Летописцы отцовской любви

Слышу, как он отхлебывает кофе и ставит чашку обратно на стол.

– Но когда вы такого якобы страдающего ребенка попросите поскорее позвонить вам, то он об этом - очевидно, по причине своего страдания - всякий раз забывает. Вы ждете, ждете, но телефон молчит. В конце концов вы не выдерживаете и звоните сами, ибо после двух-трех дней напрасного ожидания это именно вы, кто умирает от тоски и печали, а измученный родительским разводом ребенок как ни в чем не бывало говорит вам: "Привет, папуля, послушай, я могу тебе звякнуть примерно через час? Sorry, но по телику как раз начинается "Беверли-хиллс":

Фатер заразительно смеется.

– Это мне явно кое-что напоминает:

Готов поклясться своими башмаками, что при этом он кидает выразительный взгляд на сестрицу.

– Запомните правило номер один: прежде чем позвонить ей, посмотрите телевизионную программу, - поучает папахен.

Он, факт, лыбится - по голосу слышу.

– А теперь скажите: как эту разлуку переносите вы?

– Сейчас уже лучше. Временами бывает довольно трудно, но иной раз, напротив, очень хорошо. Даже опасно хорошо. Надеюсь, вы понимаете меня.

– Да, понимаю, что вы имеете в виду.

Минутная тишина.

– Но с чем действительно я не могу смириться, так это с тем, что вижу ее так мало. Так отчаянно мало.

– Раз в неделю во второй половине дня и каждый второй уик-энд, - говорит фатер со знанием дела.

– Именно так.

– С Ренатой у меня было точно так же - правда, Рената?

– Да, папенька, - говорит сестрица голосом Адины Мандловой.
– Вы совершенно правы, папенька.

– Кое-чем поделюсь с вами, - говорит этот отвергнутый отец с пылом.
– Да, я вижу свою дочь крайне мало, но верю, что, невзирая на это или скорее даже поэтому, я парадоксально в большей мере отец, чем неразведенные отцы, которые могут видеть своих дочерей, когда им заблагорассудится.

Похоже на то, что наш фатер серьезно призадумывается над такой премудростью.

– Вы так считаете?

– Да. И по двум причинам. Первая: ты ценишь эти неожиданно подаренные редкие часы, которые можешь провести с ней, и проживаешь их, стало быть, гораздо интенсивнее и как бы осознаннее. И вторая: в течение тех дней, которые вынужден прожить без нее, тоска активизирует поразительное множество воспоминаний о том времени, когда вы жили вместе. Ты можешь вдруг вспомнить, как впервые купал свою дочь в белой пластиковой ванночке в ромашковом отваре и едва дышал, боясь, как бы это мокрое маленькое тельце не выскользнуло из рук. Или как несколькими годами позже в песочнице она с этаким

шаловливым прерывистым смехом сыпала песок тебе в волосы:

Он вдруг замолкает.

Эта тишина наверху за столом длится вроде так же долго, как и в тот раз, когда сестрицын фотограф начал сервировать к кофейку ее кошечку.

Я зашкаливаю и высовываюсь из-под стола: этот разведенный крендель многократно прокашливается, а наш папахен без передыху кивает головой, точно какой придурок.

– Похоже, вы двое долго искали друг друга, покуда нашли, - обалдело говорит сестрица.

Ее меланхоличный любарь раз-другой пробует улыбнуться, но хрен у него получается.

– Погляди на них, - говорит сестрица матери.

Вид у нее такой, будто ее обсморкали, но мы-то знаем, что реально она счастлива.

– Я хотел только сказать, что и разлука с ребенком неожиданно может обернуться своей хорошей стороной, потому что в тебе оживают воспоминания, которые, возможно, не будь этой разлуки, были бы навсегда похоронены, объясняет этот ее boy-friend.

Фатер наклоняется к нему так резко, что под столом въезжает в меня коленями.

Видеокамера!
– гудит он победоносно.
– Только она сохраняет для вас все воспоминания! Если вам интересно, я могу вам показать несколько довольно забавных:

– Нет!!!
– вопим мы с сестрицей и матерью почти в один голос.

В конце концов дело ограничивается коробками с фото, что в отличие от нас фатер считает вполне приемлемым компромиссом. Они смотрят их едва ли не час. В конце концов хахаль вытаскивает портмоне и демонстрирует матери и отцу несколько фоток своей дочери.

– Красивая, - мгновенно реагирует мать.
– Даже слишком красивая.

И тут же с ходу устанавливает сходство - дело известное!

Я заглядываю ей через плечо. Ну факт, я и не ждал другого: хоть и не уродка, но абсолютно нормальная тинейджерша, каких тринадцать на дюжину встретите с утречка перед любой девятилеткой.

Мать передает фотки сестрице, которая тотчас не глядя сует их фатеру.

– Я их уже видела, - говорит она.
– Он показывает их каждому встречному: почтальонше, таксисту: и даже совсем незнакомым людям, которые подсядут к нему в кабаке:

Одному таксисту, - оправдывается гордый отец.
– Он вез меня в аэропорт. Я в тот день улетал на два месяца в Америку и был в несколько сентиментальном настроении:

– Ой, накажи меня Бог, - говорит наш фатер, глядя на фото, - думаю, вас ждут нелегкие времена.

– И билетершам в кино!
– добавляет сестрица.

Одной билетерше!

Хахаль прячет фотки назад в портмоне.

– Так что же?
– неутомимо поддерживает разговор фатер.
– Вы собираетесь с ней куда-нибудь в отпуск?

– Да. То ли на Крит, то ли в Истрию. Выбор за ней.

– Нормально, - говорит фатер, усмешливо взглядывая на сестрицу.
– По крайней мере, не будете отвечать за то, что там нет мороженого "стракателлы", а на пляже - тобоггана.

– И что на дискотеке нет лазеров, - добавляет мать.

– Ну, это вы сочиняете!
– протестует сестрица.
– Такой избалованной я не была.

Мать улыбается фатеру, как в былые времена.

Но фатер тут же типа серьезнеет.

– Вы едете втроем?
– спрашивает он.

– Ни в коем случае, папочка, - говорит сестрица.
– Время, когда я буду представлена его дочери, еще не наступило.

– Правильно, - говорит фатер.
– Такие вещи с бухты-барахты не делаются. Рената все может понять, а ребенок - нет.

– Мне тоже вроде так кажется, - говорит сестрица матери, а сама зубы скалит.

– Но позвольте дать вам совет: только не в Болгарию, - продолжает фатер. Естественно, если не хотите, чтобы пьяные немцы бросали в вашу дочь пивные бутылки.

– Пустые банки, - уточняю я.

– Потрогай, - говорит сестрица и подносит руку хахаля к соответствующему месту на голове.

– В Истрии, натурально, тоже красиво, - продолжает фатер.
– Взять хотя бы эти старинные узкие улочки в Поречье, эти мелкие лавчонки:

– И галерея!
– восклицает мутер.

– И галерея. Несомненно ей бы понравилось. Но есть одна существенная проблема.