Лето в большом городе

И однажды она мне понадобится. Если с Чарли ничего не выйдет. Я не то чтобы уверена, что ничего не выйдет, но ты знаешь нью-йоркских парней. Они испорчены.

Они как дети, в кондитерском отделе. Имея "лакомый кусочек", ты никогда не захочешь его упустить.

— Как Чарли? — спрашиваю я, рассуждая, насколько он "лакомый кусочек".

Она улыбнулась. — Смотри не прозевай, Воробушек. Вообще — то, Чарли — очень выгодная партия. Даже если он придурок — бейсболист. Он хотел играть сам, но, конечно, отец ему не позволил.

Я ободряюще киваю. Саманта, похоже, была в настроении разговаривать, а я как губка была готова поглощать все, что она скажет. — Его отец?

— Алан Тир.

Когда я безучастно на нее смотрю, она добавляет:

— Эй, я сказала Тир! Супер-мего-состоятельная семья.

И она махает головой так, будто бы говоря, что я безнадежна.

— Чарли — старший сын. И его отец планирует передать ему свой бизнес.

— Я поняла.

— Вся фишка во времени. Ты знаешь как это у мужчин. — говорит она, типа я такой эксперт в этих делах. — Если мужчина не зовет тебя замуж, или, по крайней мере, съехаться, после двух лет отношений, то он никогда и не позовет. А это значит, ему важно просто хорошо проводить время.

Она скрещивает руки и кладет ноги на стол.

— Я, конечно, тоже люблю хорошо проводить время, но главное отличие Чарли от меня состоит в том, что мои часики тикают. А его нет.

Часы? Тиканье? Я не имею никакого понятие о чем она говорит, и я молча в тряпочку кивнула, как если бы я понимала о чем она говорит.

— У него, наверное, нет расписания, но у меня есть.

Она держит руку и загибает пальцы.

— Выйти замуж до двадцати пяти. Угловой офис до тридцати. И где — то здесь — дети. И когда та история о бакалавре вышла, я решила, что пришло время делать что — то с Чарли. Ускорить вещи.

Она отодвигает какие — то бумаги со стола, чтобы достать потрепанную копию New York Magazine.

— Вот, — показывает она. Заголовок гласит "Список самых завидных холостяков Нью-Йорка", а ниже размещена фотография, на которой несколько взрослых мужчин изображены стоящими на скамейке, как спортивная команда в школьном ежегоднике.

— Это Чарли, — говорит она, указывая на мужчину, чье лицо частично закрыто кепкой. — Я говорила ему не надевать эту глупую кепку, но он не слушал.

— Неужели людей действительно это заботит? — спрашиваю я. — Я имею в виду, вся эта фигня с дебютантами и завидными холостяками все еще актуальна?

Саманта смеется.

— Да ты самая настоящая деревенщина, детка. Если бы только все это не имело значения. Но это не так.

— Все отлично.

— Я рассталась с ним.

Я понимающе улыбаюсь. — Но, если ты хочешь быть с ним, то все, что тебе нужно, это заставить его думать, что он хочет быть с тобой.

Она снимает ноги со стола и отходит в сторону. Я сажусь, понимая, что сейчас мне предстоит выслушать урок о том, как управлять мужчинами.

— Когда речь идет о мужчинах, — она начинает, — все дело в их эго. Поэтому когда я бросила Чарли, он был взбешен. Не мог поверить, что я его бросила. Не оставила ему шанса кроме того, как приползти за мной. Естественно, я сопротивлялась.

— Чарли, — я сказала. — Ты знаешь, что я без ума от тебя, но если я себя не уважаю, то кто будет? Если я тебе действительно не безразлична — я имею в виду, как личность, а не любовница, тогда тебе придется это доказать. Ты должен дать обещание.

— И он дал? — я спросила, сидя на краю стула.

— Ну, очевидно, — говорит она, размахивая пальцем, на котором кольцо. — И это не больно, что Янки на забастовке.

— Янки?

— Как я сказала, он одержим. Ты не знаешь, сколько бейсбольных игр, я должна была высидеть в течение последних двух лет. Мне больше нравится девичий футбол, но я продолжала говорить себе, что когда-нибудь, это будет стоит того. И это настало. При отсутствии бейсбола, у Чарли не было ничего, чтобы отвлечь его. И вуаля, — говорит она, указывая на ее руку.

Я пользуюсь моментом, чтобы упомянуть Бернарда. — А ты знаешь, что Бернард Сингер был женат?

— Конечно, он был женат на актрисе Марджи Стефард. А почему ты спрашиваешь? Ты виделась с ним?

— Прошлой ночью, — смущенно говорю я.

— И?

— Мы целовались.

— И все? — разочарованно отвечает она.

Я ерзаю на стуле. — Я ведь только познакомилась с ним.

— Бернард немного не в себе сейчас. Что и не удивительно. Марджи растоптала его. Изменяла ему с одним из актеров в его спектакле.

— Ты шутишь, пораженно говорю я.

Саманта пожимает плечами.

— Это было во всех газетах, это ни для кого не секрет. Не очень приятно для Бернара, но я всегда говорю, что нет такого понятия, как плохая реклама. Кроме того, Нью-Йорк — это маленький городок. Меньше, чем провинциальный, если ты действительно об этом задумывались.

Я осторожно киваю. Кажется, наше интервью закончилось.

— Я хочу вернуть тебе двадцать долларов, — быстро говорю я, затем достаю двадцатидолларовую купюру и отдаю ей.

Она берет купюру и улыбается. И тогда она смеется. Мне вдруг захотелось, чтобы я могла смеяться, так же как она, как будто что — зная, и звонко в то же время.

— Я удивлена, — говорит она. — Я не ожидала снова увидеть ни тебя, ни двадцать баксов.

— А я хочу тебя поблагодарить за то, что ты одолжила мне деньги, и за то, что взяла меня с собой на вечеринку, и зато, что познакомила меня с Бернардом. Если бы я тоже могла для тебя что-нибудь сделать...

— Ничего, — сказала она, вставая.