Ленин. Социально-теоретическая реконструкция
Шрифт:
Изучая функционирование буржуазного государства, Ленин пришел к выводу, что бедность практически исключает возможность воспользоваться плодами демократии. Речь идет не только о том, что беднота лишена возможности «купить» «блага» демократии, но и о том, что «современные наемные рабы… остаются настолько задавленными нуждой и нищетой, что им “не до демократии”, “не до политики”, что при обычном, мирном течении событий большинство населения от участия в общественно-политической жизни отстранено». [672] Важным аргументом в революционной программе, «философии» ликвидации политического государства было уничтожение «паразита-государства», которое должно было стать политической предпосылкой «экономического освобождения труда». Следовательно, у Ленина понятия государства и свободы интерпретировались как диаметрально противоположные, отрицающие друг друга.
672
Там же. С. 87.
Таким образом, с точки зрения революции в своей брошюре Ленин в методологическом и политическом отношении ставил перед собой главную цель преодолеть связанные с парламентаризмом «оппортунистические иллюзии», то есть ревизионизм Бернштейна и утопическую концепцию анархистов. По его мнению, первый под знаком, пользуясь современным понятием, «рыночного этатизма» отказался от идей Маркса и в отношении конечной цели, в то время как последние «лишь» упустили из виду ближайшую перспективу. Официальная социал-демократия II Интернационала подменила «свержение», «уничтожение» буржуазного государства лозунгом демократического и заботливого «народного государства», «совершенствования» буржуазной демократии (Бернштейн, Каутский, Шейдеман), представлением о буржуазном правовом государстве, руководимом социал-демократическим правительством. [673] Ленину демократия представлялась таким же эластичным понятием, как и Энгельсу, который в 1894 г. отметил, что в своих статьях 1870-х годов он употреблял слово «коммунист», а не «социал-демократ», потому что тогда даже и лассальянцы называли себя социал-демократами. В противоположность буржуазным мыслителям эпохи Ленин подходил к государству не только с политической, социологической и формально-правовой точки зрения. Он часто ссылался на то, что апологеты буржуазного государства оставляли в тени «финансовые», «экономические», «капиталистические», «помещичьи» функции государства, да и в революционном лагере не только анархисты, но и, например, эсеро-крестьянские течения не понимали того, что борьба с государством будет бесплодной, если не удастся или будет невозможно уничтожить его экономические основы. В соответствии с этим Ленин провозглашал, что, учитывая экономические и классовые функции государства, его можно будет «полностью» уничтожить лишь «после уничтожения классов социалистической революцией, как результат установления социализма, ведущего к отмиранию государства». [674]
673
«Именно
674
Там же. С. 112.
В то же время Ленин нашел общий язык с анархистами по вопросу о революции как «событии», как «политической и теоретической необходимости», хотя при этом считал, что анархистское требование «полного и окончательного разрушения» государства равносильно отрицанию необходимости самообороны революции. [675] В своей брошюре он посвятил отдельный раздел показу несостоятельности аргументации анархистов. Ссылаясь на Энгельса, Ленин подчеркнул, что с исчезновением «политического» государства не исчезнут все авторитеты, все виды подчинения, так как разделение труда, порождаемое техническим прогрессом, делает неизбежной временное сохранение иерархии, ведь в конце концов не могут же все, плывущие на судне в открытом море, быть кормчими. [676] Ленин отметил у анархистов ту же ошибку, что и Энгельс: они «хотят полного уничтожения государства с сегодня на завтра», [677] то есть отрицают «диктатуру пролетариата», «переходный период». Русские анархисты никогда не могли понять, что «уничтожение государства» начинается на производстве, в экономике. Повторяем, русские анархисты, как правило, добирались лишь до