Летний домик с бассейном

Я услышал звук палаточной молнии. Ее открывали, короткими рывками. Лиза, в пижаме. Трет заспанные глаза.

— Вы ссоритесь? — спросила она.

Я протянул руку, привлек дочку к себе.

— Нет, милая. Мы не ссоримся. С чего ты взяла?

— Вы так громко разговариваете. Не даете спать.

Я обнял ее за талию, прижал к себе. А Лиза положила руку мне на голову, провела ладошкой по волосам.

— Папа!

— Что, милая?

— Ты куришь!

Истинктивно я хотел было затоптать сигарету, но это бы лишь усилило впечатление, что меня поймали с поличным.

— Ты же бросил? — спросила Лиза.

— Да.

— Тогда зачем куришь?

В темноте я видел, как горящий кончик Каролининой сигареты метнулся вниз и тотчас погас.

— Да так, один разок. В порядке исключения…

— Курить нельзя! Это очень плохо. От курения можно умереть. Я не хочу, чтобы ты курил, папа. Не хочу, чтобы ты умер.

— Я не умру, милая. Смотри, я тушу сигарету.

Я с силой припечатал сигарету к земле.

— Вы же не курите. И мама тоже не курит. Зачем же ты?

Я перевел дух. Почувствовал, как щиплет глаза, но не от дыма.

— Папа тоже не курит, — сказала Каролина. — Просто хотел проверить, как это противно.

Повисло молчание. Я крепче прижал дочку к себе, погладил по спинке.

— Завтра мы опять пойдем к тому бассейну? — спросила Лиза.

Я не ответил. Считал в темноте секунды. Одна, две, три… Каролина глубоко вздохнула:

— Да, солнышко. Завтра мы опять пойдем к тому бассейну.

19

Так началась наша жизнь на летней даче у Мейеров. Точнее, возле дачи. Рядом с дачей. Земля в конечном счете оказалась не такой уж и твердой, колышки мы забили. Я вопросительно посмотрел на Каролину, когда расстелил пол и начал собирать опоры.

— Нет, дорогой, — сказала она. — Ты вполне справишься в одиночку.

С этими словами она ушла к бассейну.

Матрасы у нас были тонкие, самонадувные. Земля была хоть и не настолько твердая, как все думали, но тем не менее. Сквозь матрасы чувствовались все неровности и камешки, которые я, устанавливая палатку, забыл убрать. Вдобавок расположились мы весьма близко от стола для пинг-понга. Я засыпал и просыпался под стук мячиков. Алекс и Томас ложились спать когда придется. И если они не играли в пинг-понг, то мы слышали, как они далеко за полночь прыгают с трамплина в бассейн.

Каролина ничего не говорила. Не говорила: «Ну что, доволен? Ты ведь этого хотел?» Только смотрела на меня. И улыбалась.

За компанию с Мейерами мы посещали окрестные рынки, где Ралф громогласно осведомлялся о ценах на рыбу, мясо и фрукты.

— Они все меня знают, — говорил он. — Знают, что я не какой-то там заурядный турист. Что мне известно, почем кило креветок.

Мы ходили в рестораны, где он всегда демонстративно откладывал меню в сторону.

— Здесь по меню не заказывают. Здесь надо спрашивать, что нынче свежее.

И он спрашивал. Хлопал официантов по плечу, фамильярно щипал за живот.

— Такого вы нигде больше не отведаете, — говорил он нам.

Перед нами ставили миски с морепродуктами. Всегда с морепродуктами. Всех видов и размеров. О существовании иных морских животных я даже не подозревал. А к иным не знал, с какой стороны подступиться. Я люблю мясо. Но Ралф не давал мне возможности заглянуть в меню. Один-единственный раз я сумел привлечь внимание официанта и указать на некое блюдо, замеченное на соседнем столике. Мясное блюдо. Политое темно-коричневым соусом, из которого выглядывали косточки.

— Что это ты заказал? — вскричал Ралф, качая головой. — Здесь надо есть рыбу. Завтра сходим за мясом для барбекю. Поблизости есть ферма, где продают свежую молодую баранину и свинину. А тут у них мясо из супермаркета. Ресторан-то рыбный. Ну, приятного аппетита!

