Летописцы отцовской любви

Он не ответил мне, но и без того до меня дошло, что промелькнуло в его башке: что через пару-тройку лет мы вот так же можем встретить Ренату. От нее так же будет нести ромом и "Рексоной", и она так же будет переть пластиковые сумки с мороженым шпинатом и кнедликами для своего благоверного.

9.

Однажды, когда нашей Ренате было лет пять, мы наладились с ней на прогулку. Вдруг она вздумала взять с собой детскую коляску с куклой, но я ни в какую: коляска стала сплошной скрипучей рухлядью, у которой того и гляди отвалится какое-нибудь колесо (конечно, можно было и приварить их должным образом, но я, к сожалению, не находил для этого времени), а у куклы тоже лучшие годы были давно позади - она почти совсем облысела. Естественно, Рената подняла дикий рев, слезы с горошину, но все ж таки я настоял на своем, ибо, сказать по правде, стеснялся показаться на людях с таким скрипучим хламом, и мы пошли без коляски. Однако спустя годы я эту с виду ерундовую историю не раз вспоминал и ужасно жалел, что тогда не разрешил ей взять коляску. Нынче однозначно я пошел бы даже с этой плешивой куклой, потому как теперь мне плевать, что скажут люди. Теперь-то я понимаю, что такие вещи делаешь не ради людей, а ради детей, и остальное не имеет значения. Дети есть и должны быть в жизни самым главным - в это я всегда, по крайней мере, верил, хотя позднее, правда, в этом засомневался, особенно в тот период, когда Рената целых два года у нас не показывалась (ни разу даже не позвонила!). И стал я тогда думать: не роковая ли это ошибка, когда человек всем сердцем связывает себя со своими детьми, а дети потом, лет в шестнадцать или двадцать, берут и оставляют его навсегда? И стоит он себе в одиночестве с пустыми руками и открытым ртом и ведать не ведает, что ему теперь делать. Я, естественно, понимаю, что птенцам положено, как говорится, вылететь из гнезда и встать на собственные ноги, оно в порядке вещей, но все ж таки частенько в толк не возьму, куда потом деваться всей этой родительской любви? Тот факт, что за два года Рената ни разу не навестила меня, был, по существу, хорошей подготовкой к тому, что рано или поздно должно наступить (хотя за такую подготовку ей "большое спасибо"). Как говорится, дети - смысл нашей жизни, однако тут-то и кроется величайшая опасность: если вы так считаете, то когда дети покинут вас, ваша жизнь логически теряет всякий смысл. Если, к примеру, отец моей Синди, которого она навещает раз в год на Рождество, относился бы к этому именно так , то он должен был бы пустить себе пулю в лоб. Но, видимо, к этому так относиться и вправду нельзя. Детки, как говорится, тебе и в радость и в бедки, и потому надо наперед знать, что за каждую радость рано или поздно придется платить. В том-то и дело.

10.

С самого начала нашего знакомства М. отстранял меня от большинства проблем, связанных с его отношением к дочери. Естественно, я сперва думала, что те немногие беспокойные фразы, оброненные им в ресторане "Ambiente", лишь предваряют некое неизбежное вступление к проблеме, которую позднее в спокойной обстановке М. изложит мне подробнее. Но я ошибалась. Любой разговор на подобную тему М. обрывал, как только я пыталась завести его; и объяснял это тем, что не хочет постоянно и нудно докучать мне своей бесконечной мелодрамой ...

– Постоянно?
– удивилась я.
– Мы еще ни разу не говорили об этом.

М. заявил, что это неправда, что тогда в "Ambiente" он сказал мне в сущности все.

Его четные уик-энды (заметьте: те, что он проводил со мной, были нечетными) создавали чуть таинственный, неведомый мир, вход в который для меня был закрыт. Со второй половины пятницы вплоть до воскресного вечера М. исчезал с моего горизонта. Пока еще он не хотел звонить мне в присутствии дочери, а если же, в порядке исключения, сообщал мне, когда и куда они предполагают пойти, то делал это лишь для того, чтобы мы случайно, не приведи Бог, в указанном ресторане или кино не встретились.

Звонил он мне только в воскресенье под вечер, только после того, как сажал дочь в метро. То, как прошли выходные, я обычно распознавала по его тону в телефонной трубке (сам же он никогда не говорил мне об этом).

– Я хотел бы сегодня вечером пригласить какую-нибудь интеллигентную взрослую женщину на ужин. Но у меня три условия: она ни в коем случае не должна качаться на стуле, играть с кетчупом или с солонкой и уж тем более во время ужина не должна жевать жвачку "Губа-буба".

