Ленин. Социально-теоретическая реконструкция

Б. Кун не был исключительным явлением. Почти всем руководством Коминтерна, включая и Ленина, постепенно овладел оптимизм. В июле-августе 1920 г., во время II конгресса Коминтерна, оно уже верило в успех контрнаступления. Это состояние эйфории проявилось в шифрованной телеграмме Ленина от 23 июля 1920 г. (в этот день М. Н. Тухачевский получил приказ перейти р. Буг и занять Варшаву), посланной находившемуся в Харькове Сталину со II конгресса Коминтерна: «Положение в Коминтерне превосходное. Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может быть, также Чехию и Румынию. Надо обдумать внимательно. Сообщите ваше подробное заключение. Немецкие коммунисты думают, что Германия способна выставить триста тысяч войска из люмпенов против нас». [998]

998

Там же. С. 186.

В это время сложилось и мнение большевистского руководства о том, что под знаком «поощрения мировой революции» необходимо подготовиться к советизации Армении и Грузии, чего уже в начале августа требовало кавказское бюро партии. Больше того, существует документ — адресованная И. Г. Смилге телеграмма Ленина, доказывающая, что Ленин не отказался и от мысли о советизации Литвы. [999] Несмотря на то что наркомвоенмор Троцкий с большим скептицизмом отнесся к плану советской военной акции против Варшавы, которая должна была последовать вслед за выдохнувшимся польским наступлением, под влиянием описанного выше настроения победили все же сторонники немедленного контрудара.

999

Там же. С. 186–187. См. еще «Докладную записку секретариата Польского бюро пропаганды и агитации при ЦК РКП(б) от 21 апреля 1920 г.» Там же. С. 172–175. Советская историческая наука в течение многих лет пыталась из «государственных интересов» замолчать эти факты, больше того, иногда некоторые политики и историки пускались даже на их фальсификацию.

Хотя британский министр иностранных дел Керзон, реагируя на быстрое советское контрнаступление, последовавшее за захлебнувшимся наступлением Пилсудского, в ноте от И июля потребовал, чтобы Красная армия остановилась на линии Керзона, [1000] это требование не могло быть подкреплено никакими моральными аргументами. (Другой вопрос, целесообразно ли было вообще Красной Армии переходить границу). Неожиданная «жажда мира» не оказала на Ленина никакого впечатления. В связи с военным нападением Польши на Советскую Россию он говорил о намерении «штыками прощупать», не готов ли польский пролетариат к поддержке мировой революции или, по крайней мере, к советизации Польши. Властно-организационная основа такого эксперимента была найдена в создании «временного революционного комитета Польши», состоявшего из большевиков польской национальности во главе с Ю. Мархлевским и провозгласившего по существу ту же программу, которую представляла большевистская партия в 1917 г.

1000

См.: Service R. Lenin. Vol. III. P. 119; Davies N. White Eagle… P. 169–170.

После поражения под Варшавой, последовавшего в середине августа 1920 г., на IX Всероссийской конференции РКП(б) в сентябре того же года Ленин признал, что в результате ошибочных дипломатических, военных и политических расчетов Советская Россия потерпела «катастрофическое», «громадное» поражение, на опыте которого он собирался «учиться» и лично. В то же время Ленин не снял с повестки дня своих теоретико-стратегических соображений, согласно которым контрнаступление рассматривалось как возможный ответ на польскую агрессию, и по-прежнему доказывал принципиальную правильность курса на мировую революцию. [1001] Знакомство с полным текстом ленинских выступлений, которые ранее замалчивались либо сокращались, особенно важно в том смысле, что сентябрьская речь освещает всю перспективу, открывавшуюся перед Лениным как революционером-теоретиком и практиком, определявшим внешнюю политику страны, раскрывает всю концепцию, обосновывавшую расширение войны против Польши. Ленинские выступления, не предназначавшиеся для широкой публики и не отредактированные даже в письменном варианте, в сжатой форме содержат актуальные для того времени политические и теоретические взгляды Ленина на проблемы международных революционных преобразований.

