шотландец, но нет, не имею чести быть с ним знакомым.
— Правда? Ну надо же. Ведь Швеция такая крохотная страна.
— Шотландия.
— Что? Ах да. Шотландия. А почему вы уехали оттуда, дорогой мой? Из-за картошки? — Она с сочувствующим видом похлопала его по руке.
— Картошки?
— Картофельный голод был в Ирландии, ма, — встрял Джаспер, хлопая дверцей духовки.
— В 1840 году, — добавила я, желая продемонстрировать свой запас совершенно бесполезных и ненужных знаний. Например, я помнила, в каком году женщина впервые окончила медицинскую школу, как собирают у яков молоко для изготовления сыра (уверяю, вам не захочется этого знать), и что означают слова «ридикюль» или «пердимонокль».
— Мой отец был военным, — сообщил Дез, вклиниваясь в поток бессвязных вопросов Доди.
— Правда? Военным?
— Служил в инженерном корпусе.
— Восхитительно! — Доди повернулась к Фонтейну, снова привлекая его внимание. — Фонтейн, а когда Шотландия напала на нас?
Дез рассмеялся:
— Это не было вторжением, миссис Бейкер. Моя семья просто переехала сюда. Мой отец оставил службу и нашел здесь работу.
— О, слава богу. Я уже думала, что что-то пропустила. Когда дело касается истории, мой разум тверже стального капкана!
На самом деле ее разум был больше похож на давно разряженную мышеловку.
— Так он работал на поезде? — Она выплюнула очередную скорлупку.
— На поезде?
— Ну да, вы же сказали, что он инженер.
— На поезде работает проводник, ма, — механически поправил ее Джаспер. Он бросил специи в кастрюлю с чем-то, что пахло просто божественно.
— Ну да. — Доди утвердительно кивнула и задала очередной вопрос: — Значит, он водил поезда?
— Нет, миссис Бейкер, — ответил Дез. — Он проектировал мосты.
— Для поездов?
— Нет. В основном автомобильные.
— Зовите меня просто Доди. А когда это случилось?
— Прошу прощения?
— Как давно вы живете в Штатах?
— О, дайте-ка я прикину. Лет двадцать… или девятнадцать.
Я попыталась подсчитать в уме, сколько же ему лет. Семнадцать плюс девятнадцать это… двадцать… погодите, девять и семь это… пятнадцать, теперь прибавить к этому двадцать… нет.
Должно быть, напряжение, с которым я производила вычисления, ясно нарисовалось на моем лице, потому что Фонтейн прошептал:
— Тридцать шесть, тупица.
— И вы все это время жили в Мичигане? — спросила Доди.
Дез помотал головой:
— Нет, сначала у нас не было определенного места жительства, мы колесили всюду, а двенадцать лет назад осели в Иллинойсе. Моя мать и сестры до сих пор живут недалеко от Чикаго. Оттуда я и приехал сюда.
— А что привело вас в Белл-Харбор? Работа? — Доди так пристрастно его допрашивала, что казалось, достанет сейчас тетрадь и примется вести протокол. Однако наш гость оставался совершенно невозмутимым. Видимо, во время работы на «скорой помощи» он научился общаться с необычными старушками.