Линия Маннергейма

Но что же они хотели получить? Какую жизнь? Такую же прекрасную, как архитектурное обрамление Невы? Если видишь захватывающий дух пейзаж, разве можно ждать от него чего-то еще? Ты же не станешь требовать от него счастья. И злиться на то, что он не способен тебе его дать. Ты просто смотришь и пропитываешься им, и что-то происходит в душе, отчего все твое существо устремляется навстречу этому чувству. Разве нельзя так смотреть и на город? Просто смотреть, и все…

Лера прожила в Петербурге достаточно долго, чтобы узнать его с разных сторон. Но душа ее сильнее всего отзывалась именно на ту часть города, любить которую среди ее знакомых считалось не комильфо. Она старалась не афишировать свои пристрастия, зная, что вряд ли найдет понимание. Но, гуляя по набережным, каждый раз поражалась, насколько здесь радостно и светло. Чем-то таким родным и знакомым веяло от каждого дома, что хотелось остаться здесь навсегда, раствориться в этом прозрачном воздухе или слиться с серебристыми водами Невы.

Здания, полные сдержанного достоинства, были столь гармоничны, что казалось, выросли здесь сами собой. Они так естественно сливались с окружающей средой, что выглядели частью ландшафта, а не творением рук человеческих. Здесь никогда не было места мраку – лишь осененная шпилями надежда. Эта часть города была лишена двойственности и неоднозначности, присущей остальному Петербургу. Здесь все было куда-то устремлено.

Это уже потом, когда город стал бременем для страны, проклятием, наваждением и главным злом России, у него появились и другие черты. Этот другой Петербург ужасных доходных домов, высасывающий из человека все соки и разъедающий душу, он существовал здесь же, рядом. Он манил и очаровывал, но лишь для того, чтобы погубить. Природа, погода и даже белые ночи оказывались в нем оборотнями и бесами. В этом городе все было не тем, чем казалось. Город-призрак, город-обман, где ночи белые, а дни серые. Город туманов и мокруш. Город-соблазн, который никому не дает того, что обещает.

Как жаль, что золотой век русской литературы пришелся именно на ту эпоху, когда тема гибельного Петербурга, которому «бывать пусту», стала едва ли не основной. Лера считала это незаслуженным, ведь город имел много лиц, наверное, столько, что и не сосчитать.

«А может быть, я люблю эти набережные, потому что гуляла там с дедом? И оттого мне так легко и радостно дышится там?» Это была память души о счастливых моментах, которые она пыталась пережить снова. И хотя воспоминаний об этих прогулках у нее осталось не так много, они были очень яркими.

Дед всегда ходил быстро, и маленькая Лера не поспевала за ним. Она отставала, но ни за что не соглашалась, чтобы ее вели за руку. Всегда хотела идти сама, как взрослая. Ей приходилось почти бежать, чтобы не потерять деда из виду.

Он часто напевал песенку про сурка:

По разным странам я бродил,

И мой сурок со мною.

И Лера понимала, что песенка про нее. Что она и есть тот самый сурок. Потом, когда в какой-то передаче увидела, как выглядит зверек, он ей не понравился. Само слово звучало лучше. «Сурок». В нем было что-то волшебное. А зверушка была толстая и все время спала. Лера возмущалась и говорила, что нисколько на нее не похожа. Дед смеялся и уверял, что сурки бывают разные. Даже такие, как она, Лера.

Дед во время прогулок что-то рассказывал, но она, занятая тем, чтобы не отстать, мало что запомнила. Зато дороги, по которым они ходили, врезались в память навсегда. Она смотрела под ноги, чтобы не упасть. Плитка, асфальт, снова плитка. Наконец дед останавливается и говорит:

– Посмотри.

Лера поднимает глаза. Они стоят на Стрелке. Но с высоты своего небольшого роста она не видит ничего, кроме воды. Вокруг одна вода.

– Что видишь? – спрашивает дед.

– Река, – отвечает Лера. – Вода… много, – добавляет она, видя, что дед ждет от нее чего-то другого.

– Теперь посмотри в небо.

Лера послушно задирает голову и замирает. Раскинувшаяся перед ней картина поражает ее детское воображение. Скопление облаков застыло на низком питерском небе, причудливо подсвеченное солнцем. На этом фантастическом небесном полотне при желании можно было увидеть все что угодно. Но почему-то большинство видевших это зрелище сходились в едином мнении – это напоминало город. Некий город над городом – небесный град.

– Что это? – Глаза у Леры горят, словно она видит сказку наяву.

– А что ты видишь?

– Волшебное царство.

– Почти угадала. Это верхний город, который охраняет наш, нижний.

– А туда можно пойти?

– Это надо заслужить. Кого попало туда не пускают.

– Как это – заслужить?

– Потом объясню, сурок, когда подрастешь.

И Лера начинает сосредоточенно думать о том, как бы поскорее вырасти. Дед объясняет еще что-то, но она не слышит, целиком захваченная городом на небе.

– Это главное место в городе, – слышит она, думая о волшебном небесном явлении, – ты не туда смотришь.

Лера испуганно поворачивается к деду, пытаясь понять, куда же нужно глядеть.

– Знаешь, что самое важное в любом городе?

Лера молчит в недоумении.

– Река, – говорит дед. – Самое главное – это река.

– Почему?

– Потому что любой город может разрушиться, исчезнуть с лица земли, а река останется.

– А почему главное место здесь? Река – вон какая большая!

– Потому что здесь из одной реки получаются две…

14

В квартиру Лера входила осторожно. Но, видимо, скрежет ключа был достаточно громким, потому что и Вика, и Федор уже поджидали ее у двери.

– Как это называется?.. – начала Вика, но, увидев Леру, замолчала. – Кто вы такая? – уже с другой интонацией заговорила она.

– Это я. Мне пришлось… вот, – и Лера сняла парик с головы.

– Что ты себе позволяешь?! – первым опомнился Федор. – Тебе что было сказано? Сидеть дома. А ты где шляешься?

– Я много узнала.

– Скажите пожалуйста! А если бы случилось что, как тебя искать? Мы тут уже в милицию собирались…

– Но все же обошлось. Я замаскировалась.

– Да уж, крашеная выдра в кожаных штанах – маскировка высшего класса, – заметила Вика.

– Больше ничего не нашлось.

На кухне виднелись следы кипучей работы. Везде валялись исчерканные Федором листки, пепельница ломилась от окурков, и даже запах кофе не мог заглушить сигаретного дыма.

– Надо проветрить, а то дым скоро ложками можно будет есть. – Лера попыталась открыть фрамугу.

– Не успела явиться, а уже указания раздает! Ты лучше объясни, где тебя носило! – Вика продолжала злиться, сказывалось волнение.

– Я не нарочно. Получила письмо от Отшельника и пошла узнавать то, что он попросил.

– Почему его указания ты выполняешь, а мои – нет? – взорвался Федор. – Еще неизвестно, кто он такой, твой электронный приятель. Вдруг это его рук дело? А ты по глупости доверяешь ему.

– Я думала. Это не он.

– Скажите пожалуйста! – опять перехватила инициативу Вика. – А о нас ты вспоминала? Мы тут с ума сходили, а она… Где была?

– В нашей квартире бывшей. Разговаривала с Анной Ивановной.