Летающая Тэкла

Конечно, патрон совершенно прав: идеальным выходом стало бы склонить Антонина к сотрудничеству, хотя бы неполному. Никто не потребует от него ничего недостойного, такого, что нанесло бы ущерб чести патриция. Нет. Но… одних ногтей и волос с него можно настричь на целую армию. А лабораторные опыты по скрещиванию генов, а экспериментальные партии Антонинов Сулланов!.. От Антонина требовалось бы лишь одно: постоянно находиться в латифундии и жить там поживать в свое удовольствие. А поскольку он патриций, то и жить ему предстоит весьма долго.

Разумеется, оказавшись в подобных условиях, Антонин скоро заведет себе фаворитов и тайных клиентов; они будут оказывать друг другу различные взаимные услуги… Перспективы, что и говорить, открываются масштабные. Следует лишь не терять времени и до того, как Метробиус произведет первое пробное расчленение, постараться наладить с этим патрицием контакт.

* * *

Августа Винделиков оказалась городом не то чтобы большим, но расползшимся, точно раздавленная жаба. Центральная ее часть, как и представлялось Тэкле, была замощена веселеньким разноцветным булыжником, а перед ратушей даже подметали; но все прочие части города хорошо если имели деревянные мостки. Дома лепились друг к другу и были преимущественно из бревен. Везде висело на веревках белье – очень плохой выделки, из дрянной ткани, – как будто в чумазой Августе Винделиков хозяйки только тем и занимались, что пытались оттереть с одежды грязь. Не очень-то у них это получалось, да что взять с города, где по улицам ходят гуси и козы.

Многое виделось здесь Тэкле чудным и странным, так что первое время ходила она взад-вперед по главной улице, рассекающей Августу Винделиков с борея на нот, и не знала, на что решиться. Ей требовалось сперва хотя бы немного привыкнуть ко всему этому.

Улица носила название виа Принципалис. Ближе к борею на ней находилась каменная базилика с простым четырехугольным крестом на крыше. Она наполовину вросла в землю и покрылась густым темным мхом, а на крыше вокруг креста росли красные грибы. На праздник Иоганна Баптиста их торжественно освящали, и тогда они переставали быть ядовитыми, а напротив – становились целебными. Кусочки этих грибов раздавали страждущим и все случаи исцелений тщательно записывали в большую книгу с кожаными листами.

Ратуша находилась на перекрестке, там, где виа Принципалис пересекала виа Претория, ориентированная строго с зефира на эвр. Перед ратушей имелось старое каменное изображение видного мужчины. Он был изваян в полный рост, высокий, широкоплечий, в юбке, нарезанной на полоски, в солдатских сапогах с узорными голенищами и отрезанными носками, из которых торчали мощные, правильно очерченные пальцы. Крепкую грудь облегала кираса с круглыми значками в виде льва, помещенного в центр солнца, а голову венчал высокий шлем, лихо сдвинутый на затылок. Словом, это был великолепный человек, истинный патриций, сияющий, словно дневное светило в самом расцвете люмена.

Статуя потрясла воображение Тэклы – преимущественно тем, что была по меньшей мере на 4/7 выше Альбина Антонина. Девушке подумалось, что это – здешний эталон; а если она не ошиблась, то в сравнении с подобным эталоном Альбин не представляет ни малейшей ценности. Такое предположение чрезвычайно ее смутило, и она решительно не представляла себе, как же поступить. Куда в первую очередь обратиться – в ратушу или в церковь?

Наконец Тэкла приняла решение и направилась к базилике, предполагая, что здание принадлежит Объединенной Мутантской Церкви. «Объединенные мутанты» хоть и слыли довольно нудными буквоедами, зато столь же тщательно трудились на ниве милосердия, фиксируя каждое свое доброе деяние, дабы в конце времен торговаться за место в раю с фактами и цифрами на руках. Тэкла встречала их как-то – они приходили в деревню – кажется, из Августы Треверов; очень много говорили непонятного и раздавали красивые картинки с поучениями, например: «Вынь бревно из глаза ближнего», «Отруби согрешившую руку» – и так далее.

