Летний домик с бассейном

Я чуть наклонился над стойкой. И, прежде чем открыл рот, нарочито заметно для девицы быстро глянул на Каролину, которая стояла возле двери, рассматривая фотографии дачных домов, предлагаемых на продажу и внаем.

— Идешь куда-нибудь в эти выходные? Сегодня вечером? Завтра? — спросил я.

Девица захлопала глазами. Глаза были красивые, ничего не скажешь. Очаровательные. Она зарделась. Во всяком случае, живые участки ее лица покраснели, а вот на мертвых кровь, вероятно, встречала слишком большое сопротивление, чтобы пробиться к поверхности.

— У меня есть друг, сударь, — тихо сказала она.

Я подмигнул.

— А ваш друг вправе считать себя счастливчиком. Надеюсь, он сознает, как ему повезло.

Она потупилась.

— Он… он правда очень занят. Но я попрошу его сегодня же заехать к вам и уладить все с водой.

Я воззрился на нее. Слесарь! Низкорослый слесарь, который вчера лазил с голым Ралфом на крышу. Парень явно большой ловкач, подумалось мне, и не только ликвидирует засоры в водяных резервуарах. Я попробовал надвинуть друг на друга две фотопластинки, но сумел лишь представить себе слесаря и эту девицу рядом на диване перед телевизором: они держались за руки, свободной рукой слесарь подносил ко рту полулитровую бутылку колы, а девица по локоть запустила свободную руку в семейный пакет чипсов.

— Марк, иди-ка посмотри.

Я еще раз подмигнул девице и послушно подошел к жене.

— Гляди, — сказала Каролина. — Не наш ли это дом?

Я посмотрел туда, куда она показывала. К листу картона были пришпилены три фотографии: дом, кусочек сада и бассейн.

ПРОДАЕТСЯ

ДАЧНЫЙ ДОМ С БАССЕЙНОМ

Ниже шла краткая информация о количестве комнат и квадратных метров, о жилом пространстве и о саде. А в самом низу — цена, номер телефона риелтора и электронный адрес.

— Мне он очень даже нравится, — сказала Каролина.

— Ну да, посреди поселка и в четырех километрах от пляжа. Если уж покупать здесь что-нибудь, то я бы предпочел у самого моря.

Каролина провела пальцем по другим объявлениям:

— Вот, пожалуйста. У моря.

Этот дом тоже предлагался как «дачный дом с бассейном». Только расположен был высоко на дюнах в одной из бухт, от бассейна открывался вид на море внизу. Цена впятеро выше, чем за тот дом, где мы отдыхали сейчас.

— Другое дело, — сказал я.

Каролина взяла меня за руку, лицо у нее было серьезное.

— Что будем делать? — спросила она.

— Купим этот дом. А там посмотрим.

— Да нет, я имею в виду сейчас. Когда уедем? Мне правда хочется уехать, Марк.

Я задумался. Вернее, сделал вид, что задумался. Я уже приготовил ответ на этот вопрос Каролины.

— Сегодня пятница, — сказал я. — Завтра и в воскресенье дороги будут здорово перегружены. По всей вероятности, и место для палатки тоже найти намного труднее. И в кемпингах, и вообще. Так что предлагаю понедельник.

— Точно в понедельник, да?

— Да. В понедельник мы уедем, — сказал я.

22

Утром в субботу Лиза нашла птенца. Он лежал возле палатки, вероятно, упал с оливы, которая там росла.

— Папа! — Лиза теребила мой спальник. — Папа, иди посмотри. Птичка упала.

Птенец лежал на боку, дрожал и тщетно пытался стать на лапки.

— Должно быть, птенец выпал из гнезда, — сказал я, протирая заспанные глаза. Посмотрел наверх, в листву, но гнезда не увидел.

— Бедняжка, — сказала Лиза. — Но ты ведь доктор, папа. Ты его вылечишь, да?

