Летний домик с бассейном
Шрифт:
— Не знаю. Может, чего-то более артистичного…
В конце тупиковой улицы я развернул машину. Кстати говоря, мы добрались до самой высокой точки. Вдали синела полоска моря, а внизу змеилась дорога, ведущая к пляжу. Я искоса глянул на жену. Много лет назад она тоже чуть не вышла за зануду. Впервые я увидел ее на вечеринке. У друзей, на обычном дне рождения. Каролина была давней подругой жены именинника. Зануда ничьим другом не был. Сопровождал ее. «Я никого больше тут не знаю, — сообщил он мне, когда мы стояли возле буфета с закусками. Он отставил стакан с колой, извлек из кармана трубку. — Пришел вместе с подругой». Я смотрел на его пальцы, набивающие трубку табаком. «Какой женщине хочется иметь мужа с трубкой?» — подумал я. А через секунду около него появилась Каролина. «Может,
«О, sorry», — сказала Каролина, протягивая мне руку.
«Марк», — представился я, пожимая ей руку. Вначале я подавил соблазн задержать ее руку в своей дольше, чем допускают приличия. Потом подавил соблазн сказать что-нибудь «остроумное и веселое». Глянул на зануду, который успел раскурить трубку и выпустить несколько густых клубов дыма. И тут сработала интуиция. Остроумничать мне совершенно незачем. Я и без того остроумен и весел. Во всяком случае, куда остроумнее и веселее зануды.
Выше я упоминал о своей внешности. И должен лишь добавить, что с первого взгляда меня за доктора не примешь. По крайней мере, на деньрожденных вечеринках. «Здесь есть врач?» — кричат люди, когда кто-нибудь падает в обморок или ранит руку о разбитый бокал. На меня сперва даже и не смотрят. Мужчина в не очень новых кроссовках, не очень чистых джинсах и футболке навыпуск. С нарочито растрепанными волосами. Волос у меня полно. Прежде чем идти на день рождения, я стою перед зеркалом. Подношу руки к вискам и быстро двигаю вверх-вниз. Тогда получается как надо.
Я посмотрел на женщину, которая назвалась Каролиной. И вдруг понял, отчего она с этим занудой. Биологические часы. Она глянула на часы и решила, что время начинает поджимать. Но жалко-то как! Я посмотрел на зануду. Гены явно слабенькие. Дети, пожалуй, будут некрасивые. Некрасивые дети, которых отец, дымя трубкой, станет забирать из школы. Я вспомнил, как она сказала, что неважно себя чувствует, и сердце неожиданно учащенно забилось. Неужели я опоздал? Эта мысль привела меня в такой ужас, что я отбросил все условности и заговорил напрямик.
Если она беременна, то мне как мужчине уже неинтересна. С беременной женщиной я разве что перекинусь одной-двумя вежливыми фразами и оставлю ее зануде. Ребенок будет расти в доме, где вонища трубочного табака насквозь пропитывает одежду, мебель, гардины.
«Некоторые женщины думают, что во время беременности спиртное пить нельзя, — сказал я. — Но от бокальчика красного вина никакого вреда нет. Даже наоборот. Помогает расслабиться, и нерожденному ребенку тоже».
Каролина покраснела. Я было испугался, что угадал, но тут она бросила беглый взгляд на зануду и опять посмотрела на меня.
«Я… мы… мы пытаемся, — сказала она. — Завести ребенка. Но пока безуспешно».
Я подавил глубокий вздох. Вздох облегчения.
«Не сердитесь, — сказал я. — Вы, наверно, спрашиваете себя, какое мне дело. Видите ли, это чисто профессиональное. Когда женщины говорят, что неважно себя чувствуют, я сразу думаю… ну, об этом».
Она прищурилась. «Профессиональное? — спросили прищуренные глаза. — И какова же профессия?»
«Я домашний врач», — уточнил я.
