Леший. Четвертые врата
Шрифт:
– Странно это. Бабка Ольга Марковна другое говорила, вроде как тихо и спокойно у вас.
– Ольга Марковна, – усмехнулся кузнец. – Так ведь, она первая клиентов Марьюшке поставляла, разве ж она станет народ пугать. Да не о том мы. Уж и не знаю, откуда силы взялись, да только схватил я лежавший у коровника топор и за ним. Свет посторонился. Я на него с топором… «Ааа, падла!» – кричу. И тут же меня в сторону отбросило, топор из рук вырвало и отшвырнуло. Думаю, все кончено. Ну и Бог с ним. Без Марьи-то как? Свет наклонился надо мной. И я учуял его дыхание, оно дышало на меня лесом, тайгой таежной, хвоей. Я глаз с него не сводил,
– Ты можешь его описать? – спросил Кондрат.
Хлопнула дверь. Кузьма резко обернулся. Глянул, в коридор входили ребята в форме, а среди них участковый Федор.
– Не человек. Дьявольское видать отродье. Ведовское. Но живое. Ты понимаешь. Эта тварь живая. Из неё кровь хлестала, синяя, – Кузьма навис над столиком, на раскрасневшемся лице читались ярость и страх.
– Ночи доброй, Кузьма, – пропел елейным голосом участковый. – Тут к тебе пришли.
Тайра спрыгнула с дивана и слегка зарычала на незваных гостей. Кузнец потрепал её по голове.
– Тихо, тихо, успокойся. Пора мне. Хорошая ты собака, отличная, – и тут же повернулся к Лешему, на лице уже не было ни ярости, ни злобы, ни страха. Оно вдруг стало пустым. – А знаешь, почему я его ранил? Потому что демонское, а топорик я самолично вытачивал, в святой водице вымачивал. Отец так учил. Вот оно и пригодилось. А ты собачку кормить не забывай, – он поднялся и пошёл к полицейским. Обернулся в коридоре, одернул безрукавку. – Двери прикрой, Кондрат, а то дом выстынет, – и вышел, следом за ним направились и ребята.
Федор подошел к столику, взял бутылку, плеснул в рюмку.
– Хороша, кузнецова самогоночка! – вздохнул, – дылда, и есть дылда, дурак.
– Откуда вам знать? Не ваша вроде работа диагнозы ставить.
– Так всё и без диагноза ясно, приревновал и убил, – опрокинул в себя рюмку водки Федор, поморщился. – Ну, я пошел.
И прихватив бутыль самогонки с собой, вышел.
Глава 22
«Живое оно. Живое. Кровь брызнула, синяя», – голос Кузьмы слышался сквозь ночной лай собак и похрапывающего на соседней кровати Еши. Тайра во сне вздрагивала и несколько раз просыпалась, смотрела пристально в окно и снова укладывалась. Ей было тревожно. И Кондрату было тревожно. От одной только мысли, что синий свет был здесь, в паре десятков шагов от домика Ольги Марковны. А если вернётся?.. Кондрат совсем по-детски натянул посильнее на себя одеяло. И присмотрелся в темноту окна. Нет, не видно ни света, ни отсвета синего. Собаки перетявкиваются дворовые.
«Живое оно, живое. Дьявольское. Ранил его, потому как сам оттачивал, в воде святой вымачивал …».
«А если, правда, дьявольское?» – Кондрат перекрестился. Последний раз он был в церкви мальчишкой лет семнадцати. Толпой ходили с парнями и девчонками, на ночную службу, в пасху. Было здорово. А потом вышли из церкви и напились за «Христос Воскресе». Сейчас отчего-то
стыдно. А тогда весело было. Молодежь.Тайра тревожно вскинула голову и прислушалась. Вместе с ней, и Кондрат внимательно вслушался. Собака тряхнула головой, зевнула и улеглась.
Тогда было весело. Не страшились ни черта, ни Бога. Да и не задумывались о них. А теперь? Что изменилось теперь? Синий свет с таежным дыханием. «Дьявольское оно!» – сказал Кузьма. А может и правда. «Живое», – так и слышался бас кузнеца.
«Живое, – тихо повторил Кондрат. – А разве дьявольское может быть живым? Дьявольское оно же нуу… потустороннее… миражное – наверное». А что он, собственно, знает о дьяволе. Може оно и есть живее всех живых? Может и есть. Кровь брызнула… Оно живое. Кровь… А может, почудилась кровь кузнецу. Со страху то? А боялся ли Кузьма? Свет описал, такой же, как и тот, что видал Кондрат. Живое. Нужно сходить с утра посмотреть возле коровника, если была кровь, то никуда она не делась. Они в темени могли и не заметить. Утром обязательно нужно сходить и проверить. Не верит он, что Кузьма Марию порешил. В историю его верит, какой бы жуткой и невероятной она ни была.
Кондрат вздохнул и, натянув одеяло по уши, закрыл глаза.
***
Ветер утих, солнце слабо светило за толстыми тучами. Мракота. В городе в семь уже ходят маршрутные автобусы, и то и дело сталкиваешься со спешащими на работу прохожими. В поселке Севольное было тихо. Ни одного человека на улице, кроме двух мужчин и собаки.
– И что ты там не увидел? – зевая, и ёжась на холоде, спросил Еши.
– Ночь была, – спокойно ответил Кондрат, – ничего не увидел. А потом много людей было.
– Так затоптали всё! – возразил Еши.
– Что ж они тебе дураки, затаптывать. Идем.
– Если не затоптали, значит, сами нашли. Они ж спецы.
– Они, спецы? – ухмыльнулся Кондрат. – Видали мы таких спецов.
Он открыл воротца и вошел во двор. По утру дом не казался мрачным и страшным. Только сейчас Кондрат увидал лежащую под деревом мёртвую собаку Марии. Вздохнул.
– Убрать что ли не могли!
И пошёл дальше. Обошел дом и прошел к коровнику.
– А может ты и прав, – произнёс вслух.
Земля у коровника было ровной как будто по ней прошлись катком. Верхний наст свеже-черноземный.
– Свежая земля, – подтвердил Еши, проведя по ней рукой. – Зачем?
– Вот и я о том же?
– Здесь теперь никаких следов днем с огнем….
– Может так и хотели?
– Странно все это, Кондрат, – пожал плечами Еши. – И Номин не вернулась. Теперь мы не знаем, куда она уехала.
– Не знаем, – вздохнул Кондрат. – Я вчера с местным кузнецом говорил. Он утверждает, что ранил убийцу. Вот здесь на этом самом месте….
– Так убийцу кто-то видел?
– Угу, – кивнул Кондрат. – Только со свидетелем больше поговорить нельзя.
– Это почему? – нахмурился Еши.
– Арестовали.
– Свидетеля? Арестовали? Дурдом. За что?
– За убийство, я тебе потом расскажу. Я сам уже готов в дурку отправиться. И если сейчас не найду хоть чего-то подтверждающего его слова….
Тайра заскулила и бросилась под ноги Кондрата.
– Что ты! – вскрикнул он. Собака крутилась и скулила, прыгала, отбегала, прыгала гавкая за коровник, и снова кидалась к ногам Кондрата.