Летающая Тэкла
Шрифт:
Сестра Бригита постелила для Тэклы жесткое от крахмала белье, накрыла постель теплым одеялом, связанным из козьей шерсти. Под широкими рукавами орденского плаща видны были только белые шелковые перчатки – больше Тэкла ничего не разглядела.
– Ты теперь спишь и приобретаешь хороший отдых, – молвила сестра Бригита. – Здесь абсолютно никакой тревоги.
– Но я не могу так просто заснуть! – взмолилась Тэкла.
– Теплый вино? Специальный отвар? Снотворительное? – спросила сестра Бригита.
Тэкла потянулась в постели, как маленькая девочка.
– Лучше расскажите что-нибудь…
– Милая дитя, всем любопытный увидеть лицо под капюшон летального
– У вас ласковый голос, – согласилась Тэкла. – Красивый.
Сестра Бригита вдруг всхлипнула. Тэкла тотчас ощутила жгучий испуг – не обидела ли она мутантку случайным замечанием. Но сестра Бригита поспешила успокоить ее.
– Это доброе слово, – выговорила она сквозь слезы. – Мы держим сердце мягким, чтобы не действовать иногда жестоко. Мы ведь сильные. И часто плачем. Так – хорошо. Это правильный.
– А, – протянула Тэкла смущенно. – Альбин Антонин, мне кажется, тоже очень сильный человек, но он никогда не плачет.
– Антонин есть patricius, это совершенно иной дело, – возразила сестра Бригита. – Он – благородный происхождений. А мы должны всегда учиться быть добрый и с милое сердце. Это записан в наш устав также. Теперь тебе суждено спать, а мы вырабатываем стратегия.
– А разве вам не лучше бы тоже выспаться? – спросила Тэкла уже сонно. – Завтра трудный день, сперва переход, потом, возможно, сражение…
Сестра Бригита тихо засмеялась.
– Орден есть много количество членов. Одни вырабатывают стратегия всю никту напролет, другие отдыхают и потом люмен напролет сражаться. Теперь тебе надо складывать руки – вот так, – она сложила руки в перчатках и переплела пальцы.
Тэкла чуть согнула свои ладони-рукавички. Сестра Бригита покачала головой.
– Не надо так. Просто приложи ладони в подобном случае. И теперь надо повторять: Atta unsar, thu in himinam…
– In himinam, – повторила Тэкла послушно. – Это написано на статуе святого Ульфилы, да?
– Galeiks, – одобрила сестра Бригита. – Именно. Значит: на небе. Отец на небе – это ясно? Нет сомнений?
Тэкла быстро покопалась в памяти, и опять выскочили эти назойливые Объединенные Мутанты. Они много говорили об общем отце на небе. В связи с этим, растолковывали они, все между собой равны. То есть, изначально так было. Но потом произошло разделение по степени мутации и все стали не равны. То есть, перед общим отцом все все-таки равны. А на земле, между собой, – не равны… Они объясняли это очень долго и показывали разные картинки – например, о патриции Лазаре и Лазаре-мутанте, о молящемся патриции и кающемся мутанте – и так далее, но Тэкла ничего толком не поняла.
– Отец на небе – это общий отец, – сказала она. Наученная отцом Юнгериксом, Тэкла остереглась упоминать Объединенную Церковь Мутантов.
Сестра Бригита обрадованно кивнула.
– Он все видит с небо, всех жалеет и любит. А мы – его. Очень хорошо. Мир есть полный любовь. Даже для летальный мутант…
Она еще читала свою молитву, а Тэкла уже спала и во сне она летала и улыбалась.
Потом ей приснилось странное. Человек с прямой, несгибающейся спиной и хмурым лицом. Он не был мутантом. И не был патрицием. Он жил до того, как люди разделились на мутантов и патрициев, – до всего. И поэтому совершенно не радовался своему полному внешнему сходству с Адамом. По правде сказать, его это вовсе не занимало.
Этот человек получил должность – следить за маяком. Маяк стоял где-то на самом краю света, вдали от всех
людей, там, где начинается Последний Океан, и был таким же несгибаемым и хмурым, как и его смотритель. А вокруг маяка раскинулось огромное кладбище. Множество дощатых, наскоро сбитых крестов, одинаковых – если не считать того, что некоторые были кривыми, – и на каждом написано имя. И дощечки, и земля вокруг были серовато-желтыми, и Тэкла во сне поняла, что таков цвет старого песчаного пляжа. Моря же она не видела, потому что оно ее страшило.Хранитель маяка долго ходил по кладбищу, читая имена, как книгу, и так продолжалось до того мгновения, пока он не увидел свое собственное. Он раскопал могилу и убедился в том, что она пуста. Тогда он перерыл и прочие могилы, и нигде не обнаружил тел. Только кресты и имена. А в последней сидел смешной голенастый шутик. Он показал копавшему «нос», шевеля растопыренными пальцами, и закричал:
– Да! Они все живы! Они умерли для фатерлянда! Они в плену! А ты-то как удрал?
– Я прошел через весь Арденнский лес, – сказал смотритель маяка и поскорее закопал шутика.
А потом Тэкле приснились стихи:
Привет мой вам, Арденнские деревья!Я, безоружный и беспечный, шелПод вашей сенью – юн, и глуп, и гол –И стяг небесный, торжествуя, реялНад головой влюбленного юнца.О лес, где разбиваются сердцаО камни неизбежной здесь разлуки;О лес, разъединивший наши руки,Ответь мне, вековечный исполин:Увижу ли я вновь мою ЛауруИль, одинокий, постаревший, хмурый,Исчезну в зелени твоих пучин?«Арденнский лес полон призраков», – подумала – все еще во сне – Тэкла.
То же самое она могла бы повторить и наяву, когда сереньким, как мышка, рассветом ее пробудила сестра Бригита и тихо сказала, что все готово: завтрак ждет и пора выступать.
Тэкла еще допивала крупяную кашу (а оставалось, к тому же, яйцо, сваренное вкрутую и заботливо очищенное загодя, – чуть крупнее куриного и явно не куриное, судя по форме), когда в трапезной появились двадцать орденских братьев, полностью готовых выступить в поход. Насколько могла судить, взглянув на них, Тэкла, эти были совершенно не те, что вчерашние, хотя тоже закутанные в плащи и скрывающие свои лица и руки. Вчерашние с виду были слабее, болезненней, и двигались неуверенно, как бы пробуя перед каждым шагом – не подломится ли под ними хрупкая щиколотка. Нынешние же держали руки врастопырку и ступали враскоряку, и какой бы формы ни были их ноги, они топтали землю бесстрашно и вполне твердо.
Отряд возник почти беззвучно. Тэкла даже не сразу подняла голову от глубокой чашки, чтобы рассмотреть источник столь деликатного звука. Мутанты были вооружены небольшими арбалетами и оружием ближнего боя – у каждого оно было свое, очевидно, подобранное по руке и согласно личным особенностям телосложения. Многие металлические предметы с остро заточенными краями обладали столь причудливой конфигурацией, что Тэкла попросту затруднялась каким-то образом определить их вид.
Тэкле сделалось чрезвычайно неловко сидеть за столом и жевать, когда орденские братья уже готовы выступить. Она поскорее затолкала в рот яйцо и вскочила.