Левиафан
Шрифт:
При подходе к Гибралтару, в районе Танжера, вахтенный сигнальщик с рубки заметил идущий встречным курсом двухмачтовый бриг. В нескольких милях от «Левиафана» он лег на другой галс и стал отворачивать в сторону.
— «Дун-кан», — раздельно прочел мичман блеснувшую в лучах солнца на борту парусника золотистую надпись, о чем доложил прогуливающемуся по мостику Корунскому.
Тот вскинул к глазам бинокль, издал легкий возглас удивления и нажал рычаг «каштана». Через несколько минут в рубке появились Морев с помощником.
— Александр Иванович, взгляните, — протянул капитан 2 ранга бинокль командиру. — Уж не тот ли этот
— Да, вроде похож, — сказал через минуту Морев и, передав бинокль помощнику, отдал команду идти на сближение с бригом.
Неравная гонка длилась недолго и, как только ракетоносец приблизился к паруснику на расстояние в несколько кабельтовых, корму брига окутал дым и у самого носа «Левиафана» всплеснул водяной фонтан.
— Ты смотри, моська, а огрызается, — одобрительно хмыкнул Морев и приказал сбросить ход. — Гарик Данилович, — обратился он к Корунскому, — давай наверх расчет ПЗРК [21] и швартовую команду с автоматами.
21
ПЗРК — переносной зенитно-ракетный комплекс.
Вскоре за их спинами послышалось тяжелое сопение и выскакивающие по одному из рубочного люка вооруженные подводники заняли места по боевому расписанию.
— А ну-ка, лейтенант, — кивнул Морев угнездившему в отдраенном иллюминаторе рубки пусковую трубу ПЗРК офицеру, — пальни ему по корме.
— Слушаюсь, — ответил тот и, изготовившись к стрельбе, плавно нажал спуск.
В рубке громыхнуло, оставляя за собой дымный след, ракета унеслась к цели, и на корме брига всплеснула яркая вспышка.
Когда на малом ходу «Левиафан» подошел к оставшемуся без управления паруснику, от него, в сторону виднеющегося у горизонта материка, неслись две полные людей шлюпки.
Отправленная на корабль во главе с Пыльниковым швартовая команда обнаружила на залитой кровью палубе изрешеченные осколками тела нескольких убитых моряков, а в его трюме — три десятка изможденных людей, закованных в цепи. Пленники оказались сербами и рассказали, что их везли с турецкого невольничьего рынка в Измире, в одну из английских колоний. В матросском кубрике нашли целый арсенал оружия, а в каюте капитана судовые документы о принадлежности судна Ост-Индской компании и значительную сумму в английских гинеях.
Поскольку бриг получил незначительные повреждения, а многие из пленников были знакомы с морским делом, его тут же привели в порядок и оба корабля направились к балканским берегам.
Стамбульский порт встретил их реющим над фортом российским императорским триколором, громом пушек стоящей на рейде эскадры кораблей под Андреевскими флагами и толпами зевак, чернеющими по берегам залива.
— Поглядите, Александр Иванович, — удивился старпом. — А город-то снова ожил!
На причале Морева и Сокурова радушно встретили Суворов с Грейгом и, в сопровождении эскорта из драгун, все отправились во дворец.
— Александр Васильевич, позволю заметить, вы времени зря не теряли, — сказал Морев, глядя из окна кареты на пестрое многолюдье стамбульских улиц, по которым в сторону шумных базаров двигались тяжело груженые караваны верблюдов и толпы носильщиков. Время от времени среди них мелькали пешие и конные группы русских
патрулей.— Да, — живо кивнул головой сидевший напротив генерал-фельдмаршал, — нам с Самуилом Карловичем пришлось изрядно потрудиться. В город вернулось не только все христианское население, но и многие турки.
— А как в других?
— То же самое. Правда, для порядка, пришлось повесить на площадях нескольких дервишей, шейхов и мулл. Призывали население к бунту.
У ворот бывшего султанского дворца на колесных лафетах стояли два новых орудия, у которых прохаживались часовые, а в обширном, затененном древними кипарисами дворе гвардейский прапорщик и несколько унтер-офицеров обучали ружейным приемам роту смуглых, разношерстно одетых людей.
— Сербские ополченцы, — перехватив вопросительный взгляд Морева, сказал Грей. — Из них получатся отличные солдаты и моряки.
В одном из покоев, куда сбежавший с мраморных ступеней адъютант провел фельдмаршала с гостями, их уже ожидал богато сервированный стол.
— Прошу отведать нашего хлеба-соли, господа, — указал на него Суворов и все расселись в высоких креслах.
— За матушку императрицу! — поднял он наполненную анисовой водкой чарку, и все дружно выпили.
— Однако у вас тут отличная кухня, адмирал, — сказал сидящему рядом Грейгу Сокуров, отдавая дань турецким кебабам, а также другим, не менее экзотичным блюдам.
— И вина тоже, — рассмеялся адмирал, наполняя душистой, пурпурного цвета жидкостью его кубок.
— Божественный запах, — понюхав напиток, умилился Сокуров. — Что это такое?
— Греческая рецина [22] времен Византии. Обнаружили сотню амфор в султанских подвалах…
Вечером этого же дня, завершив выгрузку оружия и боеприпасов, Круглов, расхаживая по ракетной палубе, инструктировал выстроенную перед ним группу увольняющихся в город подводников. Те красовались в пошитых по последней моде европейских костюмах и выглядели весьма живописно.
22
Греческая рецина — сорт вина.
— Так вы меня поняли, господа? — сказал он в заключение. — Кто напьется или ввяжется в драку — неделю без берега. Выделенный адмиралом катер будет ожидать вас у стенки до полуночи. Все. Свободны.
Проследив, как катер с балагурящими моряками отвалил от борта и стройно мелькая веслами, заскользил к берегу, Круглов вздохнул и спустился вниз.
Ступив на разогретые доски причала, Ксенженко с Коробовым и двумя мичманами-ракетчиками решили для начала осмотреть Стамбул и наняли что-то вроде открытого фаэтона с восседающим на козлах длинноусым здоровяком в необъятных шароварах и красной феске.
— Куды вам, Панове? — спросил тот по-украински, чем вызвал немалое удивление у седоков.
Ксенженко заявил, что им желательно посмотреть город, на что последовал лаконичный ответ: «Добрэ», и повозка тронулась с места. По дороге возница рассказал, что его зовут Данила Корж, сам он из низовых Козаков, несколько лет назад попал в плен и был гребцом на турецких галерах.
— А чего же не вернулся домой? — спросил один из ракетчиков.
— Так никуды, — пожал широкими плечами козак. — Сечь сожгли, а родни у меня шаром покати.