1001

Отчет ЦК и заключительное слово по итогам его обсуждения см. в кн.: В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 370–392. Первоначально стенограмма отчета была опубликована в журнале Исторический архив, 1992, № 1.

В том факте, что генерал Пилсудский напал на Советскую Россию, несмотря на советские предложения о мире на основании границ, чрезвычайно выгодных для Польши, а точнее — для правящих классов Польши, [1002] Ленин видел не самостоятельные действия Варшавы, а следствие всей Версальской системы, инициативу Антанты, прежде всего Франции. Ленин подчеркнул, что «где-то около Варшавы лежит центр всей теперешней системы международного империализма», Варшава — это бастион, близкий к «центру мирового империализма», падение которого поколебало бы всю мировую систему империализма. Этот явно преувеличенный вывод Ленин дополнил тем на первый взгляд геополитическим, но на самом деле выходящим за рамки геополитики аргументом, что Польша — это «буфер между Россией и Германией», последнее государство, остающееся «в руках международного империализма против России», и в этом смысле — «опора всего Версальского договора». Следовательно, Ленин преувеличил значение Варшавы, падение которой не обязательно означало бы падение Версальской системы, однако важно отметить, что в стратегическом плане Ленин в то время представлял себе преодоление изоляции революционной России только революционным путем, причем в этой связи возрастало и значение великодержавных комбинаций. Таким образом, Ленин поставил в зависимость от участи Варшавы судьбу всей Версальской системы, так как Россия, по его мнению, могла вступить в непосредственную связь с революционной Восточной Пруссией. Далее в своем выступлении Ленин яркими красками описал «зажигательные» последствия этого для держав Антанты. [1003] В качестве революционного стратега Ленин «научился» говорить на языке «великих держав», на языке силы, вследствие чего способ речи революционного стратега слился со способом речи державного политика.

1002

Ленин имел в виду заявление Совнаркома РСФСР от 28 января 1920 г. и обращение ВЦИК к польскому народу от 2 февраля 1920 г., в которых практически признавался переход к Польше почти всей Белоруссии и правобережной Украины с населением около 4 млн человек. См.: Декреты Советской власти. Т. VII. М., 1975. С. 141–142, 162–165. (О принципиальном аспекте этой проблематики см.:

Niederhauser Е. Lenin 'es a nemzeti k'erd'es. In: Nemzet 'es kisebbs'eg. V'alogatott tanulm'anyok. Lucidus. Budapest, 2001. P. 65–83; Krausz T. Bolsevizmus 'es nemzeti k'erd'es.

1003

В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 376, 372–373.

Ленин открыл намерение великодержавного покорения России и в деятельности Франции и Англии. [1004] Видя за Деникиным и Колчаком деятельность «англо-французской оси», Ленин точно так же считал представителем нового, версальского «империалистического мирового порядка» и Пилсудского, который был готов принять участие в разделе России. С точки зрения государственной политики одной из целей похода на Варшаву для Ленина была демонстрация силы Советской России, нового государства, которое не желало подвергаться бесконечным унижениям со стороны Антанты. Ленин чувствовал, что Антанта слабеет, так как не смогла обеспечить единую базу для русской контрреволюции. Страны Антанты не смогли объединить своих сил и в финансовом отношении, причиной чего была прежде всего (как уже упоминалось выше) противоположность их интересов в деле ограбления и раздела России.

1004

Об этой роли англичан Ленин писал в начале июня 1920 г. наркому иностранных дел наркомвоенмору Троцкому. См.:

The Trotsky Papers. Vol. II. P. 358, 376, 378, 398, а также:

Krausz T. Bolsevizmus 'es nemzeti k'erd'es. P. 80–81.

Конечно, Ленин уже с 1918 г. был убежден в том, что непосредственной целью Антанты является военная изоляция Советской России, а малые и средние государства сыграют роль средства достижения этой цели.

