Лилии распускаются в полночь

– Он полагает, что Еремеева отравили ядом, который содержался внутри медальона. Помнишь, я рассказывала, что мы смогли открыть его?!

Я ужаснулась. Но не словам, произнесенным подругой, а тому, что она не стала поправлять меня, крикнув: «Он не мой!» или что-нибудь вроде того.

– Но там же ничего не было?

– Он решил, что там был яд и его использовали полностью.

– Тогда он прав, поможет только экспертиза.

– Громов всегда прав, – кивнула Катька с каким-то благоговением.

Тут уж я не выдержала:

– Я тебя не понимаю! Ты всю жизнь была феминисткой, ругала меня за веру в мужчин и т. д. и т. п. и что теперь? Появляется этот загадочный господин и поворачивает твое мировоззрение на сто восемьдесят градусов!

– Ничего и не поворачивает, просто он не относится к тем мужчинам, которых я всю жизнь ругала.

– Как это? Он что, человек иной расы?

Подруга посмотрела на меня, как на несмышленое дитя, да еще и отстающее в развитии даже от своих малолетних сверстников.

– Юля, мужчины делятся на две категории. Одни отведут тебя в сторонку и зашепчут на ухо: «Беги!», при этом будут судорожно осматриваться по сторонам, абы не подслушал кто. Иные, спасая честь дамы, открыто ринутся в бой, не думая о последствиях. Так вот, между благородным трусом и хамоватым воином я выберу второе.

– Громов не похож на хама, – поспорила я, просто потому что не знала, что еще на это ответить.

– Ты бы видела, как он вел себя с Ефимом, – усмехнулась Катерина. – Когда надо, Владлен умеет хамить, поверь мне.

Не скажу, что аллегорическое сравнение капитана с Громовым пришлось мне по душе, потому что, как ни крути, первый мне импонировал больше чисто как человек, но все же с какой-то частью ее монолога я была согласна. Вадим Михайлович, несмотря на свои устойчивые моральные принципы, отчего-то не стремился вступать с директором круиза в открытый конфликт. Даже взять этот момент с открытием люкса после исчезновения Лавинина. Что это было? Он, как капитан, обязан знать обо всем, что творится на вверенном ему судне, а он даже не заметил, как Ефим собирал вещи несчастного парня, чтобы потом можно было выдать его за «отбывшего». Или заметил, но опять же решил не связываться.

Так ничего толкового и не придумав, мы приняли душ и легли спать.

Посреди ночи Катька разбудила меня тем, что принялась ворочаться. То есть, может, она это делала уже давно, не знаю, но, проснувшись, я уже не могла это игнорировать. Учитывая, что спали мы на одной кровати, вновь заснуть было нереально.

– Что ты извертелась?

– Я не помню его лицо, – ответил мне в темноте голос Любимовой. – Это нормально, что, когда я его вижу, я знаю, что это он, а потом не могу представить в подробностях его лицо?

– Господи, о ком ты?

– О Громове! Я никогда не могу с точностью воспроизвести в памяти его лицо, получается только какое-то размытое пятно, и поэтому я хочу снова его увидеть, только чтобы вспомнить лицо.

– Катька, ты что, влюбилась?

– Нет. – Потом, минуту помолчав: – Но в Женьку я влюбилась с первого взгляда и всегда помнила его лицо и могла себе его представить.

– Послушай, это бред! Мы никогда не можем точно вспомнить лица тех, кого видели всего несколько раз. Через пару лет знакомства уже можешь вспомнить каждого достаточно подробно, а в начале этого не бывает. Успокойся. Спи наконец! – А про себя подумала: «Это не к добру».

Глава 21 Катя

Я посмотрела на электронный будильник. Три часа ночи. Заснуть уже не удастся, зато можно кое-что прояснить. Среди собравшихся на теплоходе есть один человек, способный абсолютно на все (если принимать людей с форума за достоверный источник информации), и имя ему – Горгон. На теплоходе есть только один человек, который может им быть. Я не говорю, что Горгон и является нашим убийцей, тем более что плывет он в первый раз (иначе бы его вспомнил капитан), ну на худой конец не в первый, но на предыдущем рейсе его точно не было – это подтверждает сохраненный список пассажиров. Однако как человек (или не человек – сущность, создание, существо), обладающий неограниченным перечнем способностей, он может помочь. Он должен помочь.

