Леший. Четвертые врата
Шрифт:
– Ещё и охрана? – невесело искривил губы Леший. – Удивительная у вас районная поликлиника. Ремонт, решетки, охрана.
Тётка смотрела на Лешего уничтожительно.
– Ясно. Отвечать, выезжал ли Евгений Палыч сегодня к Ольге Марковне, вы тоже не станете.
– Разрешение! – повторила регистраторша.
– Понятно, – кивнул Кондрат и вышел.
***
– А чего узнать хотел? – полюбопытствовал Еши, когда Леший сел в машину.
– Да так, – отмахнулся майор. – Не по делу.
Ему совсем не хотелось рассказывать об Ольге Марковне
– Это у них поликлиника, что ли такая? – высунул голову в открытое окно Еши,- шикарная скажу.
Кондрат кивнул. Шикарная. И очень странная. Очень.
Машина вывернула с улицы, остановилась у ближайшего магазинчика, Кондрат заскочил, купил сигарет и полюбопытствовал, где находится поселковый архив. После они десять минут плутали в поисках нужной улицы и наконец, остановились в другом конце поселка, у старого обветшалого домика с деревянным крыльцом и надписью на косой табличке:
«Севольский районный архив».
«Хоть что-то не первого достатка», – подумал Кондрат.
– Сидите, – кивнул он журналисту с собакой и вышел из машины.
Глава 25
– Аууу! – голос Лешего разлетелся по широкому коридору. За дверьми, тянувшимися по обоим сторонам грязного коридора, голосов слышно не было. Да и какие голоса? Огромные амбарные замки украшали деревянные запоры. Хотя, судя по кривым, хлипким дверям, те стоило просто ударить хорошенько плечом и готово, рассыпятся прахом.
– Чего орёшь! – гаркнули прямо над ухом. Кондрат вздрогнул и резко обернулся на голос. Из двери, которую он только что прошёл, и на которой висел аккуратный замок, выглядывала заспанная красная морда. Леший не сразу понял, что дверь была не открыта, а отставлена в сторону. А когда понял, рассмеялся.
– Хорошо придумано, мне бы и в голову не пришло, что за ней кто-то может быть. Закрыта на замок, значит, никого нет.
– Так шляются всякие, разные. Вам вот чего надобно? – мужик с красной мордой без всякого интереса смотрел на Лешего. Да и вопрос задал, как бы, между прочим.
– Узнать я хотел, про девушку Номин, журналистка… А вы Михаил?
– Он самый. А журналистка, да, приходила. Записывала. Хорошая такая девчушка, – мужик почесал за ухом. – Ты проходи, – он обхватил дверь огромными ручищами и отставил подальше в сторону. Кондрат вошел в кабинет или нет, не кабинет. Стеллажи с бумажками, журналами, кипами документов. Архив.
Мужик провел Лешего между стеллажами. В конце комнатки стоял диванчик, низкий журнальный столик, пара старых стульев.
– Садись, – поежился Михаил и зевнул. – Ох! Ну и ночь!
– Вы здесь живете?
– Можно и так сказать, – он вздохнул, вытащил из маленького по пояс холодильника бутылку водки и бутылку пива. – Будешь?
Кондрат отрицательно покачал головой.
– Как хочешь, – он щелчком скинул крышку с бутылки пива, та с легким стуком ударилась об пол и покатилась под стеллаж. Бутылка водворилась на стол. Следом была откручена пробка на водке. Мужик посмотрел на горлышко и внезапно опрокинул бутылку в горло, большими глотками влил с себя немалым
треть бутылки и тут же, крякнув, запил её пивом. – Оооо, как! – Поморщился и только после этого присел на скрипящий диван. – Так чего ты там хотел?– Журналистка.
– Ах, да… Приходила. Записывала.
– Что записывала?
– Как мы с мужиками на кабана сходили, – Мишка передернулся. – Жуть. Я больше в этот лес, ни-ни. Ведь знали. Туды вообще никто не ходит. Если и идет, то по-полюшку, пара метров вглубь, а дальше не ходят. А нас понесло. Дураки. Пьяные были. Вот и попёрли, – он усмехнулся, раскинул руки на спинке дивана. – На кабана! Придурки! С собой ружье и две пары водки. С одним ружьем на кабана! А чего? Пьяному море по-колено. Вот и пошли. Собаку петровскую сразу заприметили. И куда нас ноги понесли? Нет бы назад. Петро не дурак, увидал бы, что пьяные, – домой отправил. Так нет, бросились вглубь бежать. А эта тварь, собака егонная, за нами. И чего ей понадобилось? Я тады по дороге бутылку потерял. Говорю: «Стоп, братцы! Я пузырь уронил». Мы и остановились, начали шарить, искать его.
Кондрат нахмурился. «Мда, разные малость рассказы то выходят у Ильюшки и Мишки». Но говорить ничего не стал. Михаил продолжал рассказывать:
– Шарим мы, значит, уж и про псину забыли, и тут смотрю, идёт – Петро и псина эта. Канава там была, мы в неё скатились, залегли, мордой в грязь, дышать боимся. Но они до нас и не дошли, остановились возле берез, а потом… пропали. Вроде как вошли среди деревцев и след простыл. Мы своим глазам не поверили, собрались поближе подойти, а тут слышу, ветки хрустнули. Мы снова в канаву. А хрен его не знает, может Петро ворочается? Нет, то бабка идет, и туда же. По сторонам оглянулась и швырсь. И тоже пропала….
– Что за бабка?
– Знаешь, сначала мне подумалось, что не знаю. А после, как присмотрелся, когда она озиралась, ну, точно, Лукашка!
– И давно это было?
– Так недели две назад и было.
– А после вы её видели?
– Кого, Лукашку?
– Нет, после того как рассказали эту историю, журналистку вы видели?
Михаил почесал затылок.
– Не, не видел. Она карту забрала и тютю.
– Какую карту?
– Да Бог её знает. Старая, желтая, порванная. Этому архиву лет тысяча. За ним уж давно никто не смотрит. Кто хочет, тот и приходит. Что хочет, то и берет. А карта? Что за карта, – он пожал плечами. – Хрен её знает. Лежала на столе, я её вместо скатерки использовал. А эта рыжая слушала меня, смотрела, а потом как цапнет её, чуть стакан не разбила. Глаза огромные. Вскочила и вон бросилась. Я ей вслед: «Скатёрку верни!» Убежала. Ну и ладно, я другую нашел. – Мишка погладил рваную газетку, застеленную на стол. – Благо этого барахла здесь хоть ешь….
– На карте, что было нарисовано, помнишь? – спросил Леший.
– Так Яндырская карта, – усмехнулся Мишка. – Других здесь и нет. Это же архив Яндырского края. Я бывает, сижу вот и на ней наш Яндырский округ рассматриваю. Вот только, – он задумчиво посмотрел мимо Кондрата. – Та карта старая сильно была, каких-то деревень и дорог уж и вовсе нет. Год на ней стоял толи сороковой толи сорок второй. Старая.
– А может у тебя такая же есть? – Кондрат неуверенно посмотрел на стопки газет и журналов, стоящих хаотичными стопками не только на стеллажах и полках, но и на полу, грудой сваленные в углах.