Позже Ленин разоблачил лицемерие и неприкрытую ложь западных держав, указав на то, что «отказ от интервенции» является неправдой, так как они поддерживают, больше того, науськивают эстонцев, финнов и поляков. Однако в речи на совещании председателей исполкомов Московской губернии 15 октября 1920 г. он уже говорил о противоречиях между французами и англичанами, которые не смогли объединиться для поддержки Польши, прибалтийских государств и Врангеля, так как Англии «невыгодно восстановление царской, или белогвардейской, или хотя бы буржуазной России». [1005]

1005

Ленин В. И. ПСС. Т. 41. С. 350.

С другой стороны, Ленин расценивал польское наступление как возможный пример для соседних, вышедших из Российской империи государств, которые могут послужить для европейских великих держав плацдармом против Советской России. Поэтому он обдумывал политику реванша. В эту державную логику укладывался тот тезис революционной стратегии, по которому пришло время для превращения антиимпериалистической «оборонной войны» войны с Антантой в «войну наступательную».

Всю войну Ленин оценивал, исходя из этой концепции, его цитируемые ниже слова свидетельствуют о том, что он не смог переоценить своей позиции даже после поражения под Варшавой. «…Военное наступление Антанты против нас, — сказал Ленин в отчете ЦК РКП(б), — закончено, оборонительная война с империализмом кончилась, мы ее выиграли. Польша была ставкой. И Польша думала, что она, как держава с империалистскими традициями, в состоянии изменить характер войны. Значит, оценка была такова: период оборонительной войны кончился. (Я прошу записывать меньше. Это не должно попадать в печать). [70 лет и не попадало — Т. К.]. С другой стороны, наступление показало нам, что при бессилии Антанты военным путем задавить нас, при бессилии ее действовать своими солдатами, она может только толкать на нас отдельные маленькие государства, не представляющие военной ценности и держащие у себя помещичье-буржуазный порядок, только ценой тех мер насилия и террора, которые им предоставляет Антанта. Нет сомнения, что тот меньшевистский демократический капитализм, который держится еще во всех пограничных с Россией государствах, образованных из прежнего состава бывшей Российской империи, начиная с Эстонии, Грузии и т. д., он держится при помощи того, что доставляет Англия… Перед нами встала новая задача. Оборонительный период войны со всемирным империализмом кончился, и мы можем и должны использовать военное положение для начала войны наступательной. Мы их побили, когда они на нас наступали, мы будем пробовать теперь на них наступать, чтобы помочь советизации Польши. Мы поможем советизации Литвы и Польши, так говорилось в нашей резолюции…». [1006]

1006

В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 373.

Понятие «наступательной войны» в данном случае действительно выражало намерение «советизировать» территории, ранее принадлежавшие Российской империи, что показало постепенное и неизбежное слияние «революционного интернационализма» с великодержавными устремлениями. Сочленение этих двух, изначально разных явлений объяснялось политической и военной ситуацией, сложившейся во время гражданской войны, а также политическим рефлексом советских руководителей, исходивших из того, что Советская Россия ведет смертельную борьбу за выживание в «капиталистическом окружении», «в кольце империалистических, буржуазных стран».

В отношении Грузии, Эстонии и Латвии ранее была принята резолюция, отвергавшая военное вмешательство, что вызвало недовольство коммунистов этих стран. «Они, — вспоминал Ленин, — держали полные горечи речи против нас, говоря, как можете вы заключать мир с белогвардейскими латышскими палачами, которые подвергли виселице и пытке лучших латышских товарищей, проливавших кровь за Советскую Россию. Эти речи мы слышали и от грузин, но не помогали советизации Грузии и Латвии. И сейчас этого сделать мы не можем, нам не до того… По отношению к Польше мы изменили эту политику. Мы решили использовать наши военные силы, чтобы помочь советизации Польши… Мы формулировали это не в официальной резолюции, записанной в протоколе ЦК и представляющей собой закон для партии и нового съезда, но между собой мы говорили, что мы должны штыками пощупать — не созрела ли социальная революция пролетариата в Польше?» [1007]

1007

Там же. С. 373–374. Ленин подчеркнул, что по конспиративным причинам об этом нельзя было говорить и на конгрессе Коминтерна, поскольку он проходил открыто.