Летучий самозванец
Шрифт:
— Медленно минуты убегают вдаль, встречи с ними ты уже не жди, и хотя нам прошлого немного жаль, лучшее, конечно, впереди!
— Леня! — гаркнул Василий Олегович.
Зарецкий вздрогнул:
— А?
— Объясни нам, что происходит? — насупился организатор тусовки.
Заведующий лабораторией залпом осушил бокал с минералкой.
— Я идиот!
— Не стану спорить, — мрачно заявил Самойлов.
— Вика мне не жена, — выдавил из себя Зарецкий и искоса глянул в мою сторону.
Я скорчила гримасу. Никакие претензии не принимаются: я пообещала молчать о «маленьком секретике» ученого — и не нарушила слова. Кто ж виноват, что окружающие оказались умнее, чем рассчитывал любитель клубнички?
— Немедленно колись! — зашипел кондитер.
Зарецкий вновь схватился за воду, а потом
— Ты кого привел на наш праздник?! — задохнулся Самойлов после того, как Леонид перестал каяться. — Мы решили устроить чисто семейное мероприятие, а находимся в компании со шлюхой!
— Василий Олегович! — решила утихомирить супруга Катя. — В конце концов, это личное дело Леонида, с кем ему спать.
— Да! — стукнул кулаком по столу хозяин. — Но только пока он с ней один на один общается! Подзаборницу не приводят в приличный дом и не обманывают приятелей, представив ее как законную жену! Это оскорбление!
— Я идиот! — мрачно повторил Леонид. — Следовало честно признаться. Ну поймите меня. Марфа чудесный человек…
— А кто такая Марфа? — спросила Аня. — Вы прячете на теплоходе еще одну девушку?
— Шарман, — улыбнулась Манана.
— Мама! Где Чармен? — запрыгала Тина. — Его сюда взяли? Таня тут? И собачка с ней? Хочу к Чармену! Мамаааа!
— Марфа — моя жена, — объяснил Леонид. — Лучшего человека я не встречал: умница, красавица, все понимающая. Но… но… Господи, очень неудобно говорить.
— А шлюху с собой притаскивать, значит, удобно? — пошел вразнос Василий Олегович.
— Вика — не продажная женщина, — принялся отбиваться Зарецкий. — Она фотомодель, искренне меня любит. Марфа же после операции по женской части перестала заниматься сексом. Что мы только ни пробовали, желание у супруги не возникает. Она не тяготится воздержанием, а я не могу, я нормальный человек!
— Такова мужская природа, — кивнула Катя.
Василий Олегович неожиданно виновато посмотрел на жену, а я поняла, что в семейной жизни Самойловых тоже есть шероховатости. Впрочем, у кого их нет?
— Понимаю, почему Леонид решился на эту авантюру, — произнесла Аня. — Мы семьями до этой поездки знакомы не были и навряд ли потом станем видеться. У Василия Олеговича возникло благое намерение сдружить коллег по работе, но насильно доверительные отношения не появятся. Ход мыслей Леонида мне ясен, но Вика! Я бы никогда не решилась предстать перед людьми в чужой роли!
— Так ты не дура, — отпустил жене комплимент Никита. — А Вика пару раз заговаривала про какойто секрет, который необходимо открыть. Леня, что ты ей пообещал?
Аня засмеялась:
— Отличный вопрос. А что мужчины напевают глупышкам, когда изменяют с ними женам? «Дорогая, я разведусь, мы будем счастливы, но не сейчас. Подожди годик». Это, так сказать, классическая часть, дальше следуют вариации типа: «Мои дети еще не выросли, не могу изза них рушить семью, нанесу им непоправимую травму». Или: «Моя жена смертельно больна, врачи дают ей немного времени, я не имею морального права бросить умирающую». Затем идет заключительный аккорд: «Люблю только тебя, с супругой мы давно не спим вместе, она старая, страшная, толстая, жадная. А ты ягодка, кошечка. Чмокчмок». В целом произведение называется «Плач неверного мужа на коленях у любовницы». Исполняется два раза в неделю, слова и музыка народные.
— Очень хорошо, что Вика сидит в каюте, — буркнул Василий.
— Согласна, — кивнула Катя. — Извини, Леня, твоя частная жизнь — это твоя частная жизнь. Я не знакома с Марфой, но ощущаю солидарность с ней, стайное чувство законной супруги. Боюсь, мне неприятно будет общаться с Викой.
— Совершенно верно, — в унисон пропели Манана и Аня.
Катя отпила из бокала и посмотрела на меня:
— А как вы относитесь к случившемуся?
