Ленинский тупик
Шрифт:
Насмешливо-самоуверенный вид Ермакова сковывал ее. Однако управляющий не был в эту минуту ни насмешлив, ни самоуверен.
Он жалел Огнежку. Припомнилось, что таких, как Огнежка, в тресте было двадцать с лишним человек. Целый взвод. Он собрал выпускников в кабинете, поздравил с тем, что они наконец, как он выразился, перестали быть дармоедами государства.
– Здесь грязь, холодище. Иной раз грохнут над ухом лошадиным матом… - говорил он.
– Наступление. Где, как не во время наступления, проявить себя! Берите в свои руки управление огнем.
Взяли, как же! Если б только хлюсты дезертировали, если б только они ползком-ползком -
…Огнежка страдала от того, что еще ни чего не высказала, а от нее уже готовы отмахнуться; как от ребенка, который назойливо вмешивается в разговоры взрослых.
– Слушайте же!
– воскликнула она сдавленным голосом, пытаясь перекрыть ермаковский бас.
– строительную бригаду следует расширить, влить туда и каменщиков, и плотников, и такелажников. Платить за конечный результат..
– Короче - котел!
– быстро перебил ее Ермаков.- С общей выработки. По сути, тот же колхоз-губитель… Спасибо, колхозами уже сыты…
Инженер Ашот Акопян взял себе за правило: за дочь на стройке никогда не вступаться. Бросили с борта в воду-выплывет… Впервые он изменил своему принципу.
– А если попробовать, Сергей Сергеевич? Пусть идея плоха. Вы же сами сказали: лучше пусть прораб по своей плохой идее сделает хорошо, чем…
Ермаков снова закрыл дверь кабинета.
– Куда ни повернись Акоп-филантроп! То с шуркиными фонариками носится как с писаной торбой: “Небоскреб на колеса и “но-о, родимая!” То сиганет на четверть века назад… Что Огнежка предлагает? Прогресс? Узаконить артель она хочет, вот что! Так, бывало, подрядчик ставит ведро водки на кладку, кричит: “Ребятушки, сложите за день стенку-водка ваша!” При нынешнем развороте дела бригадир в такой бригаде должен быть о двух головах, о четырех глотках. Обеспечь-ка этакой махинище фронт работ! Талды-балды. Посадит нас дщерь твоя возлюбленная в тюрьму за развал строительства. Кто мне будет передачи носить?
Ермаков подошел к магнитофону, включил на середине запись Шаляпина, как бы говоря этим, что прения сторон окончены.
Сатана там правит бал..,- гремел могучий шаляпинский бас.
“Вот именно - сатана…” - бросила Огиежка вполголоса.
Этого Ермаков уже не вынес.
– Акоп, чего мы стоим7!
– вскричал он.
– На работу! К пульману.
Когда гости, один за другим, прощались с Огнежкой, Игорь Иванович подумал об одной особенности треста Жилстрой No 3, о которой не принято было говорить. Почти каждого своего помощника Ермаков когда-либо выручал из большой беды, в которую тот попадал чаще всего благодаря своей несговорчивости, резкости - “языкатости”,
Акопян был избавлен Ермаковым от репутации склочника и “сомнительного человека”, которая много лет следовала за ним по пятам
Ермаков вовсе не выискивал попавших в беду, чтобы позже они
служили ему верой и правдой. Просто он узнавал о людях, которые приходились ему по душе, главным образом тогда, когда над ними нависали тучи. И те никогда не забывали, кому они обязаны. В этом была большая сила треста, но в этом, видел теперь Игорь, таилась и грозная опасность. Помощники Ермакова, смелые, крутые на язык в кабинете управляющего, на общем собрании или на бюро горкома теряли дар речи.Ермаков, в конце-концов, переставал считаться со своими инженерами, которые, как бы ни пришлось им солоно, сора из избы не вынесут. Он стал относиться к ним почти так же, как к тем плотникам, печникам, пастухам, которые, как Чумаков, пришли в трест четверть века назад, на сезон, от спаса до покрова, а потом осели в городе, выдвинутые Ермаковым в бригадиры или даже в прорабы. “Это надо было мне давно иметь ввиду”,- Игорь понял, что Огнежке надо активно помогать
Когда Емрак с Акопяном часа через два вышли из кабинета, Ермаков вскричал удивденно:
– А где гости, перед которыми Огнежка меня распяла на кресте?.. Кто они, кроме будущего классика?
Огнежка перечислила: - Одинн пианист, два художника, один поэт.
– И ни одного прораба?! Или хотя бы архитектора?! И пред ними меня распинали?!… Огнежка, такого позора не ожидал… Игорь Иванович, намекнул бы… Кстати, все ушли, а вы, Игорь Иваныч, задержались…
– Это бывает, Сергей Сергеевич. Одиссея, который рвался домой, на свою Итаку, волшебная нимфа Калипсо задерживала целые семь лет.
– А меня нимфа Огнежка держит всего два часа.
– Нимфа, уволю!
– с грозной шутливостью произес Ермаков.
– Кроме того, Сергей Сергеевич, - перебил своего патрона Игорь.- Надо было вас выручать.. После такого рабочего рывка, вы же мукузани не ограничитесь. А я тут с “Москвиченком”.
–
– Дорогой мой спаситель!
– Ермаков не удержался от сарказма,- задержались вы совершенно напрасно. Акопян мой молочный брат. Он вот уже двадцать лет пьет только молоко. Козье, к тому же. А я бы вызвал свою машину…
Игорь Иванович ответил со стеснительной улыбкой.
– Простите, я совершено забыл, что вы, Сергей Сергеевич, давно живете в мире древнегреческой философии. От “Илиады” Гомера до Эсхила и Еврипида все сообщали нам о БОГАХ НА МАШИНАХ, и губивших и спасавших их героев. И это правда на все века. Кто ныне наши губители и спасатели? Бог на колесах Хрущев. Бог на колесах Ермаков.
– Иронизирует, злой мальчик, - сказал Ермаков Акопяну.
– Не перед нимфой ли так разошелся? А где она, кстати? Куда вдруг исчезла? Легла спать?! Молодец! В девять утра как штык будет на работе.
Встряхнув уставшей головой, оживился неутомимый спорщик и иронист Ашот Акопян.
– Игорь Иванович, не сообщили ли вам Боги что-либо о колесах, на которых они прикатывали на свою тяжелую работу?.. Мне, как инженеру и бывшему кучеру лагерной водовозки на двух неравных колесах, это крайне интересно!.. Колеса, как выяснил, впервые появилсь на шумеровсклй пиктограмме 35 века до нашей эры. На ней была изображена повозка - сани на колесах, вырезанных из дерева целыми дисками. А ваши любимые Боги мчались спасать или убивать героев и на “радужных крыльях”, и на “бессмертных конях” и даже на “крылатых змеях”. О колесе ваши дорогие любимцы, похоже, еще и понятия не имели… Бесконечно отсталый древнегреческий мир!