Лицедеи Гора
Шрифт:
Он был просто гигантского размера для этого вида животных.
Я не сомневался, что Ним-Ним знал, о чем он говорил. Конечно, это была, его стая. В этом не было никаких сомнений.
— Народ разорвать Боск на части! — крикнул Ним-Ним. — Народ не обижать Ним-Ним! Ним-Ним со свой народ. Ним-Ним спасаться!
Я оглянулся назад на гребень холма. Слинов ещё не спустили.
— Ним-Ним обмануть красивый Боск! — сказал чеовек-урт. — Ним-Ним умный! Ним-Ним, теперь свобода! Ним-Ним теперь спасаться!
Интересно, как получалось, что люди-урты могли путешествовать со стаями уртов. Мне было известно, что даже уртов из других стай часто разрывали в клочья, когда они пытались приблизиться к чужой стае. Должно быть что-то, некий параметр, по которому стая, так или иначе, признаёт и принимает людей-уртов за своих. Я обратил внимание, что седой урт,
— Не входи в стаю! — посоветовал я Ним-Ниму. — Не делай этого!
— Красивый Боск хотеть обидеть Ним-Ним! — крикнул он и отступил к стае.
— Не входи в стаю! — закричал я. — Я стою здесь! Я не приближаюсь! Я не обижу Тебя! Только не входи в стаю!
Ним-Нима поймали в государственном саду, и посадили в тюрьму Брундизиума. С тех пор прошло, по крайней мере, шесть месяцев. Я вспомнил язвительный смех мужчин на холме, глядевших вслед быстро спускавшемуся по слону Ним-Ниму, торопившемуся к своей стае. А ещё, я думал о величественных, изящных, золотистых Царствующих Жрецах живущих в их тоннелях, в основании Сардарарских гор.
— Не входи в стаю! — отчаянно закричал я, уже вбегавшему туда Ним-Ниму, — Не-е-ет!!!
С моего места, могло показаться, что он почти переходит вброд коричневое озеро. Вот только озеро это, казалось, начало расступаться перед ним, оставляя его, на сухом месте, изолированном, одиноком островке, окруженном желтовато-коричневыми водами. И воды эти, необъяснимым образом расступившиеся вокруг него, имели глаза и зубы, направленные на его фигуру. Я видел, что он не понимал того, что произошло.
— Выходи! — позвал я его. — Выходи, пока ещё не поздно!
Глаза смотрели на него со всех сторон. Я видел узкие, удлиненные мордочки, поднятые к нему. Я видел дергающиеся ноздри.
Ним-Ним начал издавать свистящие и шипящие звуки, явно обращаясь к уртам. Можно предположить, что именно такими звуками люди урта могли бы общаться друг с другом, а возможно, также, подавать сигналы, стае. Я заметил, что животные заволновались. Они дрожали. В их реакции появилось почти лихорадочное беспокойство.
— Выходи! — звал я Ним-Нима.
Внезапно один из уртов издал сердитый, пронзительный, режущий уши, высокочастотный визг. В тот же момент, по поверхности коричневого озера пробежала волна, как если бы в то место где стоял Ним-Ним, ударило током. Эта волна, казалось, пробежала через всю стаю. Её распространение сопровождалось вздыбливанием меха на их спинах. Там где прошла волна, животные внезапно замирали, настораживались и начинали дрожать от возбуждения. Казалось, вся стая, ещё недавно столь спокойная, внезапно превращалась в беспокойное, бурлящее от злой энергии озеро.
— Выходи! — заорал я на него.
Ещё один урт стоявший недалеко от Ним-Нима разразился тем же сердитым, пронзительным, оглушительным визгом, его сразу поддержал другой, за ним ещё один. Животные начали неудержимо дрожать, их глаза, казалось, вылезали из орбит, их вставший дыбом мех, потрескивал от статического электричества, их уши прижались к головам. Каждое животное всей этой огромной стаи теперь было ориентировано точно к тому месту, откуда доносились яростные визги. Некоторые из них уже начали нетерпеливо, не разбирая дороги пробираться к этому звуку, перелезая через спины попадавшихся по пути менее нетерпеливых уртов. Теперь уже каждое животное, находившееся в первом кругу около Ним-Нима, гневно визжало. И визг этот теперь подхватывали, всё больше животных. Он поднимался вверх, ударяясь в соседние утесы, отражался от них, бился в камни и валуны, рикошетил, снова и снова, усиливался, заполняя эту чашеобразную долину. Он резал уши, разрывал сознание, заставлял трястись воздух, поднимался в небеса, и казалось, даже облака, в ужасе расступались перед его мощью. Казалось, этот визг напугал даже само небо, и весь мир. Я бы не удивился, что сейчас в Брундизиуме, люди озадаченно оборачиваются, пытаясь разобраться, откуда прилетел этот тревожный звук.
