Лётные

– - Вон у Корневых двух сыновей растят, замена будет старикам-то,-- жаловалась Никитична и тяжело вздыхала.

Корневы были соседи. Семья у них была небольшая, но достаточная,-- муж с женой, старик, дедушка АФоня (по деревенскому прозвищу: Корень) и двое ребятишек: Егор да Иван. Дети маленькими выросли вместе, на одной деревенской улице, и Феклиста часто бывала у Корневых. Когда она сделалась подростком, меньшак Иван был уже шестнадцати лет. Детское знакомство перешло в привязанность, а затем в более сильное чувство. Часто им приходилось вместе и работать, и хороводы водить, и на супрядках сидеть. Феклиста была смирная и работящая девка, а к шестнадцати годам она расцвела тем трудовым здоровьем, какое Бог посылает иногда сиротам. Красива она не была, но деревенские парни не обегали ея своим вниманием, и Феклиста износила много синяков от деревенских кавалеров, как и они от нея. Иван Корнев был все-таки на особом счету, и деревенския свахи в один голос повторяли, что быть Феклисте за Иваном Корневым. То же думали и сама Феклиста и старая Никитична, хотя последняя и любила поговорить, что Корневы найдут невесту побогаче Феклисты.

Корневы, действительно, заслали к Никитичне сватов, только присватались за большака Егора, а не за Ивана. Взвыла и забунтовала Феклиста на первых порах, не хотелось итти за немилаго, но ничего не поделаешь -- старики столковались между собой, и Феклисту никто не спрашивал: хочет она итти за Егора или нет. Корневым нужна была в дом хорошая работница, потому что сама старуха начала сильно прихварывать и не успевала справляться с хозяйством. Так и вошла Феклиста в новый дом, и сейчас же была завалена такой кучей новой работы, что ей даже дохнуть некогда было, не то, что раздумывать о своем милом. Одних мужиков в доме было четверо, да еще свои дети пошли, тут приходилось вертеться колесом целые дни напролет, как работают одне деревенския бабы. Муж у Феклисты был хороший, работящий мужик, хотя и крутенек, особенно под пьяную руку.

Иван молчал и, видимо, старался избегать Феклисты, хотя сделать это было и трудно, особенно по зимам, когда вся семья скучивалась в одной избе. На счастье или на несчастие, подвернулась рекрутчина, и Корневым приходилось выставлять солдата, а на очереди был Егор. Вся семья взвыла; у Феклисты уже было двое ребятишек, и она ходила по дому с опухшими от слез глазами. Крепко задумался Иван над нежданной страшной бедой и порешил итти в солдаты за Егора -- все равно, только бы дальше от Феклисты. Когда он обявил свое решение семье,-- первая, с воем и причитаньем, повалилась ему в ноги Феклиста вместе с ребятишками.

– - Не для вас иду, а для себя...-- ответил Иван и даже отвернулся.

Крепкий был парень этот Иван, какой-то совсем особенный против других деревенских парней, но, видно, уж такая судьба задалась, чтобы быть ему под красной шапкой. Так он и ушел на тяжелую солдатскую службу и целых пятнадцать лет тянул свою лямку где-то в уездном городишке. Даже на побывку он не ходил в Тебеньково, чтобы напрасно не тревожить себя и Феклисту, а через пятнадцать лет вышел в чистую, да еще фельдфебелем. Дед Корнев и старики успели к этому времени умереть, а всем хозяйством "руководствовал" Егор с Феклистой. Жили они исправно, и Иван поселился на первое время у них, потому что куда же солдату деваться в деревне. Дело было как раз зимой, работы никакой не было, и Иван отдыхал после солдатчины, да, сказать правду, он и отвык за время службы от тяжелой крестьянской работы. Сначала все шло хорошо, Егор был рад благополучно вернувшемуся брату, пока кто-то не намекнул ему на преления отношения Ивана к Феклисте. Одним словом, между братьями пробежала черная кошка, хотя оба молчали и старались не подать виду.

Как теперь Феклиста помнит тот роковой день, когда корневский дом пошатнулся до основания и она осталась вдовой с пятью ребятишками на руках. Это было в воскресенье, сейчас после зимняго Николы. Братья, оба, только-что пришли от обедни, и Феклиста подала им горячий пирог с соленым максуном. Егор что-то был не в духе и все косился на брата.

– - Ты что это на меня так глядишь?-- спросил наконец Иван.

– - А то и гляжу, что мастер ты, Иван, чужой хлеб есть,-- отрезал Егор, да еще прибавил:-- работы пока от тебя не видали, а за стол садишься первый...

