Лекарь Империи 9
Шрифт:
Логично. Сердце — трехмерный орган. Если вектор разряда не захватывает критическую массу миокарда, толку не будет. Я сместил электроды. Теперь по диагонали — от правой ключицы к левой подмышечной впадине.
— Последняя попытка, — прошептал я. — Давай, мужик. Не подведи. У тебя же бизнес, контракты… Не сдавайся!
— Готовься… — Фырк напрягся, его маленькие усики вибрировали от концентрации. — Волна большая идет… лови… лови… СЕЙЧАС
Разряд.
На мгновение наступила мертвая тишина. Даже едва слышный гул магических двигателей дирижабля, казалось, замолк. Я не дышал.
А потом — под моими пальцами на сонной артерии — я почувствовал слабый, неуверенный толчок. Еще один. И еще. Редкий, аритмичный, но свой. Настоящий.
— Есть! — выдохнул я, и это слово прозвучало в тишине салона как выстрел. — Есть пульс!
Салон взорвался. Это был не просто шум, а какой-то коллективный выдох облегчения, перешедший в аплодисменты, всхлипы и возбужденный гул голосов. Кажется, одна из стюардесс расплакалась. Студент-медик смотрел на меня с таким выражением, будто только что увидел сошествие божества.
— Он жив! — выдохнула аристократка. — Господи, он жив!
Они радуются, как дети. А я знаю, что это только начало. Мы вытащили его из клинической смерти. Теперь нужно вытащить из кардиогенного шока и отека легких.
Я проверил дыхание. Самостоятельное, хриплое, булькающее, но оно было. Я тут же сунул ему под язык таблетку нитроглицерина — расширить коронарные сосуды. Дал разжевать аспирин — предотвратить дальнейшее тромбообразование.
— Кислородную маску! И помочь мне приподнять его, придать полусидячее положение! При отеке легких нужно уменьшить венозный возврат к сердцу!
Следующие два часа превратились в импровизированную реанимационную палату на высоте две тысячи метров. Я не отходил от пациента ни на секунду.
Каждые пять минут — контроль пульса. Сначала он был нитевидным, аритмичным, с частыми перебоями. Потом, по мере действия нитроглицерина, постепенно выравнивался. Через полчаса стал ритмичным, хоть и все еще слишком частым — сто десять ударов в минуту. Хорошо. Живем.
Дыхание. Поначалу клокочущее, с розовой пеной, пузырящейся на губах. Отек легких был в самом разгаре. Мы со стюардессой подложили под его спину свернутые пледы, удерживая его в полусидячем положении. Гравитация — самый простой и эффективный способ уменьшить приток крови к перегруженным легким.
Из аптечки я извлек фуросемид — мощное мочегонное. Двадцать миллиграммов внутримышечно. Стандартная доза. Нужно было срочно вывести лишнюю жидкость из организма, заставить почки работать в авральном режиме.
Через час пена перестала идти. Дыхание стало заметно чище. Цианоз на губах и под ногтями начал уходить, сменяясь сначала серой бледностью, а потом — бледно-розовым цветом.
Через полтора часа он пришел в сознание.
— Где… где я? — прохрипел он, его взгляд был мутным и растерянным.
— В дирижабле, — ответил я спокойно, продолжая нащупывать его пульс. — У вас был сердечный приступ. Лежите спокойно.
— Сердце? Но… контракт… биржа…
— К черту контракт. Вы живы — это сейчас главное.
Он попытался приподняться. Я мягко, но твердо удержал его за плечо.
— Не двигайтесь. До столицы еще час. Там вас уже будет ждать бригада
скорой помощи.— Вы… вы спасли меня?
— Моя работа.
— Но как? Тут же нет… нет никакого оборудования…
— Пришлось импровизировать.
Он медленно опустил взгляд на свою грудь, увидел два красных ожога от проводов. Потом его глаза нашли разобранную панель розетки на стене. Потом он снова посмотрел на меня. В его глазах смешались понимание, ужас и что-то еще. Благоговение.
— Вы… вы дефибриллировали меня… проводами от розетки? — прошептал он.
— Не было другого выбора.
— Это же… это безумие!
— Безумие, которое спасло вашу жизнь.
Он закрыл глаза. По его потной, небритой щеке медленно покатилась слеза.
— Спасибо, — прошептал он. — Спасибо, господин лекарь…
— Разумовский. Илья Разумовский.
— Я запомню это имя. Навсегда.
Последний час полета прошел относительно спокойно. Пациент — оказалось, его звали Виктор Павлович Мерзляков, владелец крупной сети продуктовых магазинов — был стабилен. Пульс восемьдесят, ритмичный. Дыхание чистое, без хрипов. Давление сто двадцать на восемьдесят — почти как в учебнике.
Пилоты давно сообщили по радио о чрезвычайной ситуации на борту. В столичном аэропорту уже готовились — скорая, реанимационная бригада, «зеленый коридор» для прямой госпитализации в лучшую кардиологическую клинику города.
Пассажиры смотрели на меня… странно. Со смесью восхищения, страха и благоговения. Словно я совершил не экстренную медицинскую процедуру, а акт божественного вмешательства.
Студент-медик не отходил от меня ни на шаг.
— Это было… невероятно! — его глаза горели восторгом. — Вы провели дефибрилляцию подручными средствами! Рассчитали фазу переменного тока на глаз! Это же гениально!
— Это было отчаяние, — поправил я его. — Граничащее с безумием. Не нужно кому-то повторять такое без крайней на то необходимости.
Он видел чудо. А я видел цепочку отчаянных, рискованных решений на грани врачебной ошибки. Грань между гением и преступником сегодня была тоньше волоса. Еще один миллиметр в сторону — и я бы стал убийцей.
— Вы спасли человека! Вытащили его с того света!
— Я сделал то, что должен был. Любой лекарь на моем месте…
— Нет! — он горячо замотал головой. — Я видел, как паниковали стюардессы. Как все остальные застыли от страха. А вы… вы просто действовали! Без оборудования, без условий, на высоте десять тысяч метров!
Дирижабль начал снижение. Мягко, плавно, почти незаметно. Внизу, под облаками, внезапно вспыхнули огни столицы — бесконечное, переливающееся море света, растянувшееся до самого горизонта.
— Ого! Вот это муравейник! — восхищенно присвистнул Фырк у меня в голове. — Наш Муром по сравнению с этим — тихая деревня! Сколько здесь потенциальных пациентов, двуногий! Работы — на десять жизней вперед!
Приземление было идеальным. Я даже не почувствовал момента касания.?У трапа уже стояла машина скорой помощи. Современный реанимобиль с яркими мигалками и полным набором оборудования. Из него выскочила бригада — лекарь, два фельдшера, санитары с носилками.