Я сложил руки рупором и отчаянно пытаясь заглушить яростный визг уртов, заорал:
— Выходи оттуда!
— Я не смогу! — зашевелились его губы.
Разъярённые животные, начали приближаться к нему, и он
бросился к границе стаи, попытавшись проскочить между ними. На моих глазах он дважды оступился, но оба раз успевал вскочить. К тому времени, когда ему удалось добраться до края стаи, он лишился ноги и руки. Но он не уже не мог упасть, из-за животных, напиравших со всех сторон и поддерживавших его. Некоторые из них просто висели на его теле, впившись в него зубами, другие набрасывались и, оторвав кусок мяса, отскакивали, поглощая свою добычу. Когда он оказался в пределах нескольких футов от меня, у него уже не было половины лица. Его голова дико моталась из стороны в сторону. Я даже не был уверен, что он всё ещё жив, пока не видел его глаза. В ярости я прыгнул к нему, разбрасывая уртов в стороны, подальше от него. Кого-то я хватал за загривки, других за задние ноги, и зашвыривал их назад в стаю. Разрывая его тело, они, казалось, совсем забыли обо мне. Я уже был среди них, но на меня никто не нападал. Зато нападал я. Поймав одного зверька, я сдавил его шею пальцами, ломая его шею. Его безвольная тушка, кувыркаясь, улетела за мою спину. Другие урты с визжанием устремились вперёд, пытаясь карабкаться по их товарищам, лишь бы достичь то, что теперь оставалось от Ним-Нима. Поняв, что ничем не смогу помочь, я, задевая ногами пушистые тела грызунов, отступил из владений стаи. В просветах кишащих желтовато-коричневых тушек, иногда ещё мелькали части тела Ним-Нима, которого стая тянула назад на свою территорию. Я же, остался в одиночестве, тяжело дыша, стоять у границы их владений. Ноги мои подкосились, и я, дрожа всем телом, опустился в траву.Теперь я совершенно ясно понимал, что опознание и принятие в стаю связано с запахом. Вероятно, их запах служил стае своеобразным паролем. Если у кого-то он есть, его принимают. Если запаха нет, или он недостаточен, то это сигнал к атаке. Скорее всего, именно недостаток запаха стаи вызывает рефлекс нападения. А пронзительный визг, столь ужасающий, столь душераздирающий и всепроникающий, который привлёк внимание других животных, был, по-видимому, чем-то вроде сигнала «чужак среди нас», так сказать сигнал опознания чужака. Именно на него среагировали остальные животные стаи, именно визг вызвал столь бурную реакцию, реакцию защиты, или если можно так выразиться реакцию отторжения чужака. Ясно, что визг сыграл роль сигнального рельса требующего ответного нападения от всех членов сообщества уртов.
Я задумчиво смотрел на стаю. Сейчас она уже была относительно спокойна. И не осталось никаких следов Ним-Нима.
Я оглянулся назад, бросив взгляд на мужчин, стоявших на гребне холма. Слины всё ещё были на поводках. Возможно, они хотели, прежде чем они спустят животных, дать мне ещё немного времени, чтобы у меня была возможность подумать и представить то, что очень скоро должно произойти со мной.
Я снова уставился на стаю. Всё дело в запахе, я уже был в этом уверен. Это объясняло, почему чужой урт, даже того же самого вида, уничтожался при попытке присоединиться к данной конкретной стае. Это объяснило, и то почему Ним-Ним был отвергнут уртами. За время, проведённое в тюрьме, а это ни много ни мало почти шесть месяцев, он потерял запах стаи. Я вспомнил, что и Царствующие Жрецы опознавали, кто был «из Гнезда», а кто не был именно по запаху Гнезда. Конечно, этот запах приобретался, после того, как человек проводил в гнезде некоторое время. Предположительно, точно так же запах стаи может быть приобретен после некоторого времени нахождения в стае. Но тогда каким образом первый из людей-уртов смог попасть в стаю впервые? Я подозревал, что это произошло сотни лет назад.
Какой-то не иначе очень умный человек, или группа людей, должно быть, поняли суть проблемы. Возможно, они решили эту задачу, а потом, со сменой поколений, эта тайна была вновь утеряна, или сознательно забыта, чтобы другие не смогли выдать её врагам, а те не использовали в своих интересах и во вред народу людей-уртов. Теперь же, люди-урты рождаясь среди грызунов, просто растут в стаях, впитывая их запах, и не задумываются над этим вопросом, полагая, что так и должно быть, поскольку так оно и было с незапамятных времен. И всё же, подумал я, неужели никто и никогда не задумывался над этим? Ведь нельзя же всегда полагать, что это — просто необъяснимый факт, данный людям, нечто, что не должно быть исследовано ими. Ведь не могло не быть причины в том, почему трава зелёная, и небо голубое? Не могло не быть причины движения ветров и вращения ночного неба, или скажем в том, почему мужчины — это мужчины, а женщины — это женщины?