В те дни, когда не сидели у бассейна, мы ходили на пляж. Точнее говоря, на пляжики. Обычный пляж, где мы встретились в первый день, был недостаточно хорош.

— Туда все ходят, — говорил Ралф, не пускаясь в подробные объяснения, что там не так.

До пляжиков, куда нас водил Ралф, в первую очередь было трудно добраться. От того места, где парковали машины, мы в среднем еще целый час тащились по почти непроходимым, заросшим чертополохом и колючим кустарником скалистым тропинкам, где до крови расцарапывали голые ноги. Насекомые с желтыми и красными полосатыми тельцами жужжали в дрожащем от зноя воздухе и больно кусали за икры или в шею. Далеко внизу синело море.

— Сюда никто не ходит! — восклицал Ралф. — Сами сейчас убедитесь. Сущий рай!

Шли мы туда отнюдь не налегке. Ралф и Юдит брали с собой все: шезлонги, зонты, сумку-холодильник с баночным пивом и белым вином, корзину для пикника, набитую багетами, помидорами, оливковым маслом, мясными закусками, сырами, банками тунца, сардин и неизбежных каракатиц. Добравшись до берега, Ралф без долгих церемоний разоблачался донага и прыгал со скал в воду.

— Черт побери, как хорошо! — кричал он, отфыркиваясь. — Алекс, брось-ка мне маску! По-моему, тут водятся крабы. И морские ежи! Ой! Черт! Юдит, ты не посмотришь? По-моему, мои пластиковые шлепанцы в синей сумке. Марк, а ты чего ждешь?

В самом деле, чего я ждал? Выше я уже разъяснял, как отношусь к голым телам. Голые тела — будничная принадлежность моей практики. Но голое тело в кабинете врача не то же самое, что голое тело под открытым небом. Я смотрел, как Ралф выходит из воды и сует ноги в пластиковые шлепанцы, которые Юдит достала из синей сумки. Смотрел на стекающие с него капли. Он тряс головой, как мокрая собака, и еще больше капель разлеталось во все стороны с его волос. Он громко сморкался двумя пальцами, потом вытирал их о ляжку. Давным-давно первые животные выбрались на сушу. И с тех пор в большинстве ушли дальше в глубь континента. Лишь каких-то двести лет назад люди, поначалу очень немногие, вернулись на морской берег. Я смотрел на Ралфовы волосатые гениталии, с которых ручьем стекала вода, так что и не поймешь, то ли это морская вода, то ли он бесстыдно решил помочиться.

— Марк, давай в воду. Здесь все видно до самого дна. — Он подбоченился, довольно огляделся по сторонам, обвел взглядом свой «пляжик», не известный никому, кроме него. На секунду-другую его грузное тело заслонило мне солнце. Потом он повернулся и большими шагами, хлопая шлепанцами по пяткам, опять пошел в море.

Я не ханжа, дело не в этом. Хотя нет, скажу иначе: конечно же я ханжа и горжусь своим ханжеством, если оно означает, что человек не выставляет кстати и некстати на всеобщее обозрение свой член и прочие интимные части тела. Словом, я считаю, что, оголяя тела, необходимо соблюдать определенную осторожность. От нудистских пляжей, кемпингов «детей природы» и прочих мест, где тусуется голый народ, я бегу как от чумы. Всякий, кто видел, как голые люди играют на пляже в волейбол, знает, что, мягко говоря, ничего эротичного в этом нет. В братских могилах покойники тоже зачастую лежат без одежды. Я имею в виду сохранение минимального человеческого достоинства. Нудисты об этом даже не думают. Под предлогом, что скинуть всю одежду куда естественнее, выставляют на беспрепятственное обозрение свои болтающиеся члены, подпрыгивающие груди, свисающие срамные губы и мокрые складки меж ягодиц. Пальцем на тебя показывают, обвиняют: ты, мол, отсталый, раз считаешь, что все это лучше скрыть от глаз.