Летописцы отцовской любви

– Идиот, правда?
– говорю я, чтобы оживить разговор.

– Нет, - защищает его Синди, в натуре, - мне нравится, когда у мужчины муксулы.

– Мускулы.

– Мус-ку-лы, - старательно повторяет Синди.

Папахен возвращается примерно часа через пол. К счастью, он принял душ, но, к сожалению, и побрился и навонял этим мерзопакостным питралоном, который считает, в силу своей ограниченности, непревзойденным по благоуханию косметическим изделием для мужчин. В руке у него Синдины "Нью-йорк таймс" прям-таки истинный комильфо.

– Синди, - говорит он, - ты знаешь, что на следующей неделе День отцов?

– Знаю. Будет тусовка?

– Нет, у нас это не празднуют. Но тебе надо было бы купить что-нибудь и послать отцу, как по-твоему?

Синди с минуту глядит на него.

– Do you know I really love you? Give me a kiss.

Но фатер целоваться не настроен, потому что меня он обычно стесняется (скорей всего боится навредить моей нравственности).

Однако Синди наклоняется к нему, и ему ничего не остается, как чмокнуть ее в щеку.

– У вас на День отцов не дарят отцам подарки?
– говорит он чуть погодя и показывает ей несколько реклам часов, галстуков, запонок и подобных хреновин.

– Дарят, - допускает Синди.

– А не стоит ли и тебе:

– Ты же знаешь, что мы с отцом не особенно любим друг друга.

Фатер обалдело отстраняется от нее.

– Но ведь это твой отец:

Синди весело вздыхает.

– Пошли ему хоть какой-нибудь пустячок, - советует ей папахен.
– Да хотя бы прибор для бритья.

Для битья!
– смеется Синди.
– Oh my God !

– Или галстук:

Синди подмигивает мне и забавно качает своей американской башкой.

И снова внимательно разглядывает фатера.

– Sometimes you are really funny , - говорит она.

Я тоже так думаю.

7.

Однако в пятницу после обеда М. неожиданно звонит мне. У меня мама, но, к счастью, она уже уходит.

– Одну минуту, я только провожу маму, - говорю ему радостно и весело подмигиваю маме.
– Я не хочу, чтобы она слышала наш разговор, - я же ей еще не сказала, что на следующей неделе у нас свадьба.

Я кладу трубку и буквально выталкиваю маму из квартиры.

– Пока, мама, пока. Позвоню тебе. Потом все расскажу.

Как только она, несколько обиженно, закрывает за собой дверь, я бегу к телефону.

В передней мельком почему-то оглядываю себя в зеркале.

– Я уже одна, - говорю ему, едва переводя дух.
– Теперь можем говорить о чем угодно - хоть об оральном сексе или там:

"Не перехватила ли я?" - в ту же секунду ужасаюсь я самой себе.

– Как это вы угадали, ради чего я позвонил?
– говорит он с деланным изумлением.

Я с удовольствием слушаю его.

– Тем не менее я продолжаю думать, что еще

до того нам стоит пойти куда-нибудь поужинать:- улыбаюсь я в трубку.

– Не будьте такой невыносимо консервативной:

– Прошу прощения, но за многие годы я как бы привыкла именно к такой очередности.

– Очередность!
– говорит он презрительно.
– Настоящая страсть не знает очередности. Впрочем, очередность не что иное как национальный или связанный с эпохой обычай - например, китайцы ели суп только после главного блюда. Плюньте на очередность. Знаете поговорку: если дали вам бумагу в линейку, пишите поперек. Я не слишком разболтался, как по-вашему?

– Нет. Я с удовольствием слушаю вас.

– Теперь касательно ужина, - говорит он.
– Полагаю, на сегодня у вас уже что-то намечено?

Черт возьми, кое-что намечено. Отменить? Не годится. И вправду не годится.

– Откровенно говоря: ничего.

Большей дряни, чем я, нет во всей Центральной Европе!

– Ничего?

Похоже, он обрадовался.

– В таком случае приглашаю вас на ужин.

– Как так? А что же уик-энд с дочерью?

– Не получилось, - объясняет он.
– Они поехали с моей экс-супругой куда-то в Северную Чехию выбирать щенка.

– Щенка кого?

– Мне кажется, она говорила о собачьем щенке, но я не совсем уверен. Может, речь идет о щенке лошади? Нет, она определенно не говорила о лошадином щенке, это я бы запомнил.

– Щенка какой породы?
– смеюсь я.

– Это она мне тоже говорила. Фокстрот-терьера? Или слоуфокс-терьера? Не разбираюсь в этом.

– Или вальс-терьера?
– включаюсь я в его игру.

– Да, да, думаю, именно его! Хотя, постойте, вспомнил: таксы.

– Ах вот оно что:

– Заказал я на сегодня столик на двоих - разумеется, для себя и для дочери. И если вы не сочтете уничижительным исполнять роль заместительницы:

Радость пропитывает меня, как вода губку, но стараюсь не показывать виду.

– Ну что вы, наоборот: - говорю я и уже обдумываю свой туалет.
– Где это?

– В "Макдональдсе", - говорит он на полном серьезе.
– В детском уголке.

Зарезервирован столик, однако, в шикарном ресторане "Ambiente", что на Виноградской улице. Народу - битком, куча иностранцев. У официанта, провожающего нас к столику, вид несколько смущенный, а возможно, это мне только кажется.

М. элегантен, пиджак ему к лицу. На аперитив мы заказываем сухое мартини, затем стейк из молодого барашка для меня и говяжий - для него, греческий салат и бутылку выдержанного красного (первые ужины я обычно запоминаю, а этот - в особенности).

М. милый, внимательный, веселый. В конце ужина спрашивает, не выпью ли я с ним рюмочку коньяка.

– Хоть пять, - говорю я бездумно.

Мне хорошо, как давно не было. Официант что-то шепчет М. У М. вид весьма удивленный.

– Я совершенно забыл об этом, - говорит он.
– Нет, нет, обязательно принесите.

Официант снова доверительно наклоняется к М. М. несколько смущенно слушает его.

– Нет, не зажигайте, - говорит он, чуть помедлив.

Официант уходит.

– А впрочем, зажгите!- кричит ему вслед М. Официант на ходу оглядывается и кивает.

– Это будет выглядеть довольно странно, - говорит М. Впрочем, он и сам выглядит довольно странно. Я вопросительно улыбаюсь.

– В чем дело?

– Сегодня мы должны были праздновать ее день рождения. У нее сегодня действительно день рождения, - уточняет он.

– Я не предполагала: - говорю нейтрально.

А официант уже тащит торт с зажженными свечами. Это, естественно, возбуждает интерес итальянцев, сидящих за соседним столом. Они затягивают

Happy birthday to you!

– Нет, нет, - быстро качаю головой, - It 's misanderstanding. It's not my birthday!