Лиловые бабочки

– Но? – подобрался Иван.

– Но завораживающим. Оторваться невозможно. Мелодия проигрыша, странный завораживающий танец... Хотя кому я вру, не было там особого танца. Но сама атмосфера именно не сюжета клипа, а... полумрак, свет софитов, движения…

– Я посмотрю, подожди, – остановил меня Иван. – Хочу предметно говорить, пока для меня это рассказ ни о чём.

Придирчиво и критично изучив клип, Иван презрительно раздул ноздри.

– Бредятина.

– А я и говорила: по нынешним меркам – кринж и испанский стыд. Но для России 90-х в целом норм. Бывали клипы и хуже.

Посмотрев клип ещё раз, Ванька захихикал:

– Русик, скажи честно, что тебя больше доставило: певец в эффектно распахнутой белой рубашке с открытым торсом или полуголые парни с накрашенными лицами из подтанцовки с перьями в руках? А?

– Ой, да иди ты в жопу! – рассердилась я. – Я с тобой очень личными воспоминаниями делюсь, между прочим, а ты меня троллишь. Для меня это знаковая песня и клип.

– Убей – не пойму, почему. Типичный середнячок.

– Я сама не очень понимаю, почему, – призналась я. – Но всё вместе в душе задевает какие-то чувствительные струны.

Ванька задумчиво принялся напевать первые строчки песни уже хорошо запомнившийся ему песни:

Последняя бабочка теплого лета лилового цвета.

Куда ты летишь, на какие вопросы ты ищешь ответа?

– Кстати, – перебила его я. – Вижу в этой строчке глубочайшую отсылку к профессии Чио-Чио-сан.

– Почему?

– Потому что именно гейши и проститутки делали татуировки в виде бабочек. Можно сказать, это опознавательный знак.

– Чио-Чио-сан была проституткой?

– Гейшей.

– Фига се поворот.

– Самое смешное, что это только в Европе эту историю воспринимают как трагическую историю любви. В Японии все прекрасно понимают, что Баттерфляй просто работалавременной женой. Это именно работа. Ничего личного. Это было распространенное явление тех лет.

– Надо думать, японцы угорают?

– Думаю, да. Для них это из разряда «невероятный кринж».

Допив чай, Ванька сказал:

– А образ красивый. Летящаяпоследняябабочка теплого лета. Именно лиловая. То есть фиолетовая. Бабочка, которая вскоре погибнет. Погибнет потому, что лето вот-вот завершится. Потому что радость и тепло не могут быть бесконечными. Скоро осень, а за ней придёт зима. М-да. Символика на символике.

– Ну насчет цвета не знаю, но то, что в славянской мифологии бабочка – символ души, это факт.

– То есть по сути строчки «И долго смотрел Пинкертон, не дыша, как вслед канонерке летела душа – последняя бабочка лета» – это тавтология?

– Я бы сказала, нарочитая тавтология. По сути погибают две души.

– Интересно. Но думаю, что вряд ли автор попсовой песенки так глубоко копал.

– Я тоже сомневаюсь. Это просто случайное совпадение. Но... Очень смысловое. Хотя вероятнее всего, бабочка – это именно символ напрасно погибшей души, которая так и не обрела покой. И вся песня – это именно эпитафия погибшей Чио-Чио-сан. Гейши Чио-Чио-сан по прозвищу Баттерфляй.

– Проститутка с символикой бабочки, фига се как закольцовано всё.

– Ну, как видишь, даже у продажной любви есть чувства. Хотя я подозреваю, что это банальный пиар на популярной пикантной теме. Там тебе и проституция, и неверность, и вопросы гендера. Спекуляция, в общем.

– Не исключено, – вздохнул Ванька, с громким стуком опуская чашку на стол. – Собирайся. Подвезу тебя до работы.

– Сейчас, только твою чашку помою, – начала было я. – Да и контейнер с едой надо уложить.

– Да я сам, не суетись.

Спустившись к машине, я обнаружила задумчиво стоящего у сливы Ивана.

– Ты чего завис?

– Да так... Странно просто. Сливы давным-давно должны были отцвести, верно?

– Ну да.

– А эта недавно зацвела. А я даже не знал, не замечал. Извини, это... странно. Очень странно.

– Что тебя смущает, не пойму?

– Слишком поздно. Плоды не вызреют.

– Вызреют. Если осень будет теплая.

– Думаешь?

– Убежден. Но даже если это не так, само дерево от этого не погибнет. В новом сезоне вызреют новые, вот и всё.

– Но меня больше смущает не то, что сливы цветут, – признался Иван. – А то, что... эм... Мы даже не обращали внимания, что это происходит. А ведь деревья прямо перед нашими окнами. А еще... Смотри... Над той веткой...

– Порхают фиолетовые бабочки?

– Именно. И их две.

– Убей, не пойму, к чему ты клонишь, – заметила я.

– Ну... Скажем, так. В Китае бабочки, парящие над цветущими ветками сливы – это хороший знак. ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ ЗНАК. Это распространенный символ. А то, что бабочки именно фиолетовые... Ладно, не важно. Стань-ка к сливе, дорогуша, хочу фотку общую с нашими побитыми рожами на память сохранить... Как раз с бабочками.

* * * * *

Мы сели в машину. Ванька привычным уверенным движением вставил ключ зажигания, и машина зашумела, заводясь.

– Давай татухи сделаем, – совершенно неожиданно предложил мой друг.

– Какие?

– Парные. Бабочки. Фиолетовые. Как в песне.

– Игорёк, татуировка – это не шутка. Это на всю жизнь, – заметила я.

– Знаю, – мрачно сказал Иван. – Поэтому и хочу. Маленькую аккуратную татуировку.

– И где ты хочешь ее набить?

– А где бы ты хотела ее видеть?

– Нигде, – резко отрезала я. – Тело – храм, а не холст.

– А я бы хотел на пояснице, – признался друг. – Или на заднице. На ягодице.

– Ты в курсе, что именно на пояснице бабочка читается как символ продажной любви?

– Да брось, – скривился Иван. – Это когда было. Я вижу другой смысл.

– Тогда для тебя у меня есть еще одна информация. Татуировка бабочки в местах лишения свободы обозначает опытного вора.

– А ты кто? – заулыбался Ванька. – Ворюга и есть. Украла моё бедное сердечко, так всем и буду говорить. Даже не сомневайся.

Я рассмеялась.

– Ладно, – великодушно согласилась я. – Так и быть. Давай сделаем парные татуировки. Только маленькие. Я же накосячила и должна как-то извиниться, верно?