Лихоморье. Трилогия

Крепка даже тогда, когда женщина, согласившаяся присмотреть за Женькой, говорит:

– Разве мальчика не забрали ваши подруги? Они были здесь, я их видела еще час назад.

Подрагивающими пальцами Тильда набирает номер Дашки. Та кричит сразу:

– Где тебя носит?! Телефон недоступен! Обыскались уже!

– Где Женька? – спрашивает Тильда, откладывая объяснения на потом.

– А я откуда знаю? – Ответ Дашки повергает ее в шок.

– Как это?! Мне женщина сказала, что видела, как вы его забрали!

– Не забирали мы его! – возражает Дашка. – Да, мы приходили на площадку, а потом пошли тебя искать. Женька там остался.

– Странно. Почему-то его здесь нет. Ты точно знаешь, что не забирали? Может, он с Алиной пошел? Или с Ликой?

– Да обе они со мной! Нет с нами Женьки!

Услышав это, Тильда нажимает «отбой» и на ватных ногах идет вокруг детской площадки, озираясь по сторонам в поисках брата. Сначала идет медленно, потом ускоряет темп и, в конце концов, срывается на бег. Елки, растущие вокруг, пляшут перед глазами дружным хороводом. Взгляд цепляется за яркое пятно на бетонной дорожке. Обертка от мороженого, такого же, каким Женька кормил Бармалея. «Так и не выбросил в урну!» – думает Тильда и громко выкрикивает имя брата.

И – о, счастье! – Женька отзывается! Но, что странно, его голос доносится откуда-то сверху. Услышав его, Тильда готова разрыдаться от счастья. Она поднимает голову и всматривается в хвойные кущи. Замечает покачивающуюся ветку. Но ветра нет. Солнце слепит глаза. Сердце стучит набатом. Оглушительно щелкает сломанный сучок. Что-то летит сверху, сбивая хвою, и падает на бетонную дорожку с глухим шлепком. Тильда вздрагивает, узнает кроссовку брата и с ужасом смотрит на толстые квадратные плиты, со всех сторон окружающие ствол дерева – того дерева, с которого упала кроссовка.

– Ти-и-ильда! – голос у Женьки жалобный. – Я не знаю, как слезть! Мне страшно!

Наконец-то она замечает брата. Он похож на испуганную обезьянку: сидит на ветке, обхватив руками и ногами ствол ели. На одной ноге нет кроссовки, и его ступня в белом носке кажется совсем крошечной.

– Ты зачем туда забрался?! – кричит Тильда срывающимся голосом, лихорадочно думая над тем, бежать ли ей за помощью, звонить в службу спасения или лезть на дерево вслед за братом.

– Я хотел достать Бармалея! Он отвязался и на елку залез! Его собака напугала!

Словно подтверждая эти слова, кот подает голос с верхушки дерева. Ветка покачивается над Женькой, и Тильда замечает на ней черный кошачий силуэт. Завидев хозяйку, Бармалей начинает суетиться, переминается с лапы на лапу и закатывает настоящую истерику, разражаясь истошным воем. А потом вдруг приседает, готовясь спрыгнуть на нижнюю ветку – ту, на которой сидит Женька.

– Нет, Бармалей! Нет! – Крик Тильды сливается с Женькиным визгом в тот миг, когда кот вцепляется в голову и лицо брата всеми четырьмя когтистыми лапами: кошачий маневр не удается, потому что поводок, пристегнутый к его ошейнику, застревает в ветвях и не позволяет ему достичь нижней ветки. Ближайшей точкой опоры для кота оказывается Женькина голова.

Женька отпускает ствол дерева и взмахивает руками.

Тильде кажется, что ее сердце вспыхивает, как факел, срывается с места и падает вниз, обжигая все внутренности.

На самом деле падает не сердце, а Женька, но в первые секунды она этого еще не понимает, потому что ее сознание сковано шоком.

Огненное перышко

Тильда вернулась в коридор и захлопнула за собой дверь горницы. Изменить ход событий не вышло, и оставаться дальше в том страшном дне не было никакого смысла. Однако картины прошлого продолжали преследовать ее, всплывая в памяти бесконечной чередой.

Вот толпа людей, молниеносно собравшаяся вокруг елки, гудит, как растревоженный улей. Из этого гула иногда вырываются отдельные фразы: «Чей мальчик? Где родители?», «Скорую, скорую вызовите кто-нибудь!», «Насмерть убился! Насмерть!»

Вот люди в белых халатах суетятся вокруг Женьки какое-то время, потом кладут его на носилки и уносят куда-то. После них в воздухе остается резкий запах лекарств и спирта.

Вот то место, где только что лежал Женька. Теперь там сидит Бармалей и зачем-то лижет бетон. Тильда подходит ближе и видит, что вся бетонная плита в алых каплях.

Вот перекошенные от ужаса лица подруг загораживают Тильде весь обзор, и она отворачивается от них, потому что не хочет сейчас ни с кем разговаривать.

Вот полицейский спрашивает ее о чем-то, и Тильда пытается уйти от него, но тот хватает ее за руку и ведет куда-то.

Вот… мама. Она смотрит на нее таким ненавидящим взглядом, что Тильде хочется умереть или провалиться под землю. «Где ты была?! – Мамин крик доносится как будто издалека. – Где ты была, когда он лез на елку?!» Тильда хочет рассказать всю правду, но язык не слушается. Мама отвечает за нее: «Ты дрянь! Вертихвостка малолетняя! Я знаю, чем ты в парке занималась!»

И вот, наконец, подушка. Тильда рыдает в нее до тех пор, пока не проваливается в забытье.

Утром появляется отец, – прилетел из Заполярья первым же рейсом. Он говорит, что мама надолго останется в больнице вместе с Женькой. Тильда радуется: брат жив! Отец цедит сквозь зубы: «Состояние тяжелое. Перелом позвоночника. – И добавляет после паузы: – Когда Женя с мамой вернутся домой, я увезу тебя в Заполярье. Так мама решила. Ты должна ее понять».

До подруг Тильда не дозвонилась: все трое занесли ее в «черный список» и заблокировали в соцсетях. Это показалось ей странным, и она набрала номер Дашкиной мамы. Та ледяным тоном сообщила, что прослушала диктофонную запись в телефоне дочери и все знает о «непристойных играх», которым Тильда научила не только ее дочь, но и других «приличных девочек», поэтому отныне Даше запрещено общаться с «распущенными оторвами» вроде нее. И, конечно же, Дашкина мама не стала слушать никаких объяснений, а просто отключилась.

Отец целыми днями пропадал в больнице. На просьбу Тильды взять ее с собой он не стал юлить и ответил прямо: «Мама не хочет тебя видеть». «А Женя?» – спросила Тильда. «А Женя не может, он в коме». Ответ отца потряс ее, она и не знала, что все настолько плохо.

Но все обошлось, и Женька вышел из комы. Его перевели в реабилитационный центр. Брат мог видеть, слышать и говорить, только ходить не мог, поэтому вернулся домой в инвалидной коляске. К тому времени уже наступила зима. После несчастного случая в парке прошло целых полгода. Мама с Тильдой почти не разговаривала, к брату не подпускала, а перед отъездом дочери вместо прощания просила не донимать ее звонками и сообщениями. Тильда дала такое обещание и сдержала его, хотя и надеялась, что однажды мама сама позвонит ей. Но этого так и не случилось.

В конце коридора показался выход. Тильда с удивлением поняла, что прошла весь дворец насквозь: все это время она шла мимо горниц, никуда больше не заглядывая. Так же, как и на входе, двери здесь были распахнуты, и сквозь просторный проем лился яркий солнечный свет. Горница с последней, вчерашней датой осталась позади. Девушка вышла на крыльцо и восхищенно замерла перед открывшимся видом.

Увидеть здесь море она никак не ожидала. Изумрудные волны с белой пеной на остроконечных гребнях облизывали песчаный берег, начинающийся в нескольких шагах от крыльца. Тильда спустилась вниз и поспешила к воде, утопая по щиколотку в мягком теплом песке, не в силах отвести взгляд от острова, крутые берега которого высоко поднимались над бескрайней морской гладью, отчего казалось, что город, стоящий на нем, упирается прямо в небо своими многочисленными круглыми башенками. Вокруг острова покачивались на волнах толстобокие кораблики. На их туго натянутых белых парусах краснели вышитые солнца. Все это Тильда уже видела однажды, когда-то давным-давно. И остров, и город были ей знакомы по картинкам из книжки, которую мама читала ей в детстве.