редукционистского понимания марксизма. Они не только не принимали марксистской экономической теории, но и обходили вниманием или называли «этатистской теорией» Марксовы мысли об истории и теории политических отношений, а также противопоставляли коммунистические конечные цели Маркса его политической и социальной теории. Похоже поступил с анархистами в России и Ленин. Несмотря на союз большевиков и анархистов, ориентированный на конечную «антигосударственную» цель, на их вооруженное сотрудничество против Деникина и на подвиги махновских повстанческих отрядов, как только были поставлены вопросы организации государства, формирования новой бюрократической иерархии, централизованного производства и традиционного разделения труда, большевики превратились в глазах анархистов в «предателей», а анархисты в глазах большевиков — в «бандитов», военное уничтожение которых было связано именно с тем, что анархисты не признавали новую государственную власть на контролируемых ими территориях. [678]
675
Там же. С. 60. В другом месте он приводит следующие аргументы против анархистов: «У Маркса нет и капельки утопизма в том смысле, чтобы он сочинял, сфантазировал “новое” общество…Он “учится” у Коммуны… Об уничтожении чиновничества сразу, повсюду, до конца не может быть речи. Это — утопия… Мы не утописты. Мы не “мечтаем” о том, как бы сразу обойтись без всякого управления, без всякого подчинения; это анархистские мечты, основанные на непонимании задач диктатуры пролетариата, в корне чужды марксизму и на деле служат лишь оттягиванию социалистической революции до тех пор, пока люди будут иными». Там же. С. 48–49.
676
Там же. С. 60–61. В статье «Об авторитете» Энгельс писал, что анархисты «требуют, чтобы политическое государство было отменено одним ударом, еще раньше, чем будут отменены те социальные отношения, которые породили его». Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2 изд., т. 18. С. 304–305.
677
Ленин В. И. ПСС. Т. 33. С. 112.
678
С точки зрения анархистов см. об этом: Аршинов П. А. История махновского движения (1918–1921). Дикое поле. Запорожье, 1995 с предисловием Волина (В. М. Эйхенбаума);
Mahnovscsina. Az ukrajnai anarcho-kommunista mozgalom 1917 'es 1922 k"oz"ott. Liberter. Budapest, 'e. n.;
Махно H. Моя встреча и разговор с Лениным // Русская революция. Записки в трех книгах. M"unchen, 1977. С. 126–135;
Дукельский С. ЧК на Украине // ВЧК-ГПУ. Документы и материалы. (Ред. Ю. Фельштинского). Издательство гуманитарной литературы. М., 1995. С. 135–222.
Таким образом, на основании работ Маркса и Энгельса Ленин, связав проблему революции с проблемой государства, обрисовал контуры своего рода третьего пути между реформистской социал-демократией и анархизмом. Как мы уже подчеркивали в другой связи, важная теоретическая и политическая заслуга Ленина состояла в сделанном им выводе о том, что российская буржуазия и слабое, «рыхлое» буржуазное общество в целом не способны стабилизировать ни старую «полупарламентскую» систему (с царем или без царя), ни буржуазно-демократический режим. По его мнению, попытки такой стабилизации в случае неосуществления или поражения революции открыли бы дорогу контрреволюционным диктатурам.
Символично, что Ленин писал «Государство и революцию» уже находясь на нелегальном положении, поскольку после «июльских событий» Временное правительство выдало ордер на его арест: буржуазная демократия, едва сложившись, сразу попала в кризис. Не приходится удивляться тому, что в шалаше в Разливе Ленина прежде всего занимал вопрос, какими институтами заменят революционные классы «разрушенную государственную машину», от которой в России оставались уже одни обломки. В данном случае он выделил не русскую форму такого института — советы, а его «праформу», Парижскую Коммуну, которая сумела практически поставить вопрос о конечной цели пролетарской революции. Основной целью и содержанием формы самоуправления типа Парижской Коммуны как хозяйственной и общинной организации должно было стать уничтожение в конечном итоге социально-экономического неравенства.
