Лезвие. Книга 2. И прольется кровь
Шрифт:
– Да, мы с ним как-то столкнулись в подземельях, и у него выпало это фото из кармана, - ответила Джинни, но, как показалось Гермионе, уклончиво. Ее опять терзала ревность. Мерлинова борода, это невысимо! Нет, она должна знать наверняка. Иначе это безумие никогда не кончится!
— Вы целовались? — спросила она.
– Северус целовал тебя?
– Зачем тебе это, Гермиона? — Джинни заметно напряглась. — Зачем тебе это знать? Хочешь иметь дополнительный повод терзаться и мучиться?
А если ничего не было, почему она напрягается? Почему отвечает вопросом на вопрос? Почему не сказать прямо: ты что, подруга, с ума сошла? У меня вообще были отношения с Драко Малфоем, эй, какой еще Снейп?!
– Он целовал тебя, — констатировала
– Да нет же, о Мерлин! — воскликнула Джинни, на удивление бодро вскакивая с дивана. — Твой Снейп тут вообще не причем. Просто когда он вернется, ради всего святого, скажи ему, что теперь я знаю, что мне делать, и я ушла! И что я за все ему благодарна. Пожалуйста, скажи именно так. Я знаю, что делаю, и меня больше не надо ни охранять, ни предостерегать. Все так, как должно быть, и так будет!
Так будет - что?! Перед глазами Гермионы побежали отвратительные картинки. Вот голый Северус смотрит на Джинни в тонкой, почти прозрачной ночной рубашке, и его член начинает наливаться кровью и твердеть. «Я за все ему благодарна». За что? За то, как он подходил ближе, тянул ее рубашку на себя, рвал в клочья, а потом брал несопротивляющуюся Джинни с ее коронным наглым взглядом за плечи, рывком притягивал к себе, швырял на диван, бросался сверху и резко в нее входил?!
— Гермиона!
Голос Джинни вернул ее к реальности. Все, это край. Клиника! Ей уже мерещатся порно-сцены, которых не было. Или все-таки были? В воображении Снейпа-то были наверняка! Черт бы тебя побрал, Северус Снейп! Прибить бы его. Задушить! Или нет, лучше пырнуть ножом, как Рон Драко Малфоя, и потом смотреть на то, как он корчится в крови, силясь что-то сказать напоследок… А она бы сказала, что всегда его любила. А он бы не ответил, потому что к тому моменту уже умер… И, скорее всего, ей не было бы больно, а наоборот полегчало бы.
Черт побери, да что такое с ее головой! Гермиона ужаснулась собственным мыслям. Так больше не может продолжаться! Это какой-то кошмар!
— Гермиона, пожалуйста, сделай для моего брата все, что в твоих силах. Спаси Джорджа, — попросила тем временем Джинни. — Ты всегда была талантливее, сильнее и находчивее нас всех, так что если кто и сможет, то только ты. Пожалуйста.
Ее голос дрожал. Гермиона тут же увидела перед глазами тело Джорджа в тот самый день, в сочельник, когда впервые встретилась с ним в Мунго, и ее глаза снова наполнились слезами. Джордж не заслуживал такой участи. Конечно, его нужно спасти во что бы то ни стало!
Джордж Уизли. Веселый беззаботный и очень красивый мальчишка, его звонкий смех, то, как он играл в квиддич, те классные фокусы, которые они придумывали с Фредом… Но Гермиона вспоминала не только это. Каждый раз при виде Джорджа на ум приходили воспоминания о том сумасшедшем в своей пошлости времени, которое они провели вместе. Полтора года Гермиона гнала их от себя прочь, думала, что похоронила это в потаенном уголке своей памяти, но оказалось, что нет. Она помнила глаза Джорджа, синие с солнечными вкраплениями, глаза цвета весеннего неба, которые темнели почти до оттенка предгрозовых туч, когда они оставались наедине… Она помнила тепло его рук и ненасытность его губ. Помнила даже его запах - хотя говорят, что каждый новый партнер полностью стирает предыдущего. Нет, вранье. Первый мужчина, видимо, не забывается никогда. Каким бы прекрасным любовником ни был второй.
– Я обещаю, Джинни, - ответила она.