Я бережно взял птенца в руки, поднял. Он пытался клюнуть мои пальцы, только силенок в клювике было совсем мало. Как будто бы цел: лапки не сломаны, никаких иных повреждений не видно. В глубине души я сожалел. Птенец со сломанной лапкой мог бы стать «проектом». Раньше в отпуске обычно так и бывало. Кот с оторванным хвостом на одном из греческих островов несколько лет назад. Когда я дезинфицировал кровавый обрубок, кот так укусил меня за руку, что пришлось сделать себе укол от столбняка и несколько болезненных уколов от бешенства. Но дело того стоило. Котовья благодарность не знала границ. Через три дня он ел у нас из рук кусочки сырой баранины. И уже привык к нам, когда снимали повязку. Рана превосходно зажила, но коту было трудно сохранять равновесие — от хвоста-то осталось всего три сантиметра. Он вскарабкался на миндальное дерево, а слезть не мог. Когда я попробовал снять его оттуда и сам залез на дерево, кот ударил меня лапой по лицу и расцарапал левое веко. А потом сиганул с пятиметровой высоты на бетонную террасу. Но больше не убегал. Ходил за нами повсюду. По дому, по саду, в деревню, где терпеливо ждал на крыльце у пекаря и у мясника, пока мы купим все необходимое, — даже на пляж за полтора километра всегда шел вместе с нами.

Расставание было тяжкое. Нет, взять кота с собой мы не могли. Его не пустят в самолет, коту без необходимых справок придется месяцами сидеть в карантине. А кроме того, внушали дочерям мы с Каролиной, здесь, на родном острове, кот будет куда счастливее, верно? У него здесь семья и друзья. Он может ловить мышей и ящериц. И погода тут всегда прекрасная.

«И где же эта семья? — сквозь слезы спросила Юлия. — Почему они ни разу не зашли посмотреть, как его здоровье?»

При воспоминании о том последнем дне у меня самого до сих пор наворачиваются слезы. Кот думал, что ему можно залезть к нам в машину, и уже приготовился скакнуть на заднее сиденье. И бежал следом, пока мы ехали по щебеночной дорожке к шоссе. В конце концов мне пришлось выйти из машины и отогнать его камешками. Дочери не желали на это смотреть, лежали на заднем сиденье, обливаясь слезами. Каролина прижимала к глазам бумажный платочек. И сам я тоже плакал. Плакал, как ребенок, подбирая на дороге первый камешек. Кот сперва решил, что это игра, но я бросал метко, угодил ему по голове. Шипя и распушив обрубок хвоста, он кинулся по тропинке обратно к дому.

«Прости, Берт, — всхлипнул я (Лиза на второй же день окрестила кота Бертом, в честь церемонного школьного учителя), — мы приедем еще, посмотрим, как тебе живется».

Сейчас я смотрел на птенца в руке — и сожалел, что он не поранился. Он просто слишком маленький. Слишком маленький и слишком уязвимый, чтобы позаботиться о себе.

— Сходи-ка тихонечко в дом, только не разбуди никого, — сказал я Лизе. — Принеси картонную коробку, из-под обуви или еще какую-нибудь. Немножко воды и банную рукавичку.

— Здесь есть что-то вроде зоосада, — сказала Юдит. — Если, не доезжая до пляжа, свернуть налево, на дорогу, ведущую в гору. Мы однажды туда заехали. Там такая каменная стена и забор, а еще флаги. Над забором вывеска «Зоосад», а на заборе изображения животных.

Мы все завтракали на террасе. Птенец лежал в картонке из-под бутылок с вином. Вообще-то стенки коробки были чересчур высокие; заглядывая внутрь, ты видел глубоко внизу нахохлившегося птенца на банной рукавичке и невольно думал: прямо тюремный двор.

— Как ты считаешь? — обратился я к Лизе. — Он не болен и не поранился. Просто очень маленький. Не сумеет позаботиться о себе. Давай отвезем его в зоосад, ладно?

Лиза была очень серьезна. Коробку с птенцом она поставила на стул рядом с собой. И каждые двадцать секунд заглядывала туда, а потом говорила: «Он пьет» или «Опять дрожит».

Я ожидал, нет, надеялся, что Лиза отвергнет зоосад, скажет, что сама позаботится о птенце. Пока он не окрепнет, не станет на ножки. А потом мы его выпустим. Птица не чета собаке или кошке, которые к тебе привязываются. От птицы все ждут одного — что она улетит, в один прекрасный день упорхнет.