Это несправедливое слово обожгло Ивана, как огнем, но он сдержался и промолчал. Егор не унимался и начал прямо ругаться. Между братьями завязалась тяжелая мужицкая ссора. Слово за слово, а потом ссора перешла с драку. Феклиста бросилась-было разнимать братьев, но Иван успел схватить лежавший под лавкой топор и раскроил им череп брательнику.

Дальше все было в каком-то тумане: следствие, суд, потом каторга. Корневский дом одним ударом точно раскололся на-двое: большак Егор убит, меньшак Иван ушел в Сибирь, а Феклиста опять осталась сиротой, и не одна, а с целой оравой ребят.

– - Прости меня, ради Христа, Феклиста...-- повалился Иван в ноги снохе, когда его с партией отправляли по этапу.-- Бес попутал...

– - Бог простит, Иванушка... глотая слезы, ответила Феклиста. Она не жаловалась, не плакала, а точно вся застыла.

С тех пор об Иване не было ни слуху ни духу.

VI.

Разговоры тебеньковских баб растревожили Феклисту, и она начала чего-то бояться, хотя сама не знала, чего. Даже работа валилась у нея из рук, а по ночам она тяжело стонала.

Дядя Листар часто возвращался домой поздно ночью и, чтобы не тревожить Феклисты, уходил в старую избу, где раньше по зимам держали телят. Раз, проснувшись ночью, Феклиста услыхала, что в задней избе как будто кто-то потихоньку разговаривает. Она сначала подумала, что это бормочет Листар сам с собой, но потом ее взяло большое сомнение -- пьяный человек, приведет кого-нибудь с собой; пожалуй, еще избу подпалят с пьяных-то глаз.

– - Пьянчугу какого-нибудь привел, кривой пес...-- ругалась Феклиста, направляясь в сени.

Действительно, в задней избе разговаривали двое -- один голос был Лкстаров, а другой... Прислушавшись, Феклиста вся вздрогнула и едва устояла на ногах: она узнала голос Ивана. Да, это был он, Иван... Феклиста несколько раз уходила из сеней в свою избу и пробовала даже уснуть, но тут было не до сна, и она решилась наконец войти к Листару.

– - Ты что это полуночничать-то вздумал?-- сердито заговорила Феклиста, отворяя дверь в заднюю избу.-- Нет тебе, пьянице, дня-то?..

– - Ведь встала-таки, учуяла-таки... а?..-- удивился дядя Дистар, стараясь загородить локтем стоявшую на лавке посудину с водкой.--Ну, чего ты пришла? чего не видала?.. Думаешь, больно испугались?.. Вот сидим и водку пьем... а?.. Шла бы ты лучше, Феклиста, да спала бабьим делом...

– - Не мели, мелево... Здравствуй, родимый,-- поздоровалась она с Иваном Несчастной-Жизни, который сидел у окна.
– - С острову, видно?

– - С острову... лётный,-- глухо ответил Иван и как-то весь побелел, точно его ударило чем прямо в сердце.

– - Дружок мой! обяснял дядя Листар, ожидавший от Феклисты большаго гонения.-- Я сам, Феклиста, опять бродяжить пойду... верно!.. Да ты это что, Иван, помучнел весь?..

– - Так... неможется все... ослабел я...

– - И то от хвори... это бывает.

– - Дальний будешь?-- спрашивала Феклиста, чтобы вывести лётнаго из неловкаго положения.

– - Не так, чтобы очень... а порядочно-таки...-- занялся Иван.

– - Так он тебе и сказал, Феклиста... как же!..-- бормотал дядя Листар, болтая головой.-- Хошь стаканчик колупнуть бы за компанию?

– - Отстань... Не привыкла я зря вино-то изводить, да и какая-такая радость у тебя, Листар, чтобы внном-то наливаться?

– - Вот и пошла взедаться... Ступай спать, Феклиста, ей-Богу...

Изба была освещена сальным огарком, и в первую минуту Феклиста не могла узнать Ивана и даже подумала, что ей просто "поблазнило" со сна. Но, вглядевшись в сидевшаго у окна лётнаго, она больше не сомневалась -- это был Иван, только такой худой, желтый,-- краше в гроб кладут. На нем был надет подержаный чекмень; на лавке лежала войлочная шляпа, какую носят мужики. У Феклисты весь страх как рукой сняло, когда она увидела Ивана,-- не прежняго молодого Ивана, а вот такого больного и жалкаго. Только одни темные глаза у него светились попрежнему: "ндравный" был человек, "карахтерный".