Лирика

ПСАЛОМ («О нет, я не прошу тебя помочь…»)

О нет, я не прошу тебя помочь В моем страданье сумрачном, как ночь! Затем, затем лишь я тебя тревожу, Чтоб чаще вразумлял меня ты, боже! С тех пор как Новый создан был завет, Не преступал ты мира слез и бед — А дни летят, столетья канут в вечность Здесь, под тобой, под бездной этой млечной… Когда волхвы пошли на свет звезды. Не обделил их мудрым словом ты. Когда Иосиф начал путь неблизкий, Нашел ты и его в заветном списке И ангела просил к нему сойти, Чтоб старцу быть наставником в пути. В те давние века вассалы бога О нас еще заботились немного,— Так почему же ныне, всеблагой, Пренебрегаешь ты моей мольбой?

ПСАЛОМ («Я, словно дичь, тебя подстерегаю…»)

Я, словно дичь, тебя подстерегаю, Хочу поймать и взвесить на весах. Убить тебя? Или склониться в прах? Я в думах о тебе изнемогаю. Ты сокол мой! Прекрасней нет мечты. Тебя ищу я тщетно и упорно — Ведь, не проверив, не могу позорно Тебя на землю свергнуть с высоты. Для напряженной мысли нет покоя — Ты дух всесильный или жалкий прах? Мелькаешь, словно тень, в моих глазах — Так видит звезды бык на водопое. Моих исканий тщетных не учесть… К решительному приступая бою, Хочу я быть поверженным тобою, Чтобы, нащупав, завопить: «Он есть!»

АРХЕОЛОГИЯ

Моя душа хранит с минувшим связь, Я вижу прошлое за слоем пыли… Во мне веков останки опочили, Меня об этом не спросясь. Так, некогда поверженные ниц, В слепой земле, беспамятством объятой, Лежат вповалку груды древних статуй, И дремлет множество гробниц. Там эпитафий гул разноязыкий И надписей давно затихший зов. Там время отделилось от часов, Как легкий запах — от гвоздики. Но чей-то голос, немоту сломив, Врывается в наш говор повседневный, И этот голос, медленный и древний, Опять во мне сегодня жив. Внезапно наступает пробужденье, С далеких тайн срывается покров. И вижу я основы всех веков И бодрствую на крайней их ступени.

В ТИСКАХ ТОСКИ

Постарел ты, паренек, От стихов, от страстных строк. Монотонно ночью лунной Для тебя бряцают струны. В мире казни и кресты, Но жемчужной нитью ты Вышиваешь на шелку О дроздах свою тоску… Раны сердца серебря, Ты вздыхаешь: «Ох, заря!..» Стал твой разум рубежом Между богом и ослом. Я сражен, отравлен ею, Надрываюсь и глупею, Я сгораю, а она, Словно призрак, холодна. Это маленькое тело Мною властно завладело. От терзаний и тревог Я смертельно занемог. Как, тоскуя и любя, Я теперь приду в себя? О, хотя бы раз еще К ней прижаться горячо! Пусть солжет мне: «Я твоя!» — Извиваясь, как змея… Тяжко мне, и оттого-то Я стихи пишу без счета. Ты, перо, про боль души Кровью сердца напиши. Вдруг прочтет она — как знать? — И придет опять…

МОНАСТЫРЬ

День уснул на ветках сизых. Снега белого белей, Прикорнули на карнизах Вереницы голубей. Дремлют, схожи с веерами, Крылья сложенные их. Ошалевший в птичьем гаме, Праздник троицы затих. С онемевших колоколен, Вслед за гибелью зари, Тычась в россыпь звездной соли, Поднялись нетопыри. Месяц ткет неторопливо Лунных птиц на простыне, И глаза твои, как сливы, Влажным блеском светят мне. Меж растений в пестрых вазах Бьют часы — волшебный бой! Словно горсточку алмазов Раскололи над тобой. Вот он час ночной, крылатый! После будничного дня Счастье свет голубоватый Проливает на меня.

КАРАНДАШНЫЙ НАБРОСОК («Ступив на мостик шаткий…»)

Ступив на мостик шаткий, Лукавых дум полна, Широкой юбки складки Приподняла она. И ручеек ресницы Потупил сам не свой Пред спелой, как пшеница, Девичьей наготой. Домой спешит красотка, А мост над ручейком Качается, как лодка, Скрипит под каблучком. Уймись, мосток нескладный, Стань лебедем под ней, Легко бесценный клад мой Неси через ручей. Я на берег зеленый Любимую сведу… В тоске неутоленной Ее, как хлеба, жду. Стою в бузинной чаще И вижу сквозь кусты: Голубизне, висящей На кончике звезды, Шлет поцелуй подружка, Сокровище мое… О гнезда и ракушки, Молитесь за нее!