Базилика, даже в своем теперешнем состоянии, выглядела очень величественно. Она как будто не уходила в землю под гнетом времени и разрушений, но, созревая в сокровенных глубинах, выпрастывалась из нее, неудержимо, как растение. Чем дольше смотрела на базилику Тэкла, тем больше трепета вызывало у девушки это древнее строение, и в конце концов она так самое себя запугала разными мыслями, что готова уже была бежать и лететь прочь что есть силы; но тут отворилась низенькая, подпиленная у порога дверь, и показался старенький сморщенный мутант в толстом коричневом плаще с капюшоном. Тэкла отпрянула, испуганная этим неожиданным появлением, однако затем быстро взяла себя в руки и вежливо присела в книксене – как принято для девиц.

Старик выбрался наружу, повозился с дверью, пытаясь закрыть ее на засов, так и не совладал со щеколдой и махнул трехпалой рукой.

– Heils, mawilo! – проговорил он и, видя, что девушка заморгала, явно его не понимая, повторил: – Радуйся! Мир для тебя, ребенок женского пола!

– И вам тоже мир, святой отец, – отозвалась Тэкла, старательно выговаривая слова, чтобы мутант ее понимал. – Мое имя Тэкла Аврелия Долабелла, а еще меня называют Летающая Тэкла.

– Святой? Weiha? – старик тихонечко засмеялся, не разжимая губ. – Это немножко слишком много, Тэкла Аврелия Долабелла. Меня здесь звать отец Юнгерикс.

Тэкла задумалась.

– Это ведь германариканское имя?

Старичок весело закивал.

– Galeiks. Именно точно, что германарикс. А это – gudhus. – Он показал на здание.

– А я думала, что это базилика, – разочарованно проговорила Тэкла.

Отец Юнгерикс пожевал губами.

– Это дом для Бог, – сказал он наконец.

– А я знаю Объединенную Мутантскую Церковь, – похвасталась Тэкла. И намекнула: – Они добрые, всегда готовы помочь.

Старичок сдвинул брови и стал очень суровым.

– А я не знаю такой Церковь, – произнес он. – И никто со здравосмысл в уме не должен знать никакой подобный церковь.

– Они, правда, скучные, – быстро добавила Тэкла.

– Еретики, – строго молвил старичок и постучал согнутым пальцем по лбу Тэклы. – Правильно – Кафолической Церковь Готфского Обряда. Это – вот. – Он снова показал на базилику. – Это в память святого Ульфилы-от-Тервинги.

– А я знаю святую Генофеву! – обрадовалась Тэкла.

– Доброе, – похвалил отец Юнгерикс.

Он смотрел на эту юную девушку, которая приплясывала перед ним в нетерпении – у нее было что-то важное на уме, но она не знала, как с этим подступиться, – и его старое сердце жадно насыщалось радостью.

Уже много лет, разглядывая своих сограждан, отец Юнгерикс не мог избавиться от ощущения, что внутри все они подобны сухой прошлогодней полыни, утратившей и зеленый цвет, и даже горечь. И не в том вовсе дело, что все они мутанты, – кто в наше время не мутант! Отец Юнгерикс и сам не идеал человеческой плоти.

Не один десяток лет в высших церковных сферах велись кровопролитные споры о том, следует ли изменить старинное правило, согласно которому уроды и рабы не могут gudjinon – священничествовать, как говорят в Ромарике. Придерживаться этого закона во всей полноте означало оставить паству без пастырей, поскольку светские предписания и обыкновенный здравый смысл препятствовали патрициям принимать на себя иго безбрачия.

Да, не в мутации и уродстве беда, а в безнадежном постарении человеческих душ. И глядя из года в год в угасшие глаза прихожан, отец Юнгерикс чувствовал, как в его душе совершенно ненужным грузом накапливается усталость, а это ему очень мешало.