Что еще она могла сказать сестре Джорджа, сидящей перед ней, когда-то солнечной задорной девчонке, от которой теперь почти ничего не осталось? Заострившееся лицо, суровые складки возле губ, полубезумные глаза, полные мольбы. Кто вернет
ей прежнюю жизнь? Кто вернет прежнюю жизнь им всем? Может быть, она, Гермиона Грейнджер, и виновата в том, что потеряла прошлое - может быть, это отчасти был ее собственный выбор, но ни Джордж, ни Джинни ничего не выбирали. Они жертвы этой войны. Жертвы, нуждающиеся в помощи.– Мы справимся вместе, - добавила Гермиона, взяв Джинни за руку, но та покачала головой.
– Мне нужно идти, - сказала она.
– Пожалуйста, пойми и отпусти. Как я понимаю и принимаю, что ты не могла дать нам о себе весточку все эти полтора года. Я понимаю - и прощаю тебя, Гермиона. Пойми и ты меня. Я должна идти, чтобы никто больше не пострадал. Я прошу тебя по-хорошему, потому что если ты будешь мне препятствовать, придется наложить на тебя Петрификус Тоталус.
Гермиона почувствовала себя так, будто на нее уже наложили это заклятье. Она кивнула Джинни, не найдясь с ответом, и некоторое время оторопело смотрела, как та отряхивает одежду, и лишь потом сообразила, что в таком виде Джинни точно никуда нельзя идти.
– Ты должна переодеться. Подожди, сейчас я принесу кое-что из своего, - сказала она и, не дожидаясь ответа, помчалась в свою спальню. Слава богу, они с Джинни были примерно одного роста и схожей комплекции. Разве что, у той бедра шире, так что, наверно, в этих джинсах ей удобно не будет. В этих тоже... Остается платье. Вот это, алое. Его подарил Северус на прошлый день рождения, но оно всегда казалось Гермионе несколько неподходящим по цвету. А вот Джинни будет хорошо. Такой оттенок красного в сочетании с ее длинными рыжими волосами превратит ее то ли в огненную валькирию, то ли в феникса. В любом случае, на робкую овечку она похожа не будет.
– Очень красиво, Гермиона, спасибо, - сказала Джинни, облачившись в новый наряд.
– Мне приятно думать, что в этой миссии со мной будет частичка тепла близкого человека.
– Береги себя, милая!
– с этими словами Гермиона обняла подругу.
У нее не было уверенности, что отпускать Джинни - хорошая идея, но внутреннее чутье подсказывало, что не пустить ее не удастся. Дело даже не в Петрификус Тоталус - Джинни горела решимостью, которая никак не сочеталась с ее физической слабостью. Ее как будто что-то увлекало вперед, и вот с этим "чем-то" Гермиона не рискнула бы сейчас вступать в поединок, даже если бы была вооружена волшебной палочкой.
А может быть, ей в глубине души просто хотелось, чтобы Джинни ушла и перестала быть ее заботой. От этой мысли Гермионе стало стыдно, и она поспешила сказать:
– Я рада, что ты пришла в себя, Джинни. И очень рада, что мы поговорили.
– Я тоже. Мне тебя не хватало, - ответила та.
– Ну все, пора. Передай Снейпу то, что я просила, когда его увидишь, и береги, пожалуйста, моего брата. Надеюсь, мы еще увидимся. Но если не увидимся...
– Увидимся, - перебила Гермиона.
– Я верю.
Джинни кивнула, отстранилась от подруги, снова пробормотала, что пора - и, не оглядываясь, практически побежала к двери. Миг - и ее нет, будто никогда не было. Тишина.
Гермиона без сил опустилась на диван. В голове шумело. Столько ухаживать за Джинни, чтобы отпустить ее на все четыре стороны и испытывать по этому поводу смесь чувства вины с колоссальным облегчением. А все потому что ее съела ревность. Соберись, тряпка, просто соберись! Ты должна! К черту ревность, к черту Северуса, к черту боль, которая ворочается внутри, как сотни поганых червей, и пробирает до костей. Ты Гермиона Грейнджер, и ты сильная! Ты не разорвешься на части от жажды вновь дотронуться до него и ощутить его тепло. Ты не истечешь кровью от раны, зияющей в искалеченной душе, которая хочет вновь почувствовать себя защищенной и любимой! Ты сделаешь то, что должна, а пока не сделаешь - не погибнешь!