Не сводя с нее глаз, я провел пальцами по волосам, небрежно
откинув их назад и тем взъерошив еще сильнее. На зануду я больше не смотрел. Для меня он как бы уже не существовал. Мы как бы остались вдвоем. Задним числом я думаю, так оно и было.«Домашний доктор», — улыбнулась Каролина. И даже не дала себе труда скрыть короткий, оценивающий взгляд, каким скользнула по моей фигуре. Увиденное явно ей понравилось, поскольку улыбка стала шире, обнажила красивые зубы.
«О чем ты тогда думала?» — спрашивал я ее впоследствии. Не один раз, а раза по два в году. Даже спустя много времени после первого поцелуя мы оба с удовольствием восстанавливали в памяти нашу первую встречу.
«Я думала: такое мне бы в голову не пришло! — всегда отвечала Каролина. — Домашний врач! Какой забавный домашний врач, — думала я. Лохматый, одет небрежно. А ты? Ты о чем думал?»
Я думал: господи, на что ей этот зануда? Жалко ведь красотку. Такая веселая красивая женщина — и должна сидеть в трубочном дыму.
«Если ты впрямь неважно себя чувствуешь, Каролина, — послышался откуда-то извне голос зануды-курильщика, — давай лучше уйдем».
«Пожалуй, я все же ненадолго останусь, — ответила она. — Выпью еще бокальчик красного вина».
— Смотри, папа! Вон там! — крикнула на заднем сиденье Лиза.
— Что? — Я нажал на тормоз. — Где?
— Вон там! Видишь, мальчик идет? Это Алекс.
17
— Кому еще сардинок? Тут их больше чем достаточно. — Ралф вытер пальцы о свою майку и одного за другим обвел нас вопросительным взглядом. — Каролина? Эмманюель, you want some more? You can have it [6] . Да уж, — он повернулся к Стэнли, подмигнул ему, — с английским надо соблюдать осторожность. Марк, а ты? Давай, ты же врач. Сардинки — пища здоровая. Полезные жиры, верно?
— Да, верно, — сказал я и легонько хлопнул рукой по животу. — Но я больше не могу. Спасибо.
6
Хочешь еще? Это можно (англ.). На сленге выражение «have it» означает «совокупляться».
Мы сидели на открытой террасе за двумя сдвинутыми вместе белыми пластмассовыми столами. Террасу окружал довольно высокий парапет из имитации дикого камня, украшенной морскими раковинами и окаменелостями. Барбекю помещалось в нише парапета и даже имело вытяжку в форме дымовой трубы, облицованной черепицей. Однако, невзирая на вытяжку, густой и жирный запах сардин висел между нами в воздухе, словно дым пожара. Этот запах липнул ко всему и вся — к одежде, к волосам, к виноградным лозам и листьям пальм над головой. Я-то надеялся, что будет мясо. Молодая баранина или свинина. На худой конец хоть куриные ножки. Сардины я терпеть не могу. Не сардины из банки, где все косточки уже растворились в соусе, а свежие, которые дольше очищаешь от костей, чем ешь. Думаешь, что извлек все мелкие кости, но с каждым куском во рту обнаруживается еще десятка два. Они коварно застревают в деснах и в нёбе, а не то и в горле. Вдобавок запашок. Вернее, вонища. Вонища, которая, по крайней мере, предупреждает меня, что от подобной еды лучше бы держаться в стороне. Иначе вонища надолго пристанет к пальцам. Засядет под ногтями. Одежду можно сразу отправлять в стирку. И голову надо вымыть. Но и тогда останется отрыжка, которая всю ночь и следующее утро будет напоминать, чт'o ты ел накануне вечером.
— Вера? — Теперь Ралф обращался к матери Юдит. — Надеюсь, ты меня не разочаруешь?
Я впервые услышал, как ее назвали по имени. Волосы у нее были седые, коротко подстриженные. Практичная прическа. Вера, мысленно повторил я. Такая стрижка под стать скорее кому-нибудь по имени Теа или Риа. Лицо миловидное, но пустое, морщин для ее возраста немного. Практичная, здоровая женщина, которая, по всей вероятности, вела порядочную жизнь, без особых излишеств, и после одного бокала белого вина она уже начала клевать носом. Я с минуты на минуту ожидал, что она закончит трапезу, извинится и отправится к себе.