ОБИДА

Девушка, не в мраморе паросском, Не в граните вековечных скал — Я в земле румынской отыскал Твое тело, пахнущее воском. Я нашел тебя в прохладной глине, В рыжем крутояре над рекой, И размял умелою рукой То, что примет образ твой отныне. Для зрачков я взял цветы вербены, Для бровей — пионов лепестки, Для ресниц — колючие ростки Трав, обрызганных соленой пеной. Вдохновляясь амфорой античной, Стан лепил я, чудо красоты, Замедляя жаркие персты На окружьях груди эластичной. Не мечтая о большом, о многом, Я одним желаньем был томим, Чтобы стала трепетом твоим Сладость мук, дарованных мне богом. Девушка, хоть мы теперь едины, Но тебя навек я потерял. Почему, когда тебя ваял, Для горшков я не оставил глины?

ОСЕНЬ

Опять пустынным парком бредем мы, как бывало, Охапки листьев осень в аллеях разбросала. У старого фонтана, где ангел поднял чашу, Садимся молчаливо мы на скамейку нашу. Рука ее тихонько скользнула мне на плечи, Но сердце бьется ровно, ему ответить нечем. Уйдя в себя, на ощупь, как музыкант незрячий, Напев найти хочу я, что навсегда утрачен. Глаза ее глазами хотел бы приласкать я, Но взгляд не оторвется от легких складок платья; Хочу погладить пальцы — трепещущие птицы,— Но не дано и в четверть моим желаньям сбыться. Кровавых тучек стадо закат сгоняет ранний… В глазах ее сверкнули слезинки пониманья. Обнять бы, поцелуем ее утешить, что ли… Но с плеч покатых руки упали против воли. А мне ведь так хотелось, как прежде, в час заката, Губам любимым лоб свой подставить виновато И снова вызвать к жизни, хоть на одно мгновенье, Лугов росистых свежесть и вешних вод бурленье! Но вот и ночь: желанной она была когда-то,— Теперь луна и звезды истерты и помяты, Как старое оружье, что над тахтой моею… И молча, как чужие, уходим прочь мы с нею.

МЕЖ ДВУХ НОЧЕЙ

В земле сырой жилище я выкопал лопатой. И только дождь снаружи. Лишь ветер бесноватый. Жилье себе я вырыл в подземной черной стуже. Лишь ветер бесноватый, и только дождь снаружи. Из хмурой ямы землю я выбросил в окно. За синею завесой в земле совсем черно. Земля у темных окоп, а если пригляжусь,— Вершину мира вижу, где плачет Иисус. Я долго прорывался, упорно, без конца — Сквозь каменные мощи небесного Отца. Сквозь все тысячелетья спустился я с вершины, И стал внезапно страшен в земле приют пустынный. Я вновь хотел подняться, преграды превозмочь… Звезда сияла в небе. Чернела в небе ночь.

НАДПИСЬ НА ДВЕРИ

Когда уходишь, — пусть, как блеск кольца, Твой добрый рок все время будет справа. Но помни: колебанье, страх — отрава. Шагай сквозь бури. Бейся до конца. Когда приходишь, — радуй, смейся, пой. А горе не вноси, брось на пороге. Здесь — твой народ. К нему твои дороги. Да будет светел дом священный твой!

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Познать, преодолеть осталось так немного, Пути сближаются, ты только приглядись,— Тропинки, просеки и темная дорога, Как спицы в колесе крушащемся, слились. Такой же аромат вдыхали мы когда-то. Цветы минувшего, сияя, расцвели. Уже редеет мгла, и чуть зеленоватый, Прозрачный неба край виднеется вдали. Но что же впереди? Ужель покой пустыни? И это наша цель, к которой мы придем? Путь долгий позади. Над нами купол синий, И ширь зеленая раскинулась кругом. Вот постоялый двор, — он манит и тревожит, Там пенье и вино, там полог и кровать… В волнах волос твоих потонем мы, быть может, И будем на огне томительном сгорать. Нет, время растоптав, скорей промчимся мимо, Нет, только в вечности наш завершится путь. Храни свой поцелуй, чтоб в миг неотвратимый Его волшебный яд земле сполна вернуть.