Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923

Глава 7 Ссылка

1. Изгнание из Москвы

К началу 1928 г. были задержаны и находились в заключении приблизительно полторы тысячи оппозиционеров [718] . Один из них, болгарский коммунист Георгий Андрейчин, «с удивлением» вспоминал, как грубо обращались с ним и другими оппозиционерами во Внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке и в Бутырской тюрьме, где он находился перед отправкой в ссылку. «Об условиях в этом аде я когда-нибудь напишу. Дантов Ад — это игрушка и шутка», — писал он уже из ссылки Троцкому. Больше всего его возмущало, что он сидел в тюрьме вместе с нэпманами, кулаками, растратчиками и убийцами, то есть теми, кто действительно заслуживал, по его мнению, заключения. Он вспоминал, как нэпманы ему говорили: «Смотрите, какую тюрьму вы нам устроили, — пеняйте сейчас». А один из охранников в бане, когда заключенные мылись, сказал Андрейчину: «Нужно расстрелять и тех, и других большевиков — то есть и вас, и сталинцев. Что дала мне эта ваша революция? До войны я мыло подавал баринам, а сейчас меня сделали тюремщиком и опять с мылом!» [719] Вывод, который сделал Андрейчин, заключался в том, что за десять лет советской власти «большая часть работников ГПУ переродилась и стала типичными полицейскими собаками, готовыми служить любому хозяину».

718

О масштабе репрессий в документе антисоветского эмигрантского Русского общевоинского союза «Внутреннее положение в ВКП» (май 1928 г.) говорилось: «Число подвергшихся карам оппозиционеров насчитывается тысячами, хотя точно не известно, так как тысячи рядовых оппозиционеров пострадали номинально не за их принадлежность к оппозиции, а переведены в глухие местности по службе или лишены должности «по несоответствию» или по таким должностным проступкам, которые не угрожают политически благонадежным членам РКП какими-нибудь неприятными последствиями» (ГАРФ. Ф. 5826. Оп. 1. Ед. хр. 176. Л. 2).

719

Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1742.

Не все оппозиционеры были готовы терпеть издевательства «полицейских собак» в созданных советской властью тюрьмах. Арестованная в январе 1928 г. большая группа москвичей устроила в Бутырской тюрьме настоящий бунт: они выбивали двери камер, разбивали окна, выкрикивали лозунги. Беспорядки были подавлены, его участники зверски избиты. ОГПУ, направляя доклад о происшедшем Сталину, завершало его словами: «Таким было поведение злейших врагов партии и советской власти» [720] . Местные органы ОГПУ также спешили доложить, что с оппозицией на подведомственных им территориях почти покончено. Докладная записка ГПУ Украины Кагановичу от 25 февраля 1928 г. была озаглавлена «О работе по бывшей оппозиции». Хотя в ней содержались признания в том, что в некоторых местах оппозиционеры еще пользовались авторитетом, в качестве опорных пунктов «врагов советской власти» нарочито назывались не наиболее значительные города республики, а Херсон, Кременчуг, Бердичев [721] . Впрочем, в другой докладной все же признавалась известная активность «троцкистов» в Киеве [722] .

720

Andrew C., Mitrokhin V. The Mitrokhin Archive. The KGB in Europe and the West. London: Penguin Group, 1999. P. 52. Эта книга представляет собой краткую выжимку из документов так называемого «архива Митрохина». Василий Никитич Митрохин, руководитель Архива внешней разведки КГБ СССР, в течение долгих лет, с 1972 г., тайком переписывал секретные документы архива, выносил их здания на Лубянке (бывшей площади Дзержинского) в карманах и даже в носках, а потом прятал в потайных местах за городом. Ему удалось в 1992 г. переправить эти ценные материалы на Запад, а затем и самому перебраться в Великобританию, где совместно с известным историком Кристофером Эндрю он издал книгу.

721

ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 20. Од. зб. 2647. Арк. 16.

722

Там же. Арк. 25–26.

Не все руководство оппозицией было арестовано. Сталин надеялся и не исключал, что на пусть раскаяния, подобно Зиновьеву и Каменеву, со временем встанут прочие лидеры оппозиции и их «капитуляцию» можно будет эффектно использовать в пропагандистских целях. Судя по протоколам Политбюро, вопрос о депортации оппозиционеров на его заседаниях не обсуждался. Похоже, однако, что решение о высылке оппозиции в отдаленные районы страны и об удалении Троцкого из Москвы было принято этим высшим партийно-государственным органом 23 декабря 1927 г. [723] , без занесения в протокол. Воля высшей партийной инстанции была оформлена затем 31 декабря как постановление Особого совещания при коллегии ОГПУ о ссылке активных деятелей оппозиции [724] .

723

Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б). Повестки дня заседаний. С. 581.