Вы угадали: выходные прошли удачно.

Но случалось, М. приходил совершенно убитый.

– Плохо было?
– спрашивала я его осторожно.

– Хуже некуда.

– Серьезно? Мне, право, жаль. Хочешь поговорить об этом?

– Нет, прошу тебя, не надо. Иначе я снова рассержусь.

Я подчиняюсь его просьбе и начинаю рассказывать смешную историю из интимной жизни одного нашего оператора.

М. явно меня не слушает.

– Любовь моя, - говорю я с терпеливой улыбкой.
– Ты меня вообще слушаешь?

– Извини. Все время думаю об одном и том же.

– Понимаю.

– Нет, боюсь, что, при всем желании, понять этого ты не можешь.

Ну конечно, не понимаю. Я бездетная и понять этого не могу. Могу только смиренно ждать, когда М. мне все объяснит.

– Кое-чем поделюсь с тобой, - говорит он.
– Когда хочет, она может быть просто чудо! Остроумная, милая, внимательная: Но с равным успехом может вести себя как жестокая и наглая эгоистка.

Иногда о его дочери я думаю то же самое (каждый ребенок временами ведет себя как бесчувственный выродок - будто я по себе не знаю:), однако с таким его резким суждением согласиться не осмеливаюсь. Это была бы грубая ошибка.

Я робко что-то возражаю в пользу Крохи, но М. обрывает меня.

– Я не видел ее уже более двух недель и в ближайшие выходные тоже не увижу, потому, естественно, хотел с ней встретиться хотя бы раз на этой неделе, - тщательно и весомо произнося слова, он повторяет все то, что, разумеется, мне уже известно.

А хотите знать, почему он так тщательно все произносит?

Да потому, что скорее всего надеется, что его услышит, кто-то (желательно на небесах) и признает его правоту.

– В понедельник, естественно, встретиться она не могла - должна была готовиться к письменной по химии. Во вторник у нее была аэробика, а в среду после этой вторничной аэробики она была жутко измотана. Четверг вроде бы единственный день на неделе, когда она может погулять с Моникой. Итак, оставался только один день - сегодняшний.

Сейчас я не только могу согласиться, но должна это сделать.

– Мы договорились встретиться в четыре в городе, но после обеда она позвонила мне домой и сказала, что к четырем явно не успеет - ей нужно отдать одному мальчику из класса струны для гитары. Без комментариев. Я сосчитал до десяти и передвинул нашу встречу на полчаса. Она приехала на восемнадцать минут позже и, извинившись, сказала, что у нее есть для меня самое большее минут сорок, потому что к шести, от силы к шести с четвертью ей позарез нужно быть дома - она едет с мамой на Слапы жарить на костре сардельки.

– Да что ты!

– Вот именно. Жарить сардельки! Я про себя сосчитал до двадцати, а потом с улыбкой до ушей предложил ей, не теряя времени, сесть где-нибудь в ближайшем кафе и после того, как мы три недели не виделись, немного поговорить:

М. молча наблюдает за моей реакцией. Я чувствую, что опять должна кивнуть, и я киваю.

– И знаешь, что она мне ответила? Что ненадолго на чашку кофе она пойдет со мной, но еще до этого нам придется поискать запасные колесики для роликов:

Я целую его в щеку и сочувственно глажу по руке.

– Мы видимся все меньше, разговариваем все меньше, и, естественно, дальше будет еще хуже, - говорит М.
– Если она вот так плюет на меня в тринадцать, что же будет в шестнадцать? Если я действительно стремлюсь к невозможному, зачем тогда вообще стремлюсь? Почему не оборву все?

– Потому что ты ее любишь, - говорю я.

11.

– Позвольте спросить вас: как вообще ваша дочь переносит это?
– говорит наш фатер этому разведенному кадру.
– Я имею в виду вашу взаимную разлуку?

Мы как раз откушали. Обед протекал в поразительно спокойной обстановке, так что пока я единственный, кто залез под стол, но к этому давно все привыкли. Мать сервирует кофеек с такой осторожностью, что я едва-едва слышу: с одной стороны, она старается не разбить праздничный сервиз, с другой - не сглазить это небывалое совпадение взглядов. Я всем нутром чую, как она силой принуждает себя не идеализировать ситуацию, а принимать ее трезво, без всяких нереалистичных, преувеличенных ожиданий.

– И знаете ли, что самое удивительное?
– говорит фатеру ухажер.
– Мы обычно спрашиваем, как это переносит она. Почти автоматически все предполагают, что в таких случаях ребенок страдает несравнимо больше взрослого.