Я вскочила, схватила одежду и понеслась в гостиную одеваться, не обращая внимания на несущееся вдогонку ворчание вновь разбуженной Юльки.

Выйдя из относительно безопасной каюты, я тут же поежилась. На палубе было холодно и абсолютно темно. И невыносимо безлюдно.

Теплоход слегка покачивался, это было непривычно, так как большую часть пути мы провели в трюме, где это почти не ощущается. Полной тишины не было: доносился отдаленный скрип каких-то металлических штук и ровный гул мотора; дул прохладный ветер; вдалеке пищали неугомонные чайки – такие же полуночницы, как и я. Все эти, по идее, не раздражающие, а романтические звуки должны были навевать спокойствие и негу, но почему-то создавали чувство страха. Просто, выйдя наружу, я сразу поняла, в каком положении нахожусь. Я провела в каюте одну, пусть неполную, ночь. И, стало быть, я попала в список. В список жертв. Жертв несчастных случаев, жертв ранних, несвоевременных смертей. Что со мной случится, если я шагну вправо, влево? Все тела были найдены неподалеку (хорошо, не все, но большинство). Похоже, мой разум меня подвел, я по-настоящему сглупила. Зачем я вышла на палубу? Ночью! Одна! И по вине сумерек зрение уже не могло меня спасти, оставался только слух. Однако в полнейшей тишине я бы еще смогла расслышать приближающиеся шаги убийцы. Поэтому звуки, мешающие этому, раздражали и заставляли чувствовать страх.

Я прикрыла глаза и отдышалась. «Вперед! Вперед!» – подгоняла я себя. Чем раньше я установлю истину, тем быстрее приближусь к разгадке убийств. А для этого нужно сделать несколько шагов до лестницы и подняться всего на два пролета до шлюпочной палубы. А там не очень далеко до необходимой каюты. Только побыстрее! Умоляю, передвигайся быстрее!

Я перекрестилась и резко сорвалась с места. Если кто-то и следил за мной (жаль, что доктор неотлучно сидит с Никитой, мне бы не помешало знать, что кто-то приставлен следовать за мной по пятам; в то же время, чем он помог бывшему жильцу люкса?), то этот кто-то должен был стушеваться. Я так просто не дамся! Пускай я не известная актриса, не богатый бизнесмен, не жена музыканта, не «крестный отец», но я тоже хочу жить! И имею на это право.

Поднявшись бегом по ступенькам, я замерла, прислонившись спиной к стене. Прислушалась, насколько это было возможно. Я что, сошла с ума? Даже дискотеки и бары уже не работают. И все нормальные люди спят в своих каютах. А я гуляю.

Я и… убийца.

Я резко мотнула головой, чтобы избавиться от дурных мыслей. Спокойно! Все под контролем!

Отлепившись от стены, я сделала три шага по палубе, но тут же интуитивно обернулась. Это что, какая-то тень движется вдоль стены?.. Мамочки, мне страшно! Вот бы заорать во всю глотку, кинуться к нужной двери и забарабанить что есть силы! Но воспитание не позволяло мне так поступить: люди спят. В том числе тот, к кому я направляюсь. И зачем я вообще тогда иду к нему, не могла подождать до утра?

Я попятилась еще на один шаг, все еще всматриваясь в ту часть коридора, откуда шла. Боже мой, опять что-то шевельнулось!

Плевать на воспитание!

– А-а-а! – закричала я, понеслась к каюте Громова и стала работать кулаками. И только когда отбила себе все ладони, заметила-таки, что из номера сочился свет.

Распахнулись сразу три двери, одна из них – Владлена.

– Кто тут орет?! – завозмущалась какая-то бабка, вышедшая в прозрачном пеньюаре, надетом поверх ситцевых панталон и хлопкового топа. В ушах сверкали огромные серьги. Ну и чувство стиля у бабуси! Она что, так и спала?