Не случайно, что в «Государстве и революции» не встречается понятия партии. Это обстоятельство не раз получало путаные объяснения. А между тем все просто. В самоуправленческом социализме, теоретическое описание которого дал Ленин, уже нет классов и партий. Ненаучно поступают те, кто, ссылаясь на написанную позже, в 1918 г., работу Каутского («Диктатура пролетариата») и аргументы статей Мартова, утверждают, что брошюра Ленина «Государство и революция» уже во время ее написания подверглась критике за идею введения однопартийной системы. Эти пристрастные критические замечания относились к событиям, произошедшим в Советской России после 1917 г., и проецировали сложившееся положение на прежние работы Ленина, представляя дело так, что он уже в 1917 г. был скрытым сторонником однопартийной системы. [679] Несомненно, что в политическом и теоретическом смысле аргументация Ленина во многих пунктах изменялась с течением времени, но привнесение в «Государство и революцию» «контрабанды» однопартийной системы означает либо банальную историческую фальсификацию, либо полное непонимание проблемы. Октябрьская революция подняла советы до уровня практической альтернативы парламентаризма. Это утверждение и теоретически и практически справедливо, даже если учесть, что советы как орган рабочего самоуправления уже в 1918 г. «начали внедряться» в новые структуры центральной власти, в новую иерархию, постепенно задуманную и созданную центральной властью. Юридически однопартийная система никогда не была введена, если не считать брежневской конституции 1977 года, которая впервые провозгласила советскую систему однопартийной. В ленинскую эпоху партии подвергались административным преследованиям в соответствии с логикой политической борьбы, со ссылками то на военные условия, то на контрреволюционные действия этих партий, однако в конституционно-законодательном отношении они не запрещались. Однопартийная система, сложившаяся на практике к 1921 году, не имела законодательной легитимации. «Официально» восторжествовала точка зрения, которой придерживался и Ленин и согласно которой диктатура советов, «диктатура большинства (“пролетарская диктатура”) над меньшинством» политически легитимируется самой революцией. Противоречия такого положения проявились очень скоро…
679
Примером такого проецирования является книга Р. Сервиса. См.: Service R. Lenin. Vol. II. Р. 222.
5.4. Революция и государство: практическая альтернатива
5.4.1. От государства к революции
Как мы видели, брошюра «Государство и революция» была не «партийной философией», не большевистской теорией партии, а теоретическим «самоопределением» множества различных, прежде всего поддерживаемых рабочими и крестьянами социально-политических сил, принимавших участие в Октябрьской революции и сорганизовавшихся в рамках советов и других спонтанно созданных общественных организаций. К тому же это «самоопределение» имело не только российскую, но и европейскую перспективу. В 1917 г. большевистская партия, насчитывавшая несколько тысяч членов, превратилась в «собирательную» партию сотен тысяч людей, а в 1919 г. — в массовое европейское движение, «мировую партию», Коммунистический (III) Интернационал. Общеизвестно, что Октябрьская революция стала результатом движения более широкого, чем большевизм. Больше того, по своим движущим силам это несомненно была — вопреки названию книги Э. X. Карра — не революция большевиков. Большевистской она стала тогда, когда Ленин и большевики в процессе политической борьбы, борьбы за власть, следуя практической необходимости, начали идеологически-организационное присвоение революции. В этом им помогли их потерпевшие политическое поражение и распадавшиеся на части бывшие союзники, которых большевики не просто «выбросили» из истории революции, а которые сами противопоставили себя Октябрьской революции. В глазах практически всех противников большевиков — по разным причинам и с разной аргументацией — сама революция стала исходным пунктом политического насилия. Мы уже говорили о том, что в наши дни в модных