Левиафан

— Насколько я вижу, здесь очень ценные породы деревьев — сказал Морев, обращаясь к Шелихову. — Таких не встретишь в средней полосе.

— Да, — согласился тот. — Природа Аляски неповторима, а ее богатства неисчерпаемы.

Через несколько часов остановились в неглубоком распадке, по склону которого весело журчал узкий незамерзающий поток, а рядом стояла небольшая, крытая дерном хижина.

— Это одно из наших старых зимовий, — пояснил Рябоконь, первым выбираясь из кабины. — Срубили лет десять назад.

В низком темном помещении, с затянутым рыбьим пузырем окошком, вдоль бревенчатых стен тянулись нары, в центре стоял грубо сколоченный стол, а в торце располагался очаг из дикого камня, со свисающей с потолка кованой цепью с крюком.

Перетаскав в зимовье немудреные пожитки и прихватив ружья, Рябоконь с двумя моряками отправились в лес за хворостом, Ярцев стал копаться в двигателе одной из машин, а Шелихов с Моревым, прихватив ведро и чайник, отправились к ручью за водой.

Попробовав ее, Морев удивился — по вкусу она ничем не отличалась от боржома.

— Знатная водица, — сказал купец, наблюдая его реакцию. — И весьма пользительная. От боли в суставах и других хвороб.

— Да, — утер губы Морев. — Великолепная.

Их разговор прервали несколько гулких выстрелов со стороны леса.

— А ну-ка, Александр Иванович, пойдем обратно, — насторожился Шелихов, снимая с плеча карабин и взводя курок.

Тревога оказалась напрасной. Ходившие за хворостом подстрелили двух громадных глухарей.

— Ну что же, поедим свежатинки, — довольно хмыкнул купец. — Давай Клавдий их в котел, — приказал он Рябоконю.

Через полчаса, выпив спирту и похлебав душистого варева, снова погрузились в сани и тронулись в путь. Теперь он пролегал у подножия скальной гряды, тянущейся вдоль густого кедрового леса. В самом ее конце, у замерзшего озера, располагался индейский поселок, состоящий из двух десятков бревенчатых, крытых берестой хижин и нескольких поднятых над землей амбаров. Рядом с хижинами возвышались резные столбы с изображениями божеств рода: ворона с багряными глазами, лягушки, кита и орла, а чуть в стороне, ближе к берегу, на деревянных жердях висели рыболовные сети и чернели бортами несколько лодок.

На шум моторов из дверей ближайших домов выскочили несколько укутанных в меха женщин и испуганно уставились на невиданных чудовищ.

— Наверное, все мужики на охоте, — сказал, выбираясь из кабины, фактор и направился к неподвижно застывшей группе. Затем, подкрепляя слова жестикуляцией, он что-то сказал, и одна из женщин, молодая индеанка в отороченной собольим мехом красной одежде, пригласила гостей в самую большую хижину.

Там, у жарко пылающего очага, на ложе из бобровых шкур, сладко всхрапывая и пуская слюни, спал рослый детина, одетый в расшитые бисером кожаные рубаху и штаны.

— Местный тайон, то бишь начальник рода, — сказал Шелихов, обращаясь к Мореву. — Не иначе пьян, скотина. Клавдий, разбуди-ка его.

Нагнувшись к спящему, фактор стал трясти того за плечо, и детина открыл мутные глаза. Что-то пробормотав, он уставился на гостей, а затем, узнав фактора, живо вскочил и радостно облапил того за плечи.

— Признал кормильца, — хмыкнул Шелихов.

Поговорив с тайоном на языке индейцев, Рябоконь сообщил, что все мужчины рода отправились на медвежью охоту и ожидаются к вечеру, а пока хозяин предлагает перекусить.

— Ну что ж, не откажемся, — благодушно кивнул головой Шелихов.

Тайон что-то приказал женщине в красном, и та беззвучно исчезла за дверью.

Через несколько минут, сняв верхнюю одежду и усевшись на шкурах, гости отведали поданную индеанками на деревянных блюдах жареную лосятину и истекающую соком отварную семгу.

После трапезы, по предложению тайона, которого звали Унанган, все отправились в ближайший амбар. Он был наполовину заполнен связками собольих, песцовых и бобровых шкурок, матово искрящихся в полумраке. Здесь же, у стены, были сложены несколько десятков моржовых бивней.

— Скажи ему, — обратился Шелихов к Рябоконю, ткнув пальцем в индейца, — чтобы все это доставил в факторию. Мы дадим хорошую цену.

Выслушав Рябоконя, Унанган радостно закивал головой и что-то ответил.

— Он согласен, — перевел фактор.

Остаток дня и ночь решили провести в поселке, а утром отправиться к ключам. Идти туда следовало на лыжах, которые предусмотрительно были захвачены с собой.

Вечером, когда в небе зажглись первые звезды, вернулись охотники. Они добыли медведя и лося, мясо которых привезли на собачьих упряжках, а также нескольких соболей и рысь. По этому случаю был устроен праздник.

Перед хижинами развели огромный костер, на котором в котлах варилось мясо, шаман рода облачился в шкуру убитого медведя и стал исполнять ритуальный танец, а воины, окружив его, потрясать копьями и издавать гортанные крики.

— Эко развеселились, нехристи, — сказал Шелихов, обращаясь к Мореву. — Вам доводилось такое видеть?

— Нет, — ответил тот, с интересом наблюдая за индейцами.

Праздник, сопровождавшийся танцами и разноголосым пением под гулкие удары бубна, продолжался до поздней ночи, а когда котлы опустели, все отправились спать.

Гостей поместили в одной из хижин, где они уютно расположились на мягких шкурах.

Рано утром, когда над сопками занялся рассвет, наскоро выпив плиточного чаю с юколой, Шелихов, Рябоконь и Морев двинулись в путь. Впереди шел Унанган, пожелавший сопроводить гостей. Под широкими камусовыми лыжами пронзительно скрипел снег, в лесу от мороза трещали деревья, где-то тоскливо кричала птица.

Первую остановку сделали в полдень, миновав лесистый хребет и спустившись в долину. У отвесно уходящей вверх гранитной стены развели костер и, набив снегом котелок с чайником, повесили их над огнем. Пока спутники варили мясо и заваривали чай, индеец снял с плеч лук и исчез в лесу. Вскоре он вернулся с двумя белками и ловко снял с них шкурки. Затем извлек из тушек желудки и, насадив их на прутья, принялся жарить.

— Неужели это можно есть? — с сомнением взглянул Морев на Шелихова.

— А почему нет? — ответил тот. — Зимой белки питаются запасенными с осени грибами и орехами. И поверьте мне, это стоит попробовать.

Купец оказался прав. Протянутый Унанганом Мореву подрумяненный желудок оказался необычайно вкусным.

— Ну и как? — поинтересовался Шелихов, с аппетитом уплетая второй.

— Нет слов, — ответил Морев. — Настоящий деликатес.

Основательно подкрепившись и выкурив по трубке, снова встали на лыжи и двинулись дальше. К вечеру, когда белесый шар солнца стал клониться к западу, вышли к ключам. Они располагались на плоской, подернутой паром низменности, питая собой небольшую струящуюся между замшелыми валунами речку. В воздухе чувствовалось влажное тепло и легкий запах серы.