Легкое сумасшествие по имени любовь

— Да. Но я здесь всего на несколько месяцев, а затем вернусь в Чикаго, если меня не пошлют куда-то еще, — ответил он.

— Почему?

— Потому что я занят тем, что у нас называется краткосрочным замещением. Можно сказать, это временная работа для врача.

— Как увлекательно! А отец? Он тоже в Чикаго?

— Нет, он скончался. Когда я учился в медицинском колледже.

— Ох, дорогуша, это так печально. — Доди покивала со знающим видом и снова похлопала его по руке. — Я думаю, он был алкоголиком?

— Доди! — ахнула я.

— Что? — Она посмотрела на меня негодующе. — Ты же знаешь, что болтают о шотландцах!

Дез засмеялся, и меня охватило совершенно незнакомое чувство. Подобный комментарий непременно вывел бы Ричарда из себя. Но этот парень просто решил, что Доди забавная.

— Думаю, мой отец пил явно больше, чем ему следовало, но если его что-то и погубило, так это табак.

— Прошу прощения, доктор Макнайт, — сказала я, пытаясь смягчить и весь этот разговор о его утрате, и ужасные тетины манеры.

— Все в порядке. И пожалуйста, зовите меня Дезом. — Он снова подмигнул мне.

Вот черт. Если он не прекратит это делать, я точно изрежу себе сегодня палец.

* * *

Ужин прошел без происшествий, и доктор мечты, Дез Макнайт, казалось, воспринимал все как должное, мирясь со всеми этими историческими экскурсами и страшной кашей в голове у Доди.

Мы весело болтали, и наши истории хаотично мешались с деталями популярных викторин. Со стороны можно было подумать, что ужинает компания студентов, изучающих английский язык в качестве иностранного. Или же нас можно было принять за собравшихся за столом пятидесятников^[12].

Во время еды Дез хвалил кулинарные таланты Джаспера и смеялся над шуточками Фонтейна. Он отвечал на все ужасные вопросы Доди, рассказал даже, какого размера штаны он носит (тридцать четвертого), бывал ли он когда-нибудь на нудистском пляже (нет, но было бы забавно там оказаться) и проводил ли когда-нибудь операции с грудными имплантами (да, во время практики). Он даже глазом не моргнул, когда Доди спросила, есть ли у него дети.

— Нет, нету.

— Даже внебрачных? — не отставала она.

Но он только пожал плечами:

— Даже. Во всяком случае, насколько мне известно, — и продолжил поглощать спаржу.

Со мной он тоже поговорил. Но не за меня, как обычно делал Ричард. Дез задавал мне вопросы и выслушивал ответы, не пытаясь рассказать, в чем я не права.

— Сэди, ты говорила, что тоже недавно приехала в Белл-Харбор?

— Да. — Я улыбнулась, очень надеясь, что волокна куриного мяса не застряли между зубов. — На лето. Но мы вернемся в Гленвилл осенью, когда дети пойдут в школу.

— Жду не дождусь школы! — заявила Пейдж, размахивая вилкой с наколотым на нее куском куриной грудки.

— В какой класс ты пойдешь? — поинтересовался Дез.

Она выпрямилась:

— В первый! Я хочу, чтобы моей учительницей стала миссис Льюис.

— Она самая хорошая?

Пейдж закивала и откусила кусочек курицы, прежде чем продолжить:

— И симпатичная, и умная!

Дез засмеялся:

— Это тоже очень важно. Знаешь, моя мама была учительницей, а теперь преподавать стала одна из моих сестер, и это очень забавно, потому что раньше она слыла настоящей хулиганкой.

Глаза Пейдж округлились, и даже Джордан перестал жевать и слушал.

— Почему? Что она сделала? — Голос Пейдж был серьезным.

Дез наклонился к ней поближе.

— Когда мы были маленькими, она подкралась ко мне перед самой школой и брызнула на меня своими духами. — Он откинулся на спинку стула и окинул нас взглядом. — Она сделала это в последний момент, так что у меня не было времени переодеться. И я весь день благоухал, как девчонка. — Его щеки порозовели. — И вы не поверите, скажу я вам, как меня дразнили приятели. — Он повернулся ко мне. — Всю начальную школу у меня была кличка Модник!

Я зажала рот рукой, даже не зная, смеяться или не стоит. Мне было сложно представить, что от него может пахнуть туалетной водой моей дочки с изображением феи Динь-Динь на флаконе. Тем более что я подходила достаточно близко к нему, чтобы почувствовать его запах. От него пахло чем-то столь же изысканным, как, скажем, корица или лунный свет. Вовсе не как от гея.

— А ты ей как-нибудь ответил? — спросил Джаспер.

Жажда мести была у нашей семьи глубоко в крови.

Улыбка Деза стала еще шире:

— Держу пари, вы не догадаетесь, что я сделал. Я пробрался в ее комнату однажды ночью и коротко обрезал ей челку. С утра она выглядела смешнее некуда. Это было потрясно!

Теперь смеялись мы все. Где-то в глубине моего существа разливались восхитительная энергия и веселье.

— Но все закончилось скверно, — добавил он. — Мама так разозлилась, что отвела меня к парикмахеру, и тот побрил меня наголо. Я был единственным двенадцатилетним мальчиком в городе с лысой головой. И это было не слишком приятно.

* * *

После обеда Дез помог убрать со стола, болтая с Джаспером о том, как правильно подбирать вино к закускам. Доди, решив, что этот новый в городе человек куда интереснее игр в покер с приятельницами, как Клеопатра, возлежала в мягком кресле. Пейдж сидела рядом с ней и играла в куклы.

— Вот как это произошло с тобой, тетя Доди! — Пейдж проводила с помощью куклы полную драматизма реконструкцию событий. — Ты шла, шла, шла и… БАХ! — Она ударила головой Барби по подлокотнику кресла Доди.

— Ой, как это интересно, милая.

— А ты мне покажешь еще раз свои шовы?

— Швы, Пейдж. И Доди нельзя снимать повязку. Не приставай к ней, — проворчала я.

Дез выглянул с кухни:

— Я приду завтра, чтобы сделать перевязку, Пейдж. Тогда ты сможешь увидеть швы.

Фонтейн исподтишка показал мне большой палец. Я отвернулась. Какая разница, вернется потрясающий доктор или нет? Он же просто собирался проверить состояние Доди. Это не имеет ко мне никакого отношения. И нисколечко не интересно.