Лёшенька
Шрифт:
– Фенечка, сахар возьми и пирожок, удались мне пирожки нынче, – ласково потчевала мать.
Стесняясь, Феня надкусила пирожок. Мать украдкой наблюдала за ней. Хороша девка, что говорить. Золотистая коса через плечо, веснушки на милом лице. Широкий сарафан не скрывал пополневшей фигуры. Тяжёлая – определила мать.
– Что же ты, Феня, Яшку моего не дождалась? Я-то думала невеста наша растёт, а наперёд замуж выскочила. Когда же успела?
– Что вы, тётенька Вера. Мама говорит, что рано, – мучительно краснея ответила Феня. – Пойду я, мамка заждалась.
Константин
– С чего ты взяла, что Феня замуж вышла, сестрица Вера?
– Да ни с чего, просто подумалось, – выкрутилась мать.
– Да она завсегда в теле была, – облегчённо выдохнул Константин.
Мать промолчала. Что-то вертишься ты как уж на сковородке, братец Константин. Неспроста это, ой неспроста…
***
По молодости Феня не сразу поняла, что затяжелела, а потом испугалась страшно, и не осмелилась сказать ни матери, ни своему возлюбленному. Как ни таилась она, нося широкие сарафаны и подвязывая живот полотенцем, мать всё же заметила.
Феня сидела на лавке с каким-то рукоделием, вдруг замерла, прислушиваясь к себе. Тихая улыбка засветилась на её лице, девушка не замечала, как мать сверлит её взглядом.
Матрёна подскочила к дочери и рывком задрала подол, Феня и ахнуть не успела. Вот он, круглый живот во всей красе.
– Сучка… – прошипела она. – Дофорсилась, догулялась, вертихвостка окаянная! Кто?! Отвечай кто?! Этот колченогий?!
Феня плакала, закрываясь от пощёчин руками. В сердцах оттаскала Матрёна беспутную дочь за косу, сдёрнула со стены кнут и вылетела из избы.
Подобно разъярённой фурии возникла она на пороге Костиной избы, сжимая в кулаке кнут. Константин недоумённо уставился на соседку, переводя взгляд с кнута на её красную физиономию.
– За коровой собралась, тётка Матрёна?
– Я тебе покажу корову, ирод ты жеребячий! Обрюхатил девку, ей шешнадцатый годок всего! Баб тебе мало, кобелю колченогому?! Живот на нос лезет у Феньки!
– Да может почудилось тебе, тётя Матрёна? Феня завсегда справная была, в теле, – лепетал Константин.
– Почудилось?! – взвилась Матрёна. – Вот я тебя кнутом отхожу, как мне почудилось! Ой, горе мне, позор на мою головушку! Что отцу-то скажу, как с войны придёт?
– Повенчаемся мы с Феней, если надо, – после молчания обронил Константин. – Коли такое дело, то я не отказываюсь, ежели она согласна.
– Куды ж ей деваться с животом? – успокаиваясь, проворчала Матрёна. Приходи сёдни, поговорим.
***
Они обвенчались в маленькой церкви.
После было застолье с угощениями и добытой с большим трудом водкой. Гости пили, закусывали яичницей и жареной рыбой, мясным и капустным пирогом.
У Константина в лице читалась растерянность, будто только проснулся и не понял происходящего. Феня в белом платье с мелкими цветочками на подоле, была весела и оживлена. Подкладывала мужу на тарелку то кусок рыбы, то картошку, смотрела влюблёнными глазами.
Гости с любопытством поглядывали на молчаливого Лёшу, ковырявшего вилкой яичницу, а один подвыпивший родственник Матрёны всё приставал
к нему:– Что, Лёшка, новая мамка у тебя теперь, да? Чего молчишь? Али ты немтырь?
Лёша не проронил ни слова, перевёл взгляд на стену, где висела фотография матери и отца. Фотографии не было, должно быть, Матрёна подсуетилась и сняла её. Лёша тяжело вздохнул, сгрёб свой картузик и вышел на улицу.
Там шла своя жизнь. Мальчишки играли в куру, бабы с вёдрами толпились у колодца, набирая воду и сплетничая. Мимо проехала рыжая лошадь, запряжённая в повозку. Возница приветливо кивнул и махнул рукой. Да это же Антип!
– Дядя Антип!
– Лёша! Иди сюда, на-ка гостинчику, лисичка передала! – хитро улыбнулся Антип, и протянул кулёчек орехов.
Покосился на открытые окна избы, из которых доносились песни и гул голосов.
– Праздник какой отмечают, что ли?
– Тятя женится. Гуляют.
– Ну-у? Хм… что ж, бывает. Надо зайти поздравить молодых. Лёша, подержи лошадь.
Мальчик взял лошадь под уздцы.
– Хлебца хочешь? – вынул из кармана краюшку хлеба.
Лошадь потянулась к хлебу мягкими губами.
Антип вскоре вышел из дома.
– Соскучился по Яшке и Полинке? А то поехали со мной, погостишь немного. Вера Семёновна обрадуется, завсегда приветы тебе передаёт. Тятька разрешил. Ну как, едешь?
Лёша быстро – а вдруг передумают! – забрался в повозку.
– Но-о, Жозефинушка, пошла, родимая!
Повозка покатила по улице и исчезла за поворотом.
5
Антип остановил лошадь возле знакомого домика с резными ставнями.
– Тпру-у-у, Жозефинушка, приехали!
Лёша спрыгнул с повозки и первым побежал в избу. Мать в подоткнутой юбке мыла полы, Яшка помогал, гоняя голиком грязную воду.
– Кто там? – прищурилась она. – Господи, Лёшенька! С братцем Константином что-то стряслось?
– Ну что ты, Семёновна, почему сразу стряслось? Соскучился мальчонка, погостить приехал, – успокоил появившийся в дверях Антип.
– Ну слава богу. А мы-то как соскучились!
Мать вытерла руки фартуком и поцеловала Лёшеньку.
– Яков, посмотри не отвязалась ли кобыла, а Лексей тебе подсобит. Мне с матерью поговорить надо, – подмигнул конюх.
– Проходите, Антип Николаич, – спохватилась мать, – чаю попьём, самовар горячий.
Она засуетилась возле самовара в медалях, а Антип тем временем рассказал новости.
– Женился, значит, а мне не сказал, – с горечью заключила мать. – Я видела Феню, догадалась, что тяжёлая она.
– Ты его не осуждай, Вера Семёновна, – сказал Антип, принимая у матери чашку с чаем.
– Господь с вами, я не сужу. Живое тянется к живому, не век же одному жить. А с Лёшей-то как теперь быть?
– Поговорите с ним, решите… Феня добрая девка, обижать мальчонку не станет. А Матрёну ты хорошо знаешь? – хлебнул из чашки Антип.
– Матрёшку-то? Конечно. Девчонками бегали, играли вместе. Как детки родились, так уговор у нас шутейный был, чтобы поженить моего Яшку и её Феню, – улыбнулась мать.