Я решила ответить честно:
— Наше общество более толерантно к мужчинам. Викато в чем виновата? Она влюблена в Леонида, готова ради него на подвиги. Девушка кажется не слишком образованной и думающей, не имеет жизненного опыта и твердо уверена: Зарецкий ее обожает. Леонид же знает: он никогда не бросит законную супругу, Вика лишь временная игрушка. На мой взгляд, пострадавшая сторона здесь — фотомодель, и не стоит устраивать бедняжке публичную порку!
Хотя, если показать Вике, где раки зимуют, вероятно, она поймет, что не стоит ловить рыбу в чужом пруду, и постарается впредь не связываться с женатиком!— Смотрите, что я принесла! — прозвучало с порога.
Глава 14
Все, включая меня, повернули головы. В столовую с небольшой ржавой коробкой вошла Алина.
— Ейбогу, не поверите, что со мной стряслось, — нервно произнесла она, опускаясь на стул. — В результате — вот это.
Дрожа как от озноба, она выложила в центр стола нечто похожее на хьюмидор, [9] выполненный из металла.
— Похоже, там, внутри, лежат таблетки «омолодителя», — шептала Алина. — Он так сказал!
9
9 Хьюмидор – коробка для хранения сигар. В ней поддерживается особая температура и влажность.
Присутствующие враз забыли про Леонида и Вику.
— Где ты это взяла? — поразилась Катя.
— Кто сказал? — подхватил Василий Олегович.
— Ангел, — обмахиваясь салфеткой, проговорила Бортникова. — Вышел из леса, весь в белом, волосы до плеч, сзади крылья, и спрашивает: «Алина, ты не забыла Дениса? Он сильно скучает и…»
Диетолог прижала к глазам салфетку. Катя толкнула мужа в бок, Василий Олегович закашлялся, а Бортникова, не отнимая рук от лица, произнесла:
— Я человек с высшим медицинским образованием. Хотя некоторые люди и считают специалиста по здоровому питанию кемто вроде фельдшера, но у меня за плечами шесть лет обучения в институте и работа хирургом в больнице. Я отлично знаю: второй жизни не будет, ни рая, ни ада не существует, привидения — это продукт излишней эмоциональности или органических поражений головного мозга. И когда умер Денис… я… мне было намного хуже, чем, допустим, его бабушке. Анфиса Федоровна обожала внука, но она пребывала в уверенности, что Денька переместился в другую, лучшую реальность! А ято понимала: это все! Мальчик в гробу, гроб в земле! Простите!
Алина выскочила изза стола и выбежала из столовой.
— Вероятно, нужно связаться с эпидемиологами, — озабоченно произнесла Аня, когда за Бортниковой хлопнула дверь. — Не хочу вас пугать, но, наверное, по теплоходу действительно гуляет зараза.
— Что случилось с Алиной? — изменилась в лице Манана. — Я знаю ее много лет и ни разу не видела плачущей.
Василий Олегович залпом выпил стакан воды.
— Алина никогда не выходила замуж. Характер у нее паршивый. Трудно жить с женщиной, которая постоянно тебя поучает. Бортникова кажется склочницей, но она отличный друг. Я уже говорил, что мы с ней учились в одном классе, дружим со школы, пару раз ругались до драки, но потом мирились. Алина была квалифицированным хирургом. Операционный стол она бросила после того, как заболел ее одиннадцатилетний сын Денис. Кто отец мальчишки, Бортникова не рассказала ни мне, ни Кате, да мы особо и не интересовались. Увидели, что у Лины растет живот, посудачили между собой, но в душу к ней не лезли. Алина родила сына и обожала его безмерно. Денису стало плохо внезапно, я не представлял, что такое возможно: в понедельник он бегалпрыгал, а во вторник попал в реанимацию. Рассеянный склероз. Бортникова два года тащила парнишку, ушла со службы, использовала все свои связи, возила мальчика в Новосибирск, там в Академгородке применяли некий революционный метод. Когда и он не помог, она узнала про лабораторию в Киеве с экспериментальным лекарством, до этого Лина общалась практически со всеми специалистами Москвы.
— Гимнастика, уколы, переливания крови, — грустно подхватила Катя. — Целители, экстрасенсы, бабкишептухи, старикитравники, шаманы, колдуны. Ничего не помогло. Деня умер за день до своего тринадцатилетия.
— Вот ужас! — воскликнула Манана и обняла Тину. — Страшнее ничего нет!
— Мама! — заверещала девушка. — Почему нету кетчупа? Мама! Намажь мне на хлеб вон ту кашу! Мама! Хочу! Дай скорей!
Пиардиректор схватила ломтик батона, живо плюхнула на него грибную икру, которую ее дочь назвала «кашей», и велела: