Лекарь Империи 9

— Не подведите, Анна Витальевна.

— Взаимно, — она усмехнулась и вышла, оставив за собой шлейф едва уловимого запаха духов и крепкого кофе.

Я остался в кабинете с Серебряным.

Теперь это был не просто кабинет главврача, а наш штаб, нервный центр операции. На столе — карта, разложенная как поле боя, рации, молчащие в ожидании.

За стеной, в соседней комнате отдыха, находилась связанная и усыпленная Светлана под присмотром двух дюжих санитаров.

Она не помнила ничего, кроме того, что порезала палец. Проблема была локализована, но не решена. Поэтому ради безопасности, решили поступить именно таким образом.

— Ну что ж, — Серебряный подошел к столу, взял в свои тонкие пальцы одну из раций, повертел, словно оценивая незнакомый артефакт. — Операция «Антидот» началась. Или, если хотите более драматичное название — операция «Последняя надежда».

— Не люблю пафос, — ответил я, не поднимая головы от тетради.

— А я люблю. Придает банальности оттенок величия.

Циник. Но сейчас — мой циник. Враг моего врага, и все такое.

Рация на столе затрещала, оживая:

— Штаб, это точка один. Величко. Выдвигаюсь к котельной.

— Точка два на маршруте, — раздался следом напряженный голос Фролова.

— Точка три, еду к башне, — бодро отчитался Муравьев.

Один за другим отметились все. Операция началась.

Я сел за стол, взял карандаш и начал на чистом листе составлять предварительную схему синтеза. Рисовал гексагональные бензольные кольца, соединял их с алхимическими рунами, пытался выстроить логику Снегирева.

Семь компонентов, десятки промежуточных реакций, сотни возможных комбинаций и побочных продуктов.

Фырк спрыгнул с моего плеча и устроился рядом с картой, глядя на нее с подозрением.

— Знаешь, двуногий, у меня все еще плохое предчувствие. Слишком все гладко пока.

— Не каркай.

— Я не каркаю, я предупреждаю. Снегирев не мог оставить такой простой квест. Должен быть подвох.

Должен. Обязательно должен. Я это чувствовал каждой клеткой. Но узнаем мы о нем, только когда столкнемся нос к носу.

Такова жизнь лекаря — идешь вперед вслепую, полагаясь на знания и интуицию, и надеешься, что не наступишь на скрытую мину в виде редкого осложнения или атипичной реакции.

Я сел за массивный стол главврача, превращенным в командный центр операции.

Серебряный расположился у окна — неподвижный как восковая фигура в музее, только глаза живые, сканирующие пространство с методичностью рентгеновского аппарата.

Странное чувство — сидеть в тылу, пока другие лезут в потенциальные ловушки столетней давности. Генерал Разумовский в своем бункере. Ирония судьбы? Или естественная эволюция — от полевого хирурга к администратору?

Нет, это необходимость. Если со мной что-то случится, вся операция провалится. Я — единственный, кто знает полную картину. Единственный, кто понимает и медицинскую, и магическую составляющие. Незаменимый. Как я ненавижу это слово.

Фырк устроился на краю стола.

— Нервничаешь, двуногий? — проговорил он. — Правильно делаешь. Слишком гладко все идет. Снегирев не мог оставить простой квест. Должен быть подвох размером со слона.

Подвох. Да, наверняка есть.

Вопрос только — где и какой. Магические ловушки в тайниках? Ложные компоненты? Или сама формула — обман, последняя злая шутка параноидального гения?

Прошло полчаса. Потом еще столько же. И еще… Как наконец.

Рация затрещала, вырывая меня из размышлений. Голос Величко — взволнованный, слегка задыхающийся, но с нотками триумфа:

— Штаб, это точка один. Я в котельной. Место… Илья, это просто ад земной. Ржавчина везде, как рыжая проказа. Плесень по стенам — черная, мохнатая, шевелится на сквозняке как живая. И летучие мыши! Целая колония! Одна вцепилась мне в волосы!

Летучие мыши в котельной. Логично — тепло, темно, много укрытий. И потенциальный источник целого букета инфекций — от бешенства до целой палитры коронавирусов. Надеюсь, Величко привит.

— Но я нашел! — продолжал Величко. — В старой топке, за фальшивой кирпичной кладкой. Пришлось простукивать стены — звук другой, глухой. Кирпичи вынимались легко, без раствора, просто вставлены. За ними — ниша, а в ней латунный тубус!

— Опиши тубус.

— Размером с термос для чая. Латунь потемнела, но не окислилась. Герметично запаян — вижу следы пайки. На крышке выгравировано… что-то вроде герба? Двуглавый орел с чашей и змеей.

Герб медицинского факультета Императорского университета. Снегирев маркировал свои тайники. Умно — случайный находчик не поймет значения, а посвященный опознает.

— Вес?

— Легкий. Граммов двести, не больше. Внутри что-то шуршит при встряхивании.

— Вскрывай. Осторожно — может быть ловушка.

— Понял. Отхожу на безопасное расстояние…

По рации раздался скрежет металла о металл, напряженное сопение Величко, а затем резкий, глухой хлопок, похожий на откупоривание бутылки шампанского.

— Есть! Открыто! Никакого взрыва, слава богу. Хотя… Илья, это странно.

— Что именно?

— Внутри не вещество. Не порошок, не жидкость. Просто… лист бумаги. Старый, желтоватый, но прекрасно сохранившийся. Свернут в трубочку.

Пергамент вместо химического реагента. Первая загадка. Или первое разочарование? Неужели Фырк был прав, и это все какая-то злая, изощренная шутка…

— Разверни. Что на нем?

Послышалось шуршание старой бумаги. Пауза затянулась.

— Одно слово, Илья, — наконец произнес Величко, и в его голосе смешались удивление и растерянность. — Написано каллиграфическим почерком, черными чернилами. «ГЕПАРИН». Просто «гепарин», больше ничего. Никаких формул, пояснений, дозировок. Только название.

Я записал слово в блокнот, чувствуя, как между бровей залегает глубокая складка недоумения.

Гепарин? Серьезно?

Антикоагулянт прямого действия, который есть в каждой больничной аптеке?

Препарат для разжижения крови, для профилактики тромбозов. Это и есть «Кровь дракона»?

Хотя… если подумать метафорически — гепарин делает кровь «текучей как вода», «горячей» в смысле активной циркуляции.

Драконы в мифологии — существа огненные, их кровь описывается как жидкое пламя.

Гепарин превращает густую, вязкую кровь в жидкую, текучую…

Поэтично, но зачем прятать название обычного, рутинного лекарства в столетнем тайнике?

Снегирев прятал не сами вещества, а их названия. Почему? Чтобы случайный нашедший, не зная полной формулы, не смог использовать ее.