Лекарство для безнадежных

– Ты, как я понял, не появишься? – с иронией осведомился Вадим.

– Далее, – вместо ответа продолжал Голос. – Держи связь постоянно. И будь готов выдать Борзова по первому требованию. Встреча с Дроновым для вас превратилась в осаду.

– В смысле, для меня, – уточнил Вадим. – И вообще – что, дядя его бригадой спецназа заведует? Что-то ничего такого в личном деле не было. Как этот Дронов нас отсюда выкуривать собирается, а? Где он столько людей-то наберет?

Голос помолчал, очевидно, подыскивая верные слова.

– Не людей, Вадим, – после паузы произнес он. – И это самое страшное.

Немченко почему-то вспомнил ораву зомби с автоматами наперевес из компьютерной игры «Дум», которую он когда-то освоил первой из всего прилагавшегося к его двести восемьдесят шестому компьютеру программного обеспечения. Вадим отер холодный пот со лба. О других персонажах игры думать не хотелось. Он поднял взгляд на стоявшего рядом Сашка.

– Быстро завалить входы, – произнес Немченко. – Наших – на второй этаж, к окнам. И предупреди, чтобы стреляли упредительно. Только так, понял?

– Нет, – честно сказал Сашок.

– Так, чтобы пройти к зданию не могли, – пояснил Вадим.

– А чего, много народу намечается? – поинтересовался Сашок.

– Не людей, – ответил Вадим и снова поднял мобильник. – А кто будет-то?

– Собаки, – ответил Голос. – С ним идет очень много собак.

– Там собаки будут, – ответил Вадим Сашку, еще не осознав толком услышанное. – За каждую мертвую шавку ты мне лично головой ответишь.

– Собаки? – растерялся Сашок.

– Быстро! – гаркнул Вадим.

И тут до него дошло.

– Ты что, издеваешься? – осведомился Немченко в трубку. – Какие, к черту, собаки? Ты что? Что они нам сделать-то смогут? Да мы их штабелями навалим.

Голос вздохнул.

– Ты удивишься, Вадим, – ответил он. – Через несколько минут ты очень, очень сильно удивишься.

За окнами ослепительно сверкнуло, и от зловещего раската грома содрогнулось все здание. Ливень замолотил по окнам.

– Я уже, – пробормотал Немченко.

Вожак стаи

1.

Он шел под холодными струями дождя и не чувствовал боли. Ненависть сжигала его изнутри. Он был оборотнем, получеловеком-полуволком, а тело его трансформировалось, с каждым шагом все больше утрачивая человеческие черты. Он становился огромным и всесильным, почти богом. Одиночества больше не существовало.

Вокруг, с ним, были младшие братья, свирепые, безжалостные братья по крови. Их шерсть стояла дыбом, поджарые тела были напряжены, а морды оскалены. Их становилось больше с каждой минутой.

Его ненависть, огромная, похожая на колышущуюся паутину, растекалась по свалкам, помойкам и заброшенным складам, она звала за собой все новых и новых братьев, и они выбирались из своих будок, потайных лежбищ и теплых укромных углов. Зов вечности, зов страха и крови все они знали с детства. А он вел их за собой.

У знакомых ворот оборотень остановился и с остервенением сорвал ставшую внезапно тесной рубашку. Кровь, дождь и ветер звали ощутить их всей кожей, всем новым телом.

Когда-то другой, тот, кем он был раньше, слабый обычный человек по имени Максим Дронов, приезжал сюда каждый день, предъявлял пропуск и плелся через вот эти самые ворота к себе, на любимую работу. А потом его убили. Безжалостно, ни за что.

Но его убийцы не знали об оборотне. О том, что, убивая в лесу одного, они рождали другого. Из пекла, из темноты.

Оборотень не спеша огляделся, вспоминая фрагменты другой, чужой для него жизни.

Все пространство перед ним бурлило телами и мокрой шерстью, оскаленными пастями и ослепленными ненавистью глазами. Было еще одно. Пьянящий запах, объединяющий всех.

Он поднял голову.

– Максим?! – внезапно закричал кто-то из КПП.

«Кто такой Максим? – подумал он. – Здесь только я. Смерть».

Он поднял руку, и меньшие братья, нетерпеливо повизгивая, начали расступаться, освобождая ему путь.

– Скоро, – сказал им он, вожак стаи. – Скоро, братья, мы вкусим крови. Ненавистной человеческой крови.

Дверь КПП дрогнула, приоткрываясь. Из образовавшейся щели кто-то высунулся с автоматом наперевес. Перекошенное от ужаса лицо человека показалось смутно знакомым. Он был там, в лесу. Этот человек тоже убивал его, прежнего.

– Ты как?! Мы же… Что происходит?!

Задрав голову к черному небу, оборотень завыл, и его вой подхватили сотни глоток. И все они знали слова той вечной, как звезды, первобытной песни, которой боятся двуногие и которая повергает их ниц. Мы вместе, братья. Мы идем.

Оборотень не знал ответов на вопросы того, с автоматом. В его глазах Борзов уже был мертвецом.

Те из братьев, кто возглавлял шествие, метнулись к двери. Визг и вой слились с грохотом грома, такого странного осенью, и шумом дождя. Вот и выстрел – смертельный. Собачий визг. Теперь второй, третий…

В него стали стрелять, когда до будки оставалось всего несколько метров. Пули вонзались в тело, не причиняя никакого вреда, и лишь усиливали ненависть. Теперь на их руках была еще и кровь братьев, требовавшая отмщения.

Удар в грудь, в плечо.

Он шел.

Пуля угодила в правый глаз, и по щеке потекла кровь.

Он шел.

Там, внутри КПП, кто-то исступленно закричал.

Ногти быстро утолщались, темнели, становясь острыми, мощными когтями, прорывая дурацкую нежную кожу, а то, что прежде было пальцами, стало расти и удлиняться. Через мгновение они превратились в огромные широкие лезвия.

Оборотень шел.

Он вспорол металл когтями, как консервную банку, и снес тяжелую дверь одним ударом плеча. Первого человека отбросило на пол, второй успел отскочить в глубь комнаты, обжигая о горячий ствол автомата руки, шипя от боли. Лица обоих были перекошены от ужаса.

Но они еще не знали, что такое настоящий ужас.

Оборотень отшвырнул изуродованную дверь в сторону. Его когти с легкостью вошли в слабую человеческую плоть того, кто лежал на полу. Он поднял двуногого в воздух, заглянул в вытаращенные от страха глаза.

– Максим… – прохрипел тот. – Как же ты?…

«Смерть, – понял оборотень. – Этому уготована смерть».

И резанул воздух другой рукой. Голова человека отлетела от тела к проходу, оставляя за собой кровавый след.

– Г-гд-де С-сем-м-мен-н? – пророкотал оборотень, повернувшись ко второму. Тот, раскинув руки, распластался по стене комнаты, словно пытаясь слиться с нею, раствориться, сделаться незаметным и остановившимся взглядом следя за судорожно дергающимся в агонии телом своего товарища.