724

Материалы Федеральной службы безопасности Российской Федерации, предоставленные авторам без выходных данных.

Само собой разумеется, это решение было принято по прямому указанию Сталина. По всей видимости, именно ему принадлежала идея представить высылку в качестве «крайней меры», связанной с тем, что лидеры оппозиции готовились к «побегу за рубеж». Фабриковались «тайные донесения», сообщавшие, будто И. Н. Смирнов, Мрачковский и другие оппозиционеры обсуждали вопрос о возможности «побега за границу» Троцкого, Радека и Раковского, что оппозиционеры из «военной группы» — Дрейцер [725] и Зюк [726] — ездили в Ленинград для выяснения возможности перехода границы, что с этой целью предполагалось «обработать» кого-либо из начальников погранотрядов. Для того чтобы еще больше запутать дело, сообщалось, что «за содействием» в организации бегства обращались к первой жене Троцкого Соколовской, проживавшей в Ленинграде [727] .

725

Дрейцер Ефим Александрович (1894–1936) — член РКП(б) с 1919 г. В 1926–1927 гг. — участник объединенной оппозиции. Исключен из ВКП(б) в 1928 г., после подачи покаянного заявления восстановлен в партии в 1929 г. и находился на хозяйственной работе. До 1936 г. — заместитель директора завода «Магнезит» в Челябинской области. Арестован в 1936 г. Был подсудимым на судебном процессе 1936 г. по делу троцкистско-зиновьевского центра. Приговорен к смертной казни и расстрелян.

726

Зюк Михаил Осипович (1895 — 20 июня 1937). Настоящая фамилия Нахамкин. Родился в Чернигове. После 1917 г. взял фамилию Зюк по своему детскому прозвищу — Зюка. Член РСДРП с 1913 г., большевик. За революционную деятельность был арестован и отправлен на каторгу. Участник январского 1918 г. большевистского восстания в Киеве, подавленного украинским правительством. После революции закончил Военную академию РККА. В 1918–1925 гг. — начальник артиллерии 1-го кавалерийского корпуса Червонного казачества. В 1925–1926 гг. военный советник по артиллерии в Китае при командующем 1-й Китайской народной армией маршале Фэн Юйсяне (г. Калган). Во время Тяньцзиньской наступательной операции против «мукденских милитаристов» — начальник группы советников при конном корпусе армии Фэна; глубоким рейдом освободил г. Чэнде. В 1926 г. лично доставил в Москву выданного Фэном советским властям атамана Б. В. Анненкова. В 1926–1935 гг. — командир 4-й Туркестанской стрелковой дивизии, командир дивизий в Забайкалье, Ленинграде. В 1935–1936 гг. — командир-комиссар 25-й Чапаевской стрелковой дивизии, г. Полтава. К моменту ареста — комбриг. Арестован 15 августа 1936 г. По обвинению в участии в террористическом заговоре в РККА приговорен ВКВС 19 июня 1937 г. к расстрелу. Расстрелян 20 июня 1937 г. Реабилитирован 10 октября 1957 г.

727

ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 14–15.

Однако характер решения о ссылке от видных оппозиционеров вначале тщательно скрывался. Им было предложено «добровольно» выехать на работу в отдаленные местности СССР. С согласия Троцкого исключенные из партии деятели оппозиции выделили комиссию в составе Раковского, Радека и Каспаровой, вступившую в переговоры с председателем ЦКК Орджоникидзе. Представители оппозиции дали в принципе положительный ответ на вопрос, готовы ли ее лидеры принять такую работу, оговорив, что она не должна быть прикрытием ссылки, а должна хотя бы в минимальной степени учитывать профессиональные навыки и состояние здоровья высылаемого.

В конце декабря Троцкого проинформировали, что он должен отправиться в Астрахань, где ему будет предоставлена работа. Он ответил, что малярия делает для него невозможным пребывание в этом городе. Неизвестно, страдал ли он на самом деле этой болезнью. Некоторые врачи трактовали его часто повторявшиеся приступы лихорадочного повышения температуры именно как редко встречавшуюся форму малярии, и Троцкий решил отклонить предложение об Астрахани по состоянию здоровья. 3 января Троцкий был вызван «на беседу» в ОГПУ, но отказался туда явиться. Создается впечатление, что Орджоникидзе поначалу придерживался менее жесткой (по сравнению со Сталиным и Молотовым) линии поведения в отношении вождей оппозиции, но уступил Сталину и уже в первых числах января сообщил комиссии оппозиционеров, что речь идет не о переводе на работу в отдаленные города, а о принудительной высылке Троцкого в Астрахань, Раковского — в Усть-Сысольск (ныне Сыктывкар), Радека — в Ишим и т. д.

