Лилея

–  Простите невежливость нашу, сударь, - отец Модест перешел на французский.
– Сие от неожиданности, впрочем, простительной. Уж никак мы не чаяли повстречаться здесь, столь далёко от родных пределов.

–  Я вить не ошибся, Вы и есть священник-екзорсист королевской крови? Сделаем знакомство: Антуан де Роскоф, бретонский дворянин.

–  Щаслив, сударь, был бы щаслив много боле, когда б ни… - чело отца Модеста омрачилось.
– Что-то случилося с Филиппом, Нелли? Он жив?

–  Надобно ль отвечать?
– глаза Нелли высохли.
– Вы вить уж поняли.

–  Прости, дитя. Опять же не праздное любопытство спросило тебя, и после мне придется спрашивать еще. А я вить, сударь, виноват перед Вами - молился за упокой. Не чаяли мы в России с Вашим сыном, что могли Вы уцелеть.

–  Что ж, отныне молитесь за упокой сына и за здравье его отца. Сколь нелепо сие, не правда ли, Ваше Преподобие? Сколь противно законам Натуры, когда старые переживают молодых. А вот уж чего не чаял я, так это когда либо увидать наяву человека из сей славной Белой Крепости. Воистину, никогда не зарекайся!

–  А я, выходит, не ошиблась, -задумчиво проговорила Катя.

–  В том, что юноша - айрот, хоть на половинку, - кивнула Нелли.
– Да, это ты лихо. Я-то думаю, чем знаком?

–  Айрот на половинку - да, только сие половинка дела. Другая половинка тебе тож знакома.

–  С чего ты взяла?
– Нелли прошиб вдруг легкий озноб.

–  Проклятый род, хранитель проклятых знаний во имя благого. Али я не права, батюшка?

–  Иеремия - сын Нифонта, ты угадала, - сухо ответил отец Модест.

Пред внутренним взором Нелли тут же предстала сумрачная фигура Алтайского изгоя. Нифонт - не преломлявший хлеба с прочими обитателями Крепости, не имевший голоса в общем совете, неприкасаемый. Потомок злощасного Мелентия, случаем оборвавшего жизнь Царевича Георгия. Носитель жуткой, но добровольной наследственной епитемьи, порожденной суровыми обстоятельствами выживания Ордена.

–  Ну, теперь ясное дело, чего одеревенели окаянные, - хмыкнула Параша.

–  Мне же ясно не вполне, хотя некоторые предположения и у меня возникли, - живо отозвался господин де Роскоф.
– Магнетическое воздействие на темные области мозга человеческого? Я немало читал о них, однако же своими глазами наблюдаю впервой. Зрачки недвижимы, пульс замедлен… Спит наяву, однако ж слышит распоряжения, кои выполняет беспрекословно.

–  Не все, - пояснил отец Модест.
– Доброму старику просто известно слово-ключ, побуждающее к повиновению. Я пожалел, как он в одиночку ломает старые свои кости, тщась извести в замке все следы врага. Пусть враги сами ему и помогают.

–  Слово ключ, ну разумеется! Я должен был догадаться! Но надолго ли можно наложить подобный волевой ступор?

–  На скорую руку - нет, ненадолго. Да я и не намеревался быть под сим осиротелым кровом дольше, чем требовалось, чтобы написать еще одну скорбную страницу в сию книгу, - отец Модест указал на разложенные листы.

–  Ну да, перебить их можно и уходя, - согласно кивнула Катя.

–  Ты, верно, забыла, что Белое Воинство стремиться избегать человекоубийства везде, где только возможно, Катерина, - свел брови отец Модест.

–  Так они ж очухаются и снова пойдут людей резать!!

–  Нет, ничуть не бывало. Экая ж у тебя память короткая. Очухаться они очухаются, а вот злодействовать доле не смогут.

–  Ах, отче, зачем же не случилось Вам оказаться здесь ранее!
– Елена стиснула ладони. Вдруг припомнились ей мальчики, что погибли в охоте за ласточкиными гнездами.

–  Ты вить уже большая, маленькая Нелли, - грустно усмехнулся отец Модест.
– Только воображение дитяти делает взрослого всемогущим. Магнетизмом возможно парализовать ненадолго волю маленького гарнизона, но едва ль возможно было помочь, когда здесь под стенами стояли войска. Хоть молодой Иеремия и родился даровит на темную науку настолько, что давно равного ему не рождалось, уж поколения три, я чаю, однако ж его силы отнюдь не сверхъестественны.

Только тут все собравшиеся враз как-то заметили, что разговаривают стоя - посередь стульев и кресел.

–  Ну да, хозяева-то уж не пригласят присаживаться, - сказал невесело отец Модест.
– Выступи за хозяйку на правах единственной дамы, маленькая Нелли.

–  Тем больше, что Керуэзы и Тремели нам в далеком родстве, - добавил господин де Роскоф.

–  Присядемте, милые друзья, - сказала Нелли обязательно. Слова выговорились с трудом, однако ж прозвучали легко.

–  Несказанно терзает меня вот какой вопрос, - заговорил господин де Роскоф, благоразумно остановивший свой выбор на плетеном деревенском кресле.
– Какой задачею Вы озадачились, отче, когда предприняли сие путешествие? Ежели, конечно, сие не одна из многих ваших тайн.

–  Отнюдь, - в лице отца Модеста обозначилось тревожное колебание.
– Но, коли не покажусь я невежею, хотел бы прежде узнать, отчего здесь оказались наши три грации.

А верно, откуда ж ему знать! Нелли поведала об обстоятельствах гибели Филиппа и похищения Романа, о путешествии, побеге из узилища, о встрече со свекром и прочем. Рассказ получился короток и странным образом суховат.

–  Ах, Нелли, Нелли!
– отец Модест вздохнул, затем улыбнулся чему-то.
– Воистину необычна твоя судьба. Станем молиться о воссоединении твоем с братом, сердце подсказывает мне, что оное сбудется. Теперь воротимся к моим целям, о коих желает знать господин де Роскоф. Рассказывала ль ты свекру своему, средь прочих повествований о Белой Крепости, про Черную Вифлиофику?

–  Впервой слышу, - изумилась Елена.

–  Уж будто, - усумнился отец Модест.
– Впрочем пустое. Строго говоря, сударь, вифлиофика, главное достояние наше, не делится на Черную и какую-нибудь нормальную. Она занимает единое строенье, отделенное от иных зданий пустой землею, на случай пожара в Крепости. Однако ж в ней есть особое собрание книг и рукописей, посвященных изучению явлений, возникающих, когда Зло мировое вырывается из узды. Сказать кстати, за минувшие десять лет приумножилась Черная Вифлиофика и Вашими, сударь, книгами о Жакерии, Финикийской колонизации и Реформации.

–  Польщен, - вид у свекра был скорей изумленный, нежели польщенный.

–  Теперь вспомнила! Княжна Арина обмолвилась раз, что есть в вифлиофике книги особо гадкие, от коих потом ни спать, ни есть не будешь!
– воскликнула Нелли и тут же смешалась.
– То есть я, батюшка, не о том, что они нарочно гадкие, но…

–  Не винись, не провинилась. Дорогонько б я дал, чтоб познакомиться с иными моими соседями по книжной полке, - вздохнул господин де Роскоф.
– Там, я чаю, рукописей куда боле, чем книг.