исторических работах часто появляется мнение, что между «Государством и революцией» и кровопролитием, последовавшим после Октябрьской революции, существовала некая внутренняя связь. Объяснение этого выводится из утверждения, что Ленин будто бы не видел того, что ориентация на инициативу масс и ориентация на жесткую иерархию и порядок воплощали различные варианты мышления и деятельности. [680] В свете этого утверждения работа Ленина кажется «причудливой смесью». С одной стороны, она представляется «утопическим выражением утопического ума», а с другой стороны, содержит в себе мысль о кровопролитии, что, «может быть, не было сознательным намерением автора». [681] Однако эта аргументация хромает на обе ноги. Ведь сам процитированный автор пишет, что «Государство и революция» была «опытом создания крупной теории», которая вырабатывалась в первую очередь не для России. Таким образом, получается, что каждая революционная мысль, больше того, каждая революция несет ответственность за кровь, пролитую после ее победы главным образом в результате контрреволюционного сопротивления? Не перепутаны ли здесь причины и следствия? Не устраняет ли такая логика промежуточные звенья, механизм перехода от «крупной теории» к не поддающейся предвидению исторической ситуации? Конечно, это риторический вопрос. В таких механических представлениях не учитываются демонстрирующие преемственность основы и не поддающиеся предвидению перспективы развития революции. Правда, в «Государстве и революции», наряду с вопросом об «отмирании государства», а точнее в качестве его предпосылки, поставлен другой основополагающий вопрос, вопрос о преодолении сопротивления старых правящих классов. Эти два стремления явно противоречили друг другу в том смысле, что и в «стерильной» брошюре Ленина уничтожение «всякого угнетения» предполагает — в случае вооруженного сопротивления контрреволюции — применение революционного насилия. Однако тогда никто, в том числе и Ленин, не знал, что главная проблема будет заключаться в том, что на практике нельзя будет ясно и однозначно определить пределы «революционного насилия», но история всех революций вплоть до наших дней показывает, что обладающие политической властью группировки, часто ведущие борьбу и между собой, наименее способны «контролировать» именно применение насилия. Не говоря уж о том, что в ходе революций идет борьба между самыми разными силами, характер которой не предсказуем заранее.
680
Там же. Р. 224.
681
Там же.
У Февральской революции нет своей истории, так как историческое развитие России не имело буржуазно-демократического продолжения. [682] Тем не менее, ее начало, в отличие от октябрьских революционных событий в Петербурге, сопровождалось настоящим кровопролитием, наступил непрерывный политический кризис, переломным пунктом которого стали «июльские дни», когда большевистская партия была вынуждена уйти в подполье. Но какое отношение имеет к этому «Государство и революция» как стимулятор
насилия? Просто речь идет о том, что, как уже говорилось выше, делается попытка с помощью «передержки» переместить ленинскую работу из «либертарианской интерпретации» в «авторитарный нарратив». [683] Э. Хобсбаум в своих статьях и докладах не раз остроумно критиковал тех авторов, которые выводили действия, а также теоретические и политические соображения Ленина и большевиков не из конкретных исторических альтернатив, а из своих собственных сегодняшних политических взглядов, объясняли историю саморазвитием идеологий. Этот новый презентизм приводит к искажению истории, когда предполагается, что события, водоразделы революции можно было предвидеть заранее и эти события пошли в «плохом» направлении лишь по воле Ленина. [684] Другой способ представить «Государство и революцию» как авторитарное произведение состоит в том, чтобы не учитывать определенную непоследовательность в употреблении Лениным некоторых понятий. В водовороте политических событий, в пылу борьбы он, случалось, совмещал в одном понятии такие явления, которые в другом месте ясно отделял