Летний зной

– Ты это к чему?
– удивилась вампиресса.

– Ну, как же! Попутный ветер - дар Прекрасной, Лотрик его получает, и должен быть счастлив этой милости свыше.

Ннаонна обдумала слова короля, потом оглянулась. Они с Ингви торчали на баке, а шкипер остался у руля, на корме. Несколько минут Ннаонна задумчиво изучала хмурую физиономию моряка, потом вынесла вердикт:

– Нет, он не чувствует себя счастливым. Должно быть, не умеет радовать дарам Прекрасной. Эй, Тонвер, Дунт!

– Чего изволит госпожа?

Монахи пристроились неподалеку, присели у борта так, чтобы их не доставали соленые брызги.

– Вот Лотрик идет с попутным ветром, так? Ветер посылает Гунгилла, так? А почему у шкипера такая рожа, будто его не богиня одарила, а напротив, будто у него что-то отняли? Я думаю, он еретик! Ступайте, вразумите его, а мы посмеемся.

– Несчастная заблудшая душа...
– протянул Тонвер. Ему не хотелось вразумлять моряка, и толстяк поспешно соображал, как бы отказаться, чтоб не раздражать Ннаонну.
– Увы, не нам, погрязшим в грехах, отчищать сей закопченный котел.

– Не нам, - коротко, как обычно, поддакнул Дунт.

Вампиресса пребывала в веселом настроении, и не стала настаивать, ей просто хотелось поразвлечься. Потерпев неудачу с монахами, она переключилась на Ингви.

– Ладно, Гангмар с ним, с Лотриком. Рассказывай теперь.

– Что рассказывать?

Ннаонна привстала и зажмурилась, ожидая удара очередной волны в борт. Взметнулись брызги, осыпали лицо девушки.

– О белом дереве. Теперь нам спешить некуда, и ты можешь мне все подробненько рассказать.

– А, ну ладно... хотя, по-моему, я уже объяснял несколько раз.

Тонвер ткнул локтем приятеля и многозначительно кивнул. Монахи поднялись и побрели к юту. Ингви проводил их взглядом и пояснил:

– Святые отцы твердо намерены нас покинуть. Боятся, что, если подслушают какой-то секрет, я их не отпущу. Во избежание огласки. Даже жалко немного, я привык к этим плутам. С другой стороны, закон равновесия требует, чтобы они покинули нашу компанию. Никлис велел им следить за Кари и Аньгом, а тем - следить за монахами. Если одна чаша весов опустела...

– Ладно, ладно! Не отвлекайся!

– Хорошо, насчет белого древа. Итак, эльф Меннегерн попросил, чтобы Мать укрыла его от победителей, когда князья Ллуильды брали Семь Башен. И замок окутало маскирующее заклятие. Тот самый туман, который вечно висел над руинами, и не давал сосчитать башни. Однако никакое заклинание не может удержаться вечно, со временем оно лишится магической силы. Тогда Прекрасная взрастила в бесплодных камнях волшебное деревце. Этот побег - малая часть Гунгиллы. Все растения - часть ее, в некотором смысле. Но это растение особенное, оно источает ману, как сама Гунгилла, только слабее. Мана, испускаемая деревом, питала заклинание маскировки, поддерживала его на протяжении трех веков.

– А почему здесь нет тумана? Тогда и "Одада" должна была сделаться невидимой!

– Нет, чары остались в замке, без дерева они не проживут долго и вскоре развеются без следа. А дерево...
– Ингви задумался.

– А дерево?

– А дерево продолжает источать ману. К чему эти вопросы? Я не рассказал тебе ничего нового.

– Я все пытаюсь сообразить, зачем мы тащим с собой эту хворостину?

– Но ты же сказала вчера, будто знаешь: это дерево поможет при миротрясении.

– Мало ли что я сказала. Сказала - это одно, а узнать по-настоящему - совсем другое. Ну?

– Я надеюсь, что рост этого дерева не ограничен ничем, кроме естественных причин, и что количество вырабатываемой им маны напрямую связано с размерами растения.

– А по-человечески объяснить?

– Вот еще, станет демон вампиру объяснять по-человечески. Хорошо, скажу иначе: на камнях в Семи Башнях никакое растение не поднимется, а если я пересажу его в плодородную почву, оно сразу пойдет в рост.

– И количество маны...

– Вот именно.

***

Девушка наверняка собиралась продолжить расспросы, но тут стал орать Лотрик, и разговор прервался. Матросы выбрались из-за кормовой пристройки, где торчали до сих пор - вероятно, чтобы поменьше показываться на глаза пассажирам. Теперь они, понукаемые шкипером, полезли в трюм. Из надстройки, потягиваясь и зевая, вышел Никлис и двинулся на нос.

– Что за шум?
– тут же обратилась к нему Ннаонна. Никлис ходил с северянами и был в пестрой компании самым опытным моряком.
– Почему Лотрик опять разорался?

– Потому что орать любит, - философски заметил Никлис.
– Ему, слышь-ка, и причины большой не нужно, чтоб пасть свою разинуть. Вот же сотворил Гилфинг Пресветлый такое чудо - только пасть и глотка, а боле ничего нет в человечишке. Он, слышь-ка, считает, что груз в трюме неправильно уложен, оттого судно-то и рыскает на волнах. А я думаю, руль держал бы крепче, и довольно.

Из трюма донесся скрежет - матросы передвигали тяжеленные ящики. На шум показались монахи. Убедились, что король со спутниками не беспокоится, и заключили, что все в порядке.

Но разговор уже прервался, теперь Ннаонна молча созерцала берега. Глядеть было не на что - серые унылые пустоши, здесь даже руин не попадалось, эти места и в лучшие времена были пустынны, и уж тем более теперь - после набегов северян.

Потом Лотрик снова поднял шум - Он разглядел впереди парус. На крики из каюты выбрался Томен.

– Эй ты, чародей, Великолепный, угря тебе в штаны, сделай что-нибудь, потому что мне до Гангмара надоели приключения!
– стал требовать шкипер.

– А что я должен делать?

– Смотри, парус впереди! Небось, опять какие-то разбойники. Что я, медом, что ли намазан, вечно они на моем пути, эти мерзавцы!

– Судя по запаху, намазан ты не медом, - буркнул Томен.
– Поспать не дал.

Корель орал до тех пор, пока не выяснилось, что встречный корабль - такая же каботажная барка, как и "Одада", разве что шкипер не такой болтун.

– Ну что, ты доволен?
– осведомился Пекондор, когда чужое судно осталось за кормой.

– Чем доволен?

– Ну, ты же просил сделать что-нибудь? Вот я и превратил северянский драккар в мирную посудину, - ответствовал Томен.
– Если что еще, позовешь.

И отправился досыпать, предоставив Лотрику нарываться и орать насчет наглости рыжего колдуна, ежа ему за пазуху.

– Сей юноша спит непомерно много, - заметил Дунт.
– Неужто дома не высыпается?

– У него молодая жена, - наставительно заметил Тонвер.
– Ах, грехи, грехи... что ни говори, наша жизнь, исполненная подвигов покаяния, имеет не слишком много преимуществ. Однако ночью удается выспаться.