Лицо под маской
Шрифт:
— Позволь, я переведу? — Джан-Баттиста осторожно взял свиток из моих пальцев, пробежал глазами текст, удивленно вздернул брови и прочел вслух:
«Решением Совета двенадцати, подтвержденным Советом судей и Советом магов республики Венеция, признано право синьоры Элеоноры Аделаиды Франсуазы Хемилтон-Дайер на гражданство республики, с подтверждением всех положенных гражданину прав и свобод, а равно возможностью требования от указанной синьоры исполнения налагаемых обязательств. Подписано восемнадцатого марта 2184 года в Венеции».
Восемнадцатого марта. Три дня назад.
— Как я понимаю, это
— Третий случай в истории Серениссимы, — любезно ответил Джан-Баттиста.
— Ну, что же, — медленно проговорила я, — наверное, по такому поводу нужно открыть шампанское?
Через мгновение лакеи внесли поднос с бокалами-флейтами, ведерко со льдом и бутылки, выстрелила пробка, и одновременно в дверях показались Карло Контарини и Джан-Марко Торнабуони.
— Что мы празднуем? — спросил Джан-Марко.
Вместо ответа я протянула ему свиток. Он прочел и, вернув его мне, только и сказал:
— Ого! Поздравляю!
«Как интересно, — подумала я, улыбаясь и чокаясь со всеми, — значит, Пьетро держал эту часть наших договоренностей от всех в секрете? А зачем?»
Карло выглядел отлично. Правда, мимика пока была несколько затрудненной, но, по моему опыту, это вопрос недели — полутора, потом все наладится. Он наклонился ко мне и сказал негромко:
— Беатриче просила меня узнать, можно ли ей навестить вас?
— Конечно, — улыбнулась я. — Буду рада ее видеть. Да хоть завтра. Пусть приезжает часов в пять, мы выпьем чаю по бритвальдскому обычаю.
— Итак, — сказал Джан-Марко, когда шампанское было допито и бокалы унесены, — мы нашли и допросили гондольера Антонио Лукани.
— Он сопротивлялся?
— Никоим образом, — Джан-Марко устало махнул рукой. — Бедняга бы не смог сопротивляться даже котенку. Наниматель поймал его на острый крючок, подсадив на черный лотос.
— Погоди, он что — эльф? — удивилась я.
Пыльца черного лотоса, вызывающая у чистокровных людей сонливость и грезы наяву, эльфам давала стойкое мгновенное привыкание и, как рассказывают, неземное блаженство, от которого просто невозможно отказаться по собственной воле.
— На четверть, этого хватило.
— И что, он не знал, к чему это приводит?
— Он даже не знал, что к его трубочному табаку подмешано зелье. А когда очнулся, было уже поздно, и без очередной дозы пыльцы его начинало ломать. Так что для нанимателя Лукани был готов на все.
— А имя нанимателя мы узнали? — спросил Пьетро.
— Узнали. Но это ничего нам не дает. Лукани знал его как Джованни Вестрелли.
— Вестрелли? Но…
— Да-да, я знаю, что Джованни Вестрелли умер полгода назад в сумасшедшем доме на Сан-Серволо, а до смерти больше десяти лет оттуда не выходил. Я же говорю, имя нам ничего не дает. Лукани всегда забирал своего патрона из дома в сестьере Дорсодуро. Не дворец, не особняк — дом, где первый этаж занимает таверна, на втором живут ее хозяева, ну, а третий, с отдельным входом с маленькой боковой fondamenta, они сдавали.
— Договор они, конечно, показали? — вмешался Джан-Баттиста.
— Конечно. Договор аренды подписан двенадцать лет назад трактирщиком Лукой Падовани и синьором Джованни Вестрелли, гражданами Венеции. Он оплатил аренду сразу за два года,
а потом ежегодно слуга приносил этому самому трактирщику наличные дукаты, и все были довольны. Падовани не лез на третий этаж, арендатор не спускался в таверну.— Засаду оставили?
— Да ерунда это, там он больше не появится, — включилась в разговор госпожа Редфилд. — Скажи лучше, Джан-Марко, магические следы сняли?
— Да, госпожа профессор, — Джан-Марко поклонился.
— И?
— И установили параметры ауры. По характерным признакам, расположению и рисунку цветовых пятен, сетке Парацельсуса и прочему — это один из семьи Паски.
Я припомнила, что это имя уже всплывало, и не так давно. Ну, конечно — история с отравлением Марии Контарини-Боволо! Понятно, давние враги… Взглянув на Пьетро. я поразилась тому, как закаменело его лицо.
— Паски, значит? — проговорил он очень тихо.
— Погоди-погоди, — Джан-Марко похлопал его по колену. — Дело в том, что один из младших сыновей Бонифацио Паски был изгнан больше четверти века назад, и семья от него официально отреклась. Говорили, что Аренелло Паски отправился на африканский континент, в джунгли Квазулу-Нгуни, к тамошним колдунам, поклявшись найти способ мести семье.
— Колдуны Квазулу-Нгуни… — сказал мэтр Сонгхи. — Да, у исангола он мог найти многое. И, кстати, свихнуться окончательно.
Джан-Марко кивнул и продолжил:
— Я полагаю, что двенадцать лет назад он тайно вернулся в Венецию, каким-то образом сговорился с Джованни Вестрелли…
— Или попросту полностью расшатал его разум, и без того слабый, — дополнила Лавиния.
— Или так; и начал мстить. Вспомни, Пьетро, когда и с чего началось ослабление клана Паски?
— Со смерти старого Бонифацио, — вздохнул тот. — Да, апрель 2172 года. Потом в течение года за ним последовали четверо сыновей, и власть над кланом ушла к вдове старика, Антонелле.
— Это дает нам понимание, кто наш противник. Но мы пока не знаем, например, зачем ему понадобилось зеркало, или почему Карло год прожил без лица, — напомнила я. — Да и где искать Джокера, тоже пока неясно.
— Джокера мы найдем, — небрежно отмахнулся Джан-Марко. — У нас есть параметры ауры, имя, которым он пользуется, место, где он должен появиться… Хорошо, что мы не стали выходить через развалины дома алхимика: про суету в Римембранце он наверняка узнал, а вот нашли ли мы его логово — не знает.
— Возможно, завтра мы что-то узнаем от нашего Пьеро, — добавила Лавиния. — Он довольно долго мог наблюдать за фигурантом, и какие-то его привычки, слабости, любимые словечки мог приметить. Нора, как ты считаешь, он придет в себя… эээ… нормальным?
— Откуда же я могу знать? — пожала я плечами. — Может, он никогда и не был нормальным? Может, Джокер его выкрал из той самой психиатрической лечебницы на Сан-Серволо? Меня гораздо больше заботят другие его жертвы…
— Будем искать, — меланхолически ответил Джан-Марко. — Поднимем дела о пропажах у себя и у городской стражи, навестим родственников, поговорbм, порасспрашиваем, пособираем слухи… Как ни крути, наша работа — это на девяносто процентов бумаги и разговоры, разговоры и бумаги. Только потом появляется великий сыщик и раскладывает все по полочкам. Ладно, отдохнули, и хватит!