Когда поступило известие о вызове Троцкого в ОГПУ, а такой вызов мог означать и принудительную высылку — прямо из здания ОГПУ и даже арест, Раковский, Радек и Каспарова потребовали новой встречи с Орджоникидзе. Они протестовали против места назначения ссылки Троцкого, заявляли, что здоровье Льва Давидовича подорвано малярией, что он не выдержит тяжелого туманного климата в этом прикаспийском городе. Представители оппозиции возражали против отправки в отдаленные местности и других своих товарищей, требуя оставления некоторых из них в Москве.

Орджоникидзе отвечал уклончиво. Не соглашаясь оставить оппозиционеров в Москве и других центрах, но учитывая «согласие выехать в провинцию», он пообещал пересмотреть места ссылок и предложил встретиться с секретарем ЦК Станиславом Викентьевичем Косиором. Его родной брат — Иосиф — также подлежал высылке, и это, с одной стороны, делало положение С. В. Косиора особенно уязвимым, но с другой — рождало надежду на благосклонное отношение функционера, чей брат оказался в аналогичном сложном положении.

Началась любимая Сталиным игра в кошки-мышки: последовала волна обмана и дезинформации оппозиционеров. Партийные деятели давали крайне неопределенные обещания, сопровождаемые намеками на компромисс и поблажки. Одновременно ОГПУ рассматривало вопрос о скорой насильственной депортации оппозиционеров «за антисоветскую пропаганду и агитацию» по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР, о чем высылаемым становилось известно от старых знакомых, работающих в органах и партаппарате. Троцкий, Радек, Раковский, Преображенский, Смилга, Серебряков, Муралов и другие обратились в Политбюро и ЦКК с декларацией, протестующей против происходящего. Одновременно они выступили с обращением к Исполкому Коминтерна и ЦК всех компартий, прося отменить решение об их исключении из партии [728] . Фактически они обращались к созываемому в Москве VI конгрессу Коминтерна.

728

Архив Троцкого. Фонд 13. T-1092. Л. 1–4.

К этому времени оппозиционеры уже не тешили себя наивной надеждой на то, что Коминтерн станет на их сторону. Цель состояла тем не менее в том, чтобы еще раз довести свои взгляды до компартий всех стран: «Мы со спокойным презрением отметаем попытку подвести под эту статью десятки большевиков-ленинцев, которые сделали немало для установления, защиты и упрочения Советской власти в прошлом и которые в будущем все свои силы отдадут защите диктатуры пролетариата», — писали оппозиционеры. Кратко изложив суть своих взглядов, которые сталинское руководство инкриминировало им в качестве «антисоветской пропаганды», они апеллировали ко всем компартиям и к VI конгрессу, чтобы те объективно рассмотрели этот комплекс вопросов «при свете дня и при подлинном участии партийных масс»: «Завещание Ленина сейчас более, чем когда-либо, звучит как пророчество. Никто не знает, как много времени оставляет нам еще ход исторических событий для исправления всех содеянных за последние годы ошибок» [729] . Времени действительно оставалось мало, и об этом «никто не знал», точнее — знал один таинственный и непонятый человек, живущий в Кремле: Сталин.

729

Под заголовком «Завещание Владимира Ильича Ленина» часть «Письма к съезду» Ленина, содержавшая характеристики партийных деятелей, была напечатана на гектографе и нелегально распространялась в партийной среде (ЦДАГОУ. Ф. 1. Оп. 20. Од. зб. 2651. Арк. 1).

Позиция оппозиционеров в отношении международного коммунистического движения была выражена в двух директивных письмах, посланных руководящими деятелями оппозиции своим сторонникам за границу. В подготовке текстов принимал участие Троцкий, но сами документы писались кем-то из его ближайших соратников. 9 января письма были переданы Андрейчиным (участвовавшим ранее в рабочем движении США) американскому журналисту Роберту Вольфу для вывоза за границу [730] , но их перехватили советские спецслужбы. По решению Политбюро 15 января, с комментариями Бухарина, письма были опубликованы в «Правде»: «Мы против второй партии и против IV Коминтерна — самым непримиримым образом, — писали оппозиционеры, — причем исходим из интересов международного большевизма». Возражая против создания «союза левых коммунистов» в Германии, авторы указывали: «Имя «союз» ничего не прибавляет, но может стать псевдонимом второй партии».

730

ГДА СБУ. Ф. 13 од. зб. 282. Арк. 14. Андрейчин и ранее поддерживал связь с «нежелательными» для сталинского окружения лицами и различными путями получал важную информацию из «кухни» Политбюро. Так, 29 октября 1925 г. на заседании этого органа было решено «расследовать, какими путями дошли до Дюранти полученные им сведения, а равно каким образом Андрейчин узнал, что вопрос о высылке стоит в повестке Политбюро» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Ед. хр. 2. Л. 183). Дюранти тогда собирались выслать из СССР, но вскоре, в связи с тем, что он стал поддерживать Сталина, оставили в Москве.