Лишённые сна

— Ересь, — отмахнулся Первый. — Я, вот, ничего не делаю, как жил, так и буду жить, и всё прекрасно. Двадцать лет душа в душу! Нет, ну бывает, что спорим, ругаемся, даже о разводе говорим, но всё равно никуда друг от друга не уходим.

— Расскажи о той самой ещё раз, — попросил его Второй.

— Да что там рассказывать, ну появилась одна молодая особа, ну закрутилось у нас всё, а что толку-то? Я домой вернулся, а там уже и суп на плите и колбаска… А молодая что? Только целоваться с ней.

— Так вы любовь себе искали или кухарку? — улыбнулся Лёша. — Вот к чему ваше безделье привело: влюблённость растаяла и превратилась в липкую привязанность. Вы даже уйти толком не можете, чтоб ни себя, ни её не мучить.

Первый удивлённо раскрыл глаза и умолк.

— А вы слетели ещё раньше, — Лёша взглянул на Второго, — но у вас пока есть шанс всё исправить.

— К друзьям пусть обратится, хоть к своим, хоть к её, они советом помогут, — поддержал Третий.

— Нет, — отрезал юноша, — вот и ошибка. Делиться проблемой с друзьями нужно тогда, когда ты уже примерно наметил план её решения, иначе они посеют ещё больше сомнений. Это как с монеткой: подкидываешь, а в глубине души уже точно знаешь, какой из двух вариантов тебе более близок.

— Ну вот и посмотрим, как ты запоёшь, когда твоя пассия тебе приестся, — ехидно бросил Второй.

— А разве может она приесться? — наступал Лёша. — Когда приходит любовь, тебе становится всё равно: что делать, как делать и зачем делать, — лишь бы делать это с ней. Ваша страсть… тебе не нравятся поцелуи и объятия, тебе нравится целовать и обнимать её, ну или его, как там сейчас принято. Без объекта любви это перестаёт работать, понимаешь? Ты постоянно ищешь её знакомые черты в других людях, что тебе симпатичны; и по прошествии долгого времени тебя держит не её кулинарное искусство или что там так нравилось Первому, а неведомая сила, имя которой — любовь.

Второй молча выпучил глаза.

— Эка ты их заткнул, — рассмеялся Третий, — всё по полочкам разложил.

— Вы так хотели набраться опыта, — сказал ему доктор, — как думаете, прав ли этот человек?

— Конечно, конечно, — кивал тот, улыбаясь Лёше.

Но это согласие совсем не устраивало юношу, ведь к Лектору вёл не консенсус, а спор.

— Что за опыт такой? — поинтересовался он у Третьего.

— Отношений, — махнул тот рукой, откинувшись на спинку стула. — У меня-то их не было ещё, а рассуждать о любви очень нравится, она, своего рода, алгоритм.

— Какой же это алгоритм? — удивился Лёша.

— Самый обыкновенный, делай то, не делай этого, и будет тебе любовь! Вот только разобраться бы, что делать. Я думаю, что важно вовремя её доказывать, чтобы, так сказать, держать уровень.

Доктор Сейович надменно посмотрел на Лёшу, ожидая его ответа.

— Совсем нет, — спокойно ответил юноша. — Любовь не требует доказательств, её строят на вере; это опасная игра с неописуемым по своему масштабу выигрышем.

— Значит, — расстроился Третий, — её совсем не нужно изучать? Чёрт возьми, я так и знал! Всё-таки вы были правы доктор… всё это нельзя толком познать, остаётся только надеяться на чудесную удачу.

— Отнюдь, — усмехнулся юноша. Доктор и Третий удивлённо покосились на него. — Вы шли в верном направлении, когда говорили, что в любви нужно разбираться, да вот только сбились и пустились рассуждать с позиции материалиста: алгоритмы, последовательности. Вы же знаете, что материальное без идеального — пустое, в то время как идеальное без материального — невозможное, и что самое интересное — одно без другого бессмысленно. Вот знаменитая апория Зенона — Дихотомия: «Чтобы преодолеть путь, нужно сначала преодолеть половину пути, а чтобы преодолеть половину пути, нужно сначала преодолеть половину половины, и так до бесконечности», идеальное без материального. Вы так и будете стоять на месте, утопая в своих размышлениях, а могли бы попросту сделать шаг и решить проблему. Также и с любовью, мало изучения и теории, — идеального, требуется ещё целая масса материальных составляющих, пусть даже простых ухаживаний.

— Я совсем запутался! — воскликнул Третий, хлопнув ладонями по коленям. — Всё вроде ясно, вот, начинаются эти комплименты, ухаживания, но потом вдруг приходит какой-то страх… недопонимания что ли или расставания. Быть может, именно он толкует о том, что нужно сменить весь алгоритм, доктор? И не нужны эти комплименты.

— Безусловно, дорогой мой, они нужны, что за вздор, — лениво ответил Сейович, исподлобья взглянув на собеседника. — И страхов никаких не будет, если их не предначертано.

— Ещё чего! — рассмеялся Лёша.

Доктор недовольно хмыкнул.

— Да какие страхи-то?! — сорвался Третий.

— Вот вы — мужчина, голодный до комплиментов, чего боитесь? Того, что они окажутся лживыми. А ваша женщина, купающаяся в этих хвалебных словах с рождения, чего боится? Того же самого. У нас разная ценность, но одинаковые за неё опасения. Все мы до жути боимся быть обманутыми, но продолжаем обманывать других, оттого и страх.

— Раз каждый боится, и у всех страх один и тот же, значит, это всё-таки последовательность?

— Опять нет, ну что вы. Каждый боится по-своему; страх быть обманутым любимым человеком — это основа, самая верхушка айсберга.

Третий таращился на Лёшу и тяжёло прерывисто дышал.

— Так, если айсберг возможно изучить, то и любовь можно? Это, получается, наука, правильно?

— Наука — это земное, материальное, любовь же хоть сродни философии, но всё равно стоит за её гранью, а философия — это уже не наука, но тесно связанная с ней область познания, идеальное.

— А любовь?

— Любовь это баланс, бессмертное искусство, которое можно познавать и совершенствовать бесконечно.

Третий умолк.

— Браво, — недовольно буркнул Сейович, — долго же вы с ним провозились. А как насчёт меня, расколите?

— Даже браться не буду, сами расколетесь.

— Эге, тогда что вы можете сказать о вашей любви? Неужели всё дело в этой даме? Это так трогательно, идти за ответом к самому Лектору…

— Какая там любовь, — вздохнул Лёша, откинувшись на спинку. — Вы вот вроде доктор, а ничего не понимаете. С первого взгляда любви не бывает, только сильная влюблённость и не более того. А сколько времени должно пройти с первых «я тебя люблю» до всецелого осознания своих чувств? Я уже молчу про пресловутую страсть, которую ошибочно воспринимают за любовь.

— Чёрт с тобой, — отмахнулся доктор. — Какой бы сильной твоя… любовь… не была, она всё равно смертна.

— Тогда я брошу все силы, чтобы она умерла позже меня, доктор Сейович.

Свет в кабинете погас, и Лёша вновь оказался во тьме.

V. Лектор

Оглушающий звон ударил в голову юноши, теперь он лежал посреди огромного пустого зала с потолком в виде купола, слабо освещённого дюжиной настенных факелов. Под самым его сводом располагался деревянный куб, висящий на четырёх крепких железных цепях.