Лишний

—Значит съем малолетку,—Алекс грозно защелкал зубами и Лиза, не выдержав, рассмеялась от неожиданности. А вот оборотню внезапно стало совсем не до смеха, во рту почти мгновенно выросли клыки. Запах почти сырого мяса хорошо сдобренного кровью, отличное настроение, предвкушение скорой охоты вызвали спонтанную частичную трансформацию взбодренного тестостероном тела. Оно просто среагировало на весьма специфические движения челюстей. Похоже возник своеобразный рефлекс. Алекс не удержался и махнул под столом рукой, словно пытаясь снизу ударить пальцами по столешнице. Не получилось, пять острейших когтей похожих на пятнадцатисантиметровые ятаганы вонзились в дерево, выскочив из мгновенно возникших пазух между пальцами. Сами пальцы рефлекторно согнулись словно для нанесения удара костяшками.

Лиза вздрогнула и мгновенно оборвала смех. Впервые за много лет она услышала очень знакомый звук, пахнувший пронзительным предчувствием опасности. Именно так, почти беззвучно, трещит дерево, когда крупная россома[37] с маху втыкает в него когти. А этих зверюг дочь потомственного овцевода Дедала, всю жизнь прожившая в приграничье, знала прекрасно. Знала и ненавидела. Верткий как ртуть, вдвое крупнее волка, похожий на сильно уменьшенного медведя хищник водился по всему приграничью. Первый враг чабана. Чтобы остановить или хотя бы заставить отвернуть ста-ста двадцати килограммовую квинтэссенцию смерти требовалось не менее четырех волкодавов. А вот чтоб завалить, иной раз не хватало и десяти. Жизнь свою россома отдавала очень задорого. Редко какой псине удавалось вступать в смертельную схватку с ужасом приграничья больше одного раза. Одно спасение—россома жуткий единоличник. Весеннего-летнего визита на территорию самки кандидату в папаши хватало на год. Зимой самец не спал, добычи в мягкую, почти бесснежную зиму хватало. Зато беременная самка на шестом-седьмом месяце залегала до самых родов в берлогу. Приходился отдых как раз на зиму. Рождался один, редко два детеныша. Куда матери-одиночке больше, если папаша вместо алиментов, того и гляди, детятей пообедает, а самку на закуску пустит. Через два года детеныш получал родительский пендаль и отправлялся искать счастье в жизни. А счастье—это когда рядом пасется большая отара. Охотничьих луков россома особо не боялась. Даже бронебойная стрела выпущенная из этой пародии на оружие застревала в косматой шкуре, оставляя неглубокую царапину, а почти мягкий живот зверюга, в отличие от медведя светить не любила. С косолапым обычно расходились краями. Делить особо нечего, а чтоб драться ради спортивного интереса, нужно мозги иметь. Приличные звери такими глупостями не занимаются.

Другое дело железный болт из боевого арбалета, единственное спасение для чабана, хотя стрелять в столь верткую мишень, без помощи собак, рисковали немногие. В конце концов пара овец не стоят единственной жизни. Рисковать нападая в одиночку с рогатиной на перевес и вовсе дураков не было. Если россома наглела, прагматичные крестьяне отгораживались капканами или устраивали загонную охоту. Умную зверюгу добыть удавалось редко, но участок грозящий столь явными опасностями она какое-то время обходила.

Уловив напряжение Лизы, оборотень насторожился, но замер в нерешительности, его самке ничего не угрожало. Явной опасности не было, она даже не ощущалась, но от самки отчетливо пахло страхом… Оборотень мгновенно собрался, игры были отброшены и вместо развлекающегося зверя возник встревоженный человек, вернувший себе изначальный облик.

—Ладно, есть не буду, а небольшая вздрючка всегда на пользу, а то, не дай Богиня, выпрыгивая утречком из моей кровати, кончик носа об потолок поцарапает. Все, не моя беда, да и не велика премудрость, вот и посмотрим, насколько внимательна наша Старшая. Постель она быстро освоила, но это так, больше для удовольствия, для жизни маловато будет. Ужин тоже за ней и помогать не вздумай.

—Мы хотели прямо там готовить…

—Молодцы, вот только нельзя у загона костры жечь и с едой возиться. Человечий запах первым же дождем смоет, а вот гарь и остатки пищи долго вонять будут.

—Я не знала, хозяин,—голос выдавал неподдельное удивление и огорчение.

—Плохо, рабыня,—Алекс добавил в голос металла,—похоже, думать ты совершенно не хочешь.

—Прости, хозяин,—чего больше в голосе—недоумения, страха наказания или огорчения, понять сложно, но злости там нет, зато опущенная голова и почти неосознанная попытка сползти на колени просто режут глаза.

Алекс с аппетитом обгрызал почти сырое, сочное мясо с задней лапы жертвы пастушьего произвола. Лизу он держал периферическим зрением. Появилась Рина и принесла куски дожаренного кролика, но повариха ничего вокруг не замечала и стажерка, сложив мясо ей на тарелку, предпочла испариться.

—Яма!—Лиза аж вскрикнула от пришедшей догадки,—ты запретил Шейну копать яму для туалета и пригрозил использовать как приманку в волчьей охоте любого страдающего недержанием.

—Хм… тема явно не для завтрака, но…

—Я полная дура, хозяин, за такое плетью шкуру спустить и то мало!—Лиза чуть не плакала, прижимистая натура хуторянки буквально взвыла, представив сколько труда могло пойти прахом. Она совершенно искренне негодовала на собственную тупость. Почти неделю гонять весь хутор, для того, чтоб возомнившая о себе дура…

—Цыц. Хватит причитать,—в голосе хозяина вновь звякнул металл.

Лиза заткнулась, ее плечи поникли, она вновь уткнулась взглядом в столешницу. С загоном было плохо. По хутору, среди молодняка, ползли упорные слухи, что Чужак строит ловушку на волколака, поэтому работали неохотно. Гретта последнее время ходила безразличная, словно сонная, и подгоняла не сильно, а последние два дня ее совсем не было. Терри и младшие Лиза с Греттой схлопотали пару раз розгой по спине за халтурно завязанные узлы, но особого внимания не обратили, подобные мелочи случались постоянно. Старшие предпочитали не тратить время на пустые напоминания. Взбудораженная появлением Чужака жизнь Овечьего хутора постепенно входила в более спокойное русло. Обалдение от вкусной и обильной кормежки сошло на нет, до молодняка наконец дошло, что стоит выполнять несложные правила и не сачковать на работе, как жизнь становится спокойной, встречи с розгами редкими и недолгими. Молодняк расслабился. А трое старших женщин просто утонули в своих проблемах.

Женщина машинально провела ладонью по короткому ежику неотросших волос, подняла голову и смущенно посмотрела на хозяина. Уверенность покинула ее.

Неловкое молчание прервала появившаяся со скворчащей сковородой Рина. Лиза ловко перехватила тяжелую сковородку и принялась раскладывать горячее мясо по тарелкам. Привычно орудуя лопаткой, она попыталась превозмочь непонятно почему навалившееся смущение. Ничего не понимающая Рина осторожно опустилась на скамью рядом с мужчиной и чуть поерзала, устраиваясь поудобнее. Алекс поразился, как естественно девчушка легонько, совсем чуть-чуть, прижалась к его боку.

“Всего несколько дней вместе, хотя, скажем честно, трахаю я ее в свое удовольствие несколько дней. Но-но, никакого насилия, это просто невозможно, и не из-за моих, достигших неимоверных морально-этических высот принципов. Какие высоты, я просто и беззастенчиво использую девочку для получения удовольствия, ни разу не интересуясь ее мнением. Такой уж я плохиш. Но изнасиловать малышку, что с готовностью и удовольствием прогибается под малейшее движение и ловит любое желание… Тут надо быть конкретным извращенцем. Это не ко мне, за такими специалистами туда, в погреб. Там места для всех интересующихся хватит…

Так, мысли явно растеклись не по тому древу, пора осаживать, иначе ни в какой лес я сегодня не пойду. Или пойду… но не один и Рьянга не считается.

Девочка страшно боится не потрафить, она вообще меня побаивается. Мальвина и Карабас Барабас, сцена первая, удаленная из сказки по этическим соображениям. Ну у нас-то не сказка. Как верно заметил мент Казанова: “Здесь вам не Чикаго. У нас пострашней будет.” Ну и не Италия, конечно, хотя иной раз полным Буратиной себя ощущаю.

Нет, у меня явный перетрах усугубленный предварительным глубоким недотрахом. Все-все, включаю голову…

Боится меня девочка, но самка, она и в Аренге самка, нашла самца, распробовала, оценила… и определила в защитники. Чего там голова маркует, телу пофиг.

—Брал?

—Брал.

—Понравилось?

—Да просто в восторге.

—Вот и защищай. Твоя теперь.”

Запал пропал. Прав Карлсон. Это все пустяки, дело житейское…

—Мне только об этих глупостях осталось переживать… Вернемся-ка к нашим коровам.

Странный звук, кухня и заморочки с загоном мгновенно вылетел из головы, а Лизу колыхнул отголосок сладкого ужаса и бесшабашной решимости, что захлестнули ее тогда, в коровнике, где она, стоя на коленях перед грозным Хозяином и Господином, мысленно воззвав к Богине-заступнице, глухо бухнула: “Ты должен…”.