друг от друга. Так произошло, что в «аналогии с почтой» [685] из «Государства и революции» понятие переходного периода «слилось» с понятием социализма. «Соединение» этих двух этапов развития позже получило двойной искаженный идеологический смысл. С одной стороны, в сталинскую эпоху оказалось возможным доказать, что у Ленина социализм и сильная государственная централизация предполагают друг друга. С другой стороны, с 1980-х гг. начали утверждать, что Ленин был настолько этатистским мыслителем, что даже в социализме подчеркивал значение государственного принуждения. На самом деле государственная централизация в «аналогии с почтой» является типичной проблематикой переходного периода, т. е. послереволюционного времени. К этому вопросу мы еще вернемся в последней главе, но все же отметим, что научная причина столь ошибочных интерпретаций состоит в том, что исследователи обходят вниманием внутренние закономерности ленинского мышления и разделяют связанные друг с другом линии его рассуждений.682
Представители новой исторической науки, подходя к проблеме с разных точек зрения и указывая на различные причины, склоняются к выводу, что Февральская революция свидетельствовала о начале нового революционного процесса, который не мог быть искусственно остановлен. См., например: Хасегава Ц. Февральская революция: консенсус исследователей?; Булдаков В. П. Истоки и последствия солдатского бунта: психология «человека с ружьем» // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению. (Отв. ред. Волобуев П. В.) М., 1997. С. 4, 107–108; 208–217. Редактор сборника упрекнул авторов этих статей в преувеличении значения «солдатского бунта». В современной литературе о Ленине также говорится о едином революционном процессе. «Государство и революция» свидетельствует о том, что под влиянием этого процесса Ленин отказался от своего прежнего представления о «поэтапности» революции. См.:
Kouvelakis S. Lenin as Reader of Hegel: Hypotheses for a Reading of Lenin’s Notebooks on Hegel’s The Sience of Logic. In: Lenin Reloaded. P. 195.
683
Service R. Lenin. Vol. II. P. 224–225.
684
См.: Hobsbawm Е. J. Pillantas el"ore: a t"ort'enelem 'es a j"ov"o; K"opesek vagyunk-e az orosz forradalom t"ort'enetenek megir'as'ara? In: Hobsbawm E. J. A t"ortenelemr"ol, a tort'enetir'asr'ol. Pp. 49–68, 267–279.
685
См.: «Все народное хозяйство, организованное как почта, с тем, чтобы техники, надсмотрщики, бухгалтеры, как и все должностные лица, получали жалованье не выше “заработной платы рабочего”, под контролем и руководством вооруженного пролетариата — вот наша ближайшая цель. Вот какое государство, вот на какой экономической основе, нам необходимо. Вот что даст уничтожение парламентаризма и сохранение представительных учреждений, вот что избавит трудящиеся классы от проституирования этих учреждений буржуазией». Ленин В. И. Государство и революция // ПСС. Т. 33. С. 50.
Однако в 1917 г. мнение Ленина об этапах развития русской революции действительно претерпело изменение. Его предположение, что буржуазный и социалистический «этапы» отграничатся друг от друга в самом развитии революции, не подтвердилось и не могло подтвердиться, ведь уже ранней весной 1917 г. как грибы расплодились революционные организации, конкретное практическое значение которых Ленин понял лишь постепенно и которые сыграли такую важную роль в октябре. К их числу относились фабрично-заводские комитеты, взявшие власть на предприятиях, реорганизованные профсоюзы и, наконец, позже овладевший властью спонтанный советский орган, Военно-революционный комитет, а также сеть революционных комитетов на местах. В то же время с максимальным накалом шла и радикализация масс, определявших ход событий. [686] Так как Временное правительство с марта 1917 не могло решить ни земельный вопрос, являвшийся жизненно важным для миллионов людей, ни вопрос выхода из войны, в октябре 1917 г. против него одновременно выступили самые разные социальные силы. Из сосуществования современных и архаичных элементов вырос, особенно в Петербурге и Москве, современный промышленный рабочий класс, который в своем происхождении, условиях жизни и мышлении сохранил множество элементов общинного прошлого. Все это выразилось в самостоятельной деятельности и внутренней структуре спонтанно возникших рабочих советов, в присоединении российских рабочих к самому современному организованному социал-демократическому рабочему движению. [687] Другим социальным слоем революционного лагеря было «принадлежавшее прошлому», располагавшее в основном консервативным менталитетом, но в условиях того времени бунтарское и антикапиталистически настроенное общинное крестьянство, которое хотело получить землю, исключив при этом ее куплю-продажу, чтобы предотвратить новое обеднение сельского населения. Это выразилось в знаменитом декрете о земле, изданном после Октябрьской революции. Эти два социальных слоя были связаны третьим — многомиллионными солдатскими массами, имевшими в основном крестьянское происхождение, но «повидавшими мир» и имевшими оружие. Следовательно то, что стало актуальным на практике в период, начавшийся после Октябрьской революции, было исторически близко не теории социализма, а содержанию «Апрельских тезисов» и послеоктябрьской идее и практике — используя современное выражение — «смешанной рыночной экономики» начала 1918 г. Все это много десятилетий назад уже показали В. Брюс, Л. Самуэли, а вслед за ними и советские историки, больше того, они первыми — по существу следуя Сталину — теоретически обосновали понимание переходного периода как социализма, а именно — «рыночного социализма». [688] Таким образом, идеологическое преувеличение «аналогии с почтой» как относящейся к социализму также прокладывает путь к «авторитарной интерпретации» ленинской брошюры.
686
См.: Krausz Т. A c'art'ol a komisszarokig. Kossuth K"onyvkiad'o. Budapest, 1987. P. 164–222.
687
См. об этом:
Csurakov D. A munk'as"onkorm'anyzatok k"oz"oss'egi aspektusai az 1917-es forradalomban. In: 1917 'es ami utana k"ovetkezett. Szerk.: Krausz Tam'as. Magyar Ruszisztikai Int'ezet. Budapest, 1998. P. 53–67; Buharajev V. 1917 — az obscsinaforradalom pirruszi gy"ozelme. Там же. P. 37–52.
688
Brus W. The General Problems of the Functioning of the Socialist Economy. London, Oxford, 1961;
Szamuely L. Az els"o szocialista gazdas'agi mechanizmusok. K"ozgazdas'agi 'es Jogi K"onyvkiad'o. Budapest, 1971;
Гимпельсон E. Г. Военный коммунизм: политика, практика, идеология. М., 1973. Автор некролога В. Брюса, Ян Топоровский
(Wlodzimierz Brus. Economist committed to market reforms and democracy in Poland. In: Guardian, 2007 november 13)
отметил, что в 1951–1952 г. Брюс с признанием отзывался о работе Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», в которой Сталин впервые изложил идею рыночного социализма, как это заметил в свое время Ф. Тёкеи. Подробнее об этом см.:
Krausz Т. A «szt'alini szocializmus». In: Krausz T. Lenint"ol Putyinig. La Ventana. Budapest, 2003. P. 98–99.
В «Апрельских тезисах» [689] позиция Ленина стала более взвешенной под влиянием революционных событий. Как мы видели, ранее он (конечно, не только он, но до 1905 г. прежде всего Плеханов) показал, что в России буржуазная революция за отсутствием революционной, демократической буржуазии может быть только рабочей революцией, поэтому ее «движущие силы», рабочие и бедное крестьянство, неизбежно радикализируют буржуазную революцию, которая перейдет на новый этап, где советы смогут сыграть определяющую роль. Поскольку Временное правительство даже не сформулировало мысли о выходе из войны и ничто не указывало на то, что Совет, большинство в котором составляли эсеры и меньшевики, направит политику правительства на «верный путь», Ленин выступил с неожиданным и поначалу вызвавшим противодействие даже в рядах его собственной партии лозунгом «Никакой поддержки Временному правительству»! Свою точку зрения относительно — пользуясь выражением Троцкого — «перманентности» революции Ленин обосновал и теоретически, указав на слияние в конкретных условиях ее демократического и социалистического «этапов».
689
Ленин В. И. О задачах пролетариата в данной революции //Ленин В. И. ПСС. Т. 31. С. 113–118.
Новый элемент появился и в связи с проблемой мировой войны. Ленин отверг лозунг «революционного оборончества», выдвинутый Временным правительством, однако при этом указал на то, что отношение к этому лозунгу может измениться в случае соответствующей трансформации революционного процесса, что получило серьезное значение позже, в годы иностранной интервенции. «На революционную войну, — писал Ленин, — действительно оправдывающую революционное оборончество, сознательный пролетариат может дать свое согласие лишь при условии: а) перехода власти в руки пролетариата и примыкающих к нему беднейших частей крестьянства; б) при отказе от всех аннексий на деле, а не на словах; в) при полном разрыве на деле со всеми интересами капитала… Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и организованности пролетариата, — ко второму ее этапу, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства». [690] Стремясь способствовать движению революции в этом направлении, Ленин в «Апрельских тезисах» назвал советы рабочих депутатов «единственно возможной формой революционного правительства». В 5-м тезисе это положение было сформулировано как альтернатива буржуазной республике: «Не парламентарная республика, — возвращение к ней от С.Р.Д. было бы шагом назад, — а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху». [691] Очевидно, что ни одна из интерпретаций, внушающих, что в ленинском мышлении и политической деятельности в 1917 г. господствовала некая концепция авторитарной власти или революции, не может быть документально подтверждена. Ленин не только говорил о непосредственных формах рабочей власти в противовес буржуазной республике, но и отмежевался от традиции государственного социализма, то есть от «введения социализма» государственным путем. С одной стороны, он говорил о «государстве-коммуне», а с другой стороны, в 8-м тезисе подчеркнул: «Не “введение” социализма, как наша непосредственная задача, а переход тотчас лишь к контролю со стороны С.Р.Д. за общественным производством и распределением продуктов». Среди основных задач этой программы он упомянул о слиянии банков «в один общенациональный банк и введении контроля над ним со стороны С.Р.Д.». [692] (В этот контекст укладывается «аналогия с почтой»). Желая обеспечить прочное сохранение власти в руках советов и поддержку бедного крестьянства, безземельного аграрного пролетариата, Ленин намечал конфискацию помещичьих земель путем национализации и раздел земли под контролем батрацких и крестьянских советов (это будет осуществлено октябрьским декретом о земле). В «Апрельских тезисах» акцент уже делался на коллективном хозяйствовании. [693] «Апрельские тезисы» стали поворотным пунктом в деятельности Ленина и свидетельствовали о переломе в ходе революции; они являлись таким редким предвидением, в котором теоретический анализ был действительно органически соединен с политической практикой. Редкий исторический момент. Все это относится к историческому контексту «Государства и революции».
690
Там же. С. 113, 114.
691
Там же. С. 115.
692
Там же. С. 116, 115.
693
Там же. С. 115, 116, 118. Новым элементом революционной программы было намерение отмежеваться от сторонников войны и от «центристской социал-демократии», а также «перешедших к буржуазии» оборонцев путем изменения названии партии (на «Коммунистическую партию»). Одновременно Ленин выдвинул предложение о создании нового, «революционного Интернационала». Из своих зарубежных революционных союзников Ленин назвал в «Апрельских тезисах» только Р. Люксембург, «назвавшую 4 августа 1914 г. германскую социал-демократию “смердящим трупом”». В том случае, если бы идея демократического мира была отвергнута другими странами, новая революционная власть, проводящая в жизнь антивоенную революционную политику, как предполагал тогда Ленин, начала бы «революционную войну»: «…Мы, при отказе германских, английских, французских и др. капиталистов на такой мир, повели бы сами революционную войну, призывая к союзу с нами рабочих всех стран». Там же. С. 264. Позже, в Брест-Литовске, тезис революционной войны